Джульетта
Шрифт:
– Я в полном порядке, - буркнула я, нюхая кровь на пальцах.
– Твоя очередь идти первой. Вот, - ощупью сунула я зажигалку ей в руки.
– Иди, ломай ноги.
Пропустив Дженис вперед, я немного расслабилась и смогла наконец подумать о своих травмах, физических и душевных, пока мы дюйм за дюймом продвигались в неизвестность. Сбитые колени кровоточили, но ничто не могло сравниться с моим душевным состоянием.
– Джен!
– Я коснулась ее спины кончиками пальцев.
– Может, он не открыл мне свое настоящее имя, потому что хотел, чтобы я влюбилась в него за его качества, а не
Решив не обижаться на ее раздраженный стон, я продолжила:
– О'кей, значит, он утаил, что он Ромео, потому что ему меньше всего хотелось, чтобы какая-то въедливая виргитарианка раскрыла его инкогнито…
– Джулс!
– Дженис ощупью выбирала путь в полной опасностей темноте, и терпение у нее было на исходе.
– Когда ты перестанешь заниматься самоедством? Мы даже не знаем, настоящий он Ромео или нет. Учти, я все равно ему задницу наизнанку выверну за то, что он так с тобой обходился.
Несмотря на агрессивный тон, я в который раз удивилась, услышав в голосе сестры искреннюю заботу о моих чувствах. Неужели это что-то новое, или я просто не замечала раньше?
– Ты понимаешь, - продолжила я, - он ведь ни разу сам не представился Салимбени. Это я всякий раз… у-упс!
– Я чуть не упала и схватилась за Дженис, чтобы удержаться на ногах.
– Дай догадаюсь, - сказала она, щелкая зажигалкой, чтобы я увидела ее приподнятые брови.
– Он ни разу не сказал ничего об ограблении музея?
– Музей же ограбил Бруно Каррера!
– воскликнула я.
– Которого нанял Умберто!
– О нет, Джульетта, - засюсюкала Дженис, очень непохоже изображая Алессандро.
– Я не воровал палио Ромео. Кому нужна эта старая тряпка? Ой-ой, осторожнее с этим острым ножиком, не пораньтесь. Как вы его назвали?… Кинжал?
– Все было не так, - буркнула я.
– Милая, да он же тебе лгал!
– Дженис наконец выключила зажигалку и снова пошла вперед.
– Чем быстрее ты вобьешь это в свою маленькую Джульеттину головку, тем лучше. Чувств у него к тебе все равно ноль. Все это просто хитроумный план, чтобы добраться… Ай-й!
– Судя по звуку, она ударилась обо что-то головой, и мы снова остановились.
– Что это за зараза?
– Дженис несколько раз щелкнула зажигалкой, которая зажглась лишь на третий или четвертый раз, и увидела мои слезы.
Опешив от непривычного зрелища, через мгновение сестрица обняла меня с неуклюжей нежностью:
– Извини, Джулс. Пойми, я стараюсь облегчить тебе будущие сердечные страдания.
– Я же, по-твоему, бессердечная?
– Похоже, в последнее время ты неожиданно вырастила себе сердечко, - одобрительно ущипнула меня Дженис.
– Очень жаль, без него над тобой было смешнее прикалываться.
– Потрепав меня за подбородок липкой рукой, которая до сих пор пахла мокко и ванилью, сестрица продолжала более великодушно: - В любом случае это моя вина. Я должна была предвидеть, что этим кончится. У него же «альфа-ромео», в конце концов!
Не остановись мы на том месте при слабом огоньке опустевшей зажигалки, могли и вовсе не заметить отверстия в стене слева от нас. Дыра была всего лишь полтора фута шириной, но, насколько я разглядела, встав на колени и сунув голову внутрь, там начинался наклонный
туннель по меньшей мере тридцати - сорока футов длиной, вроде воздуховода в пирамиде, который наверху заканчивался крошечным полукруглым пятнышком голубого неба. Мне даже показалось, что я слышу шум транспорта.– Слава тебе, Мария!
– возликовала Дженис.
– Мы снова в игре! Иди первая. Красота уступает очередь возрасту.
Травмы и страх от передвижений по темному туннелю не шли ни в какое сравнение с клаустрофобией, охватившей меня, когда я ползла по узкой шахте и терла о камни и без того ссаженные колени и локти. Всякий раз, когда я, сжав зубы, подтягивалась вверх на полфута на мысках и кончиках пальцев, тут же съезжала вниз на несколько дюймов.
– Шевелись!
– зудела сзади Дженис.
– Два часа лезть будем, что ли?
– Что ж ты первая не полезла?
– огрызнулась я.
– Ты же у нас скалолаз хоть на балкон, хоть к черту в задницу!
– Пробуй так, - сказала она, поддерживая рукой мою босоножку на каблуке под подошву.
– Упирайся и отталкивайся.
Медленно и мучительно мы добрались до верха шахты, и хотя к концу она значительно расширилась, все равно воздуховод показался мне отвратительным местом.
– фу-у-у!
– сказала Дженис, оглядывая мусор, который люди накидали через решетку.
– Гадость какая… Это что, чизбургер?
– Ну, я даже не знаю… Если там есть сыр…
– Ой, смотри!
– Она что-то подобрала.
– Сотовый! Подожди… Нет, облом. Он разряжен.
– Если ты закончила копаться в мусоре, может, полезем дальше?
Буквально на брюхе мы проползли по помойке, слишком омерзительной для описания, и наконец добрались до вычурной крышки вертикального люка, отделявшей нас от поверхности земли.
– Где это мы?
– спросила Дженис, прижавшись носом к частой бронзовой решетке и разглядывая ноги спешащих по делам прохожих.
– Какая-то площадь. Огромная!
– Елки зеленые!
– вырвалось у меня. Я же видела это место много раз, правда, под другим углом.
– Это же Кампо!
– Я стукнула по крышке.
– Ого! Твердая.
– Эй! Э-эй!
– Дженис вытянулась, чтобы слышнее получилось.
– Меня кто-нибудь слышит? Есть здесь кто-нибудь?
Через несколько секунд недоверчивое юное личико с зелеными губами и рожком мороженого появилось за решеткой макушкой вниз.
– Чао!
– сказала она, улыбаясь, как в скрытую камеру.
– Меня зовут Антонелла.
– Привет, Антонелла, - сказала я, пытаясь вывернуть голову и встретиться с девочкой взглядом.
– Мы тут типа застряли. Ты не могла бы… найти кого-нибудь, кто поможет нам выбраться?
Через двадцать бесконечных минут Антонелла вернулась с парой голых ступней в мужских пляжных шлепанцах.
– Маэстро Липпи?!
– Я так изумилась, увидев моего друга художника, что у меня почти пропал голос.
– Здравствуйте, вы меня помните? Я спала у вас на кушетке!
– Конечно, я вас помню!
– просиял маэстро.
– Как поживаете?
– Кгхм… Вы не посмотрите, можно ли снять эту штуку?
– Я просунула пальцы сквозь частую решетку.
– Мы здесь вроде как застряли. А это моя сестра, познакомьтесь.