Единственная. Твоя

— Эй! — от возмущения она даже на ноги вскочила. — Ты! Обжора!

Но попытка пихнуть медвежье плечо закончилась полным провалом. Ловко сграбастав корзину, медведь развернулся к ней мохнатой попой.

А вот это уже наглость! Любава оббежала косолапого так, чтобы видеть его морду.

— Я их всё утро собирала!

Медведь смачно чавкал и стыдиться не спешил. Янтарные глаза жмурились от удовольствия, а корзина жалобно хрустела в когтистых лапищах.

Любава расстроено уселась рядом. Не отбирать же, в самом деле. Зверь ведь, охота полакомиться ягодкой.

— Хоть бы мне оставил, — вздохнула, разглядывая, как ловко медведь расправляется с добычей. — Хапуга.

Медведь даже корзинку выронил. И вдруг как фыркнет. Любава рот раскрыла от удивления. Понял ее? Быть не может!

А медведь встал, осторожно подпихнул ей корзинку и лизнул пальцы. Ещё и благодарит! Дрессировали его, что ли?

— Спасибо за тару, — вздохнула, забирая слегка обслюнявленное лукошко. — Девочки не поверят.

Зверь согласно кивал и лез носом под ладонь, требуя ласки. Тихонько фырчал и тёрся огромной башкой о плечо. Жмурился, фукал и все норовил пройтись языком.

Ну и как на такую плюшевую милоту злиться будешь? Любава с удовольствием запустила пальцы в густой мех и потрепала ухо. Медведь так и затарахтел. А морда довольная-я-я!

Ох, кто бы со стороны взглянул! Лохматая громадина ластится домашним котенком и все пробует то руку, то щеку поцеловать.

— Иди уже, Хапуга. Ой! — хихикнула, когда медведь осторожненько боднул в плечо. — А ты что думал? Мне теперь заново ягоды собирать.

Зверь встрепенулся. Ловко ухватил ее за край рукава и потянул за собой. Потакая любопытству, она пошла. Вот будет смеху, если ее к ягодам приведут…

Смеяться резко расхотелось, стоило под ногами раскинуться мучнисто-синему морю.

— О-го-о-о, — выдохнула, разглядывая крупную чернику, плотно облепившую кусты. — Да тут с одного куста — лукошко! А сам-то чего не ел? Листья мешают, что ли…

Бормотала, уже собирая раскинувшееся под ногами богатство. Плотные шарики застучали о дно корзинки. Не удержавшись, Любава кинула пару штучек в рот, и зажмурилась — ох, сладко!

— Держи, — набрала полную горсть и протянула топтавшемуся рядом мишке.

Шершавая лента языка прошлась по ладони. Щекотно так!

Дело пошло быстро. Она ела сама и кормила копавшегося рядом медведя.

А на душе прямо птицы щебетали. И солнышко так удивительно греет, и от золотистых стволов теплый смоляной аромат. Черника вкусная до невозможности, растекается по языку соком душистого лета, а рядом ходит воплощение опасности и силы, но вместо страха — одно лишь безграничное умиротворение. Век бы так просидела! Кормила медведя, объедалась черникой, а потом заснула у мохнатого бока, пьяная ароматом янтарной смолы и дикого меда. От Данияра пахло так же. Так бы и уткнуться в ямку между плечом и крепкой шеей. Вздохнуть свободно всей грудью и позволить уложить себя на мягкий мох. Почувствовать вес сильного тела и до капли выпить жадный поцелуй, покоряясь воле требовательных ласк.

Ягодка выпала из пальцев и потерялась в зеленой подложке. Любава моргнула, с трудом возвращаясь в реальность.

О, боги… Ей нужна вода, срочно! Ледяная!

Вскочила на ноги так быстро, что чуть корзинку не опрокинула. Полная уже! Когда успела?! Любава перевела потрясенный взгляд на медведя. Тот лежал чуть поодаль и смотрел так… До костей пробрало! Не умеют так звери!

Совершенно осмысленный человеческий взгляд опять сочился печалью.

— Я уже собрала все, — пробормотала, зачем-то показывая корзинку. — Сестра ищет, наверное.

Медведь поднялся и бесшумно скользнул под руку. Устроился так, словно предлагал опереться на загривок. Не раздумывая, Любава вплела пальцы в густой подшерсток. И зверь мягко двинулся обратно к капищу.

Надо будет расспросить у Дарьи про этого удивительного медведя. Нет! Не у нее, лучше у Рады. Она больше знает.

«Черная муть за окнами вспыхивала зарницей далекой грозы. Тонкий язычок свечи дрожал и метался, словно в закрытой наглухо комнате гулял сквозняк. По углам слышался шорох и тихий писк рассерженного домового.

Но голос Варвары не дрогнул — так и звенел стальной нитью:

— Помоги мне, ну! Чего тебе стоит?

Девушка упрямо топнула ногой, не спрашивая — приказывая сделать так, как она хочет. Хищно прищурилась, а щеки пекло жарким румянцем. Не то от душной погоды, а может, от ядовитой злости — отказать посмели! Еще и смеялись!

Сидевшая за столом женщина разом стала серьезной. Тонкий палец, как игла, угрожающе ткнул в ее сторону.

— Судьбу свою об колено сломать решила? Так она тебя по хребту…

— Ложь! — от гнева в ее голосе свеча заколыхалась сильнее.

Вытянулась к потолку ясным пламенем, освещая небогатую обстановку комнаты — деревянный стол, пучки трав по стенам, да печь — и чуть не потухла.

Дурной знак.

А женщина лишь головой качнула. Такие же синие, как у нее, глаза вспыхнули заревом силы.

— Ложь ты сама себе наплела да на шею удавкой закинула. Он на тебя и не смотрит даже… На веду! Значит, не твой…

— А это мы посмотрим!

Взметнув светлым каскадом локонов, Варвара выскочила за дверь.

Свежий, пахнущий грозой ветер толкнул обратно, словно пробуя остановить веду. Длинное платье облепило крутые изгибы девичьей фигуры и запуталось в ногах, но Варвара лишь отмахнулась — захочет, все равно по-своему сделает! В ней силы много!

Девушка медленно огляделась по сторонам. Но перед глазами стоял лишь один образ — сильный, крепкий мужчина, покоривший ее сердце одним лишь взглядом янтарных глаз.

О, как Данияр был прекрасен тогда, на празднике! Как шла ему льняная рубаха, как легко он обошел в силе и ловкости всех соперников! А его улыбка… Жарче зноя летнего на душе сделалось, стоило получить одну такую.

И теперь ей предлагали отказаться от благословлённого Богами мужчины? Ни за что! Только он один ее достоин, а остальные — слабаки!