Ефим Сегал, контуженый сержант

Через два дня в редакцию явилась заведующая парткабинетом Мария Георгиевна Щукина. Молча прошла мимо сотрудников в редакторский кабинет, по-хозяйски уселась за широкий стол, нажала на кнопку сигнального звонка.

Секретарь-машинистка, придя на зов, посмотрела на нее удивленно.

– Что вы так меня рассматриваете, Анфиса Павловна? Может, не узнали?

– Вы, Магия Геоггиевна, - чуть не поперхнулась Пышкина, - вы ведь пагткабинетом заведуете?

– Заведовала, - с нажимом уточнила Щукина.
– Отныне я, товарищ Пышкина, решением парткома, утвержденным горкомом ВКП(б), ответственный редактор нашей газеты. Попрошу вас сейчас же пригласить ко мне весь штатный состав редакции.

Увидев Щукину, восседавшую на редакторском месте, Ефим нервно вздрогнул: он давно знал и недолюбливал самоуверенную, нагловатую, мужеподобную даму. И вот -Боже ты мой!
– она его прямой начальник! Наваждение, не иначе... Какое отношение она имеет к журналистике?

– Так вот, дорогие товарищи, - забасила Щукина, тяжеловесно и грозно поднявшись над столом, - ставлю вас в известность о моем назначении на пост ответственного редактора. Прошу любить и жаловать, - Щукина обдала присутствующих холодом свинцовых, навыкате, глаз.
– Вы меня знали в качестве руководителя кабинета партийного просвещения. С редакторской работой я, может быть, не очень хорошо знакома, но я — коммунист! — Щукина стукнула увесистым кулаком о стол.
– И, стало быть, любое партийное поручение обязана выполнять.

«Ну да, - иронически подумал Ефим, - к примеру сочинить симфонию по заданию партии или высечь из мраморной глыбы второго царя Давида».

Щукина налила из графина в тонкостенный стакан воды, выпила его залпом, вытерла рукой влажные губы.

– Как тут да что было у вас при товарище Гапченко, - продолжала она, - не знаю и знать не хочу. Я враг мелкобуржуазного либерализма. На работе - прежде всего, единоначалие. Так нас учил товарищ Ленин, так учит товарищ Сталин, политбюро ЦК ВКП(б). Возражений по этому поводу не будет?

Многообещающий монолог Щукиной возмутил не только Ефима и Надю. И на лице Алевтины Крошкиной выразились недоумение и досада. Лишь новенький сотрудник, Жора Белоголовкин, смотрел на новое начальство с подобострастным почтением.

– Какие могут быть возражения?
– залепетал он срывающимся на фальцет тенорком.

– Правильно, товарищ...
– Щукина запнулась, забыла фамилию, - товарищ Жора. Не зря ты коммунист, не зря так часто брал у меня политлитературу. Молодец! Все бы так... Далее, - Щукина опустила свою тушу в кресло, - о самом главном. По мнению товарища Дубовой, к которому я целиком и полностью присоединяюсь, наша многотиражка за последние месяцы стала менее кляузной и более партийной. Это, безусловно, заслуга нашего парткома, лично товарища Дубовой. Так держать, товарищи! Так и глубже, по-ленински, по-сталински, только так!
– она опять крепко стукнула по столу.
– А то некоторые сотрудники редакции, - она выразительно глянула на Ефима, - многократно пытались превратить газету в вестник кляуз и средство шельмования руководящих кадров... К сожалению, товарищ Гапченко потворствовал таким левацко-оппортунистическим наскокам... Баста! Больше такого не будет!

«Вывод ясен, - подумал Ефим, - на пост главы газеты подобран не редактор, а тюремный надзиратель; дуэт Щукина-Дубова, при поддержке бездарной подпевалы Адамович, в самое короткое время окончательно угробит многотиражку». О том, чтобы ему столковаться со Щукиной, и речи быть не может. «Просто так, мадам жандарм, я вам все-таки не сдамся», - решил он.

– Может быть, у кого-нибудь есть ко мне вопросы, или имеются какие-нибудь пожелания или соображения, - прошу, пожалуйста, я демократка, - Щукина обнажила в улыбке крупные желтые неровные зубы.

«При всех ваших мощных опекунах, - подумал Ефим, - вы, мадам, уязвимы... Ну-ка, на первый случай, получите щелчок!» Он незаметно подмигнул Наде.

– У меня к вам вопрос, если разрешите...

Редакторша царственно кивнула.

– Я к тому, чтобы работать по-ленински... Вы, наверно, помните пожелание Владимира Ильича всей советской печати?

– Какое пожелание?
– насторожилась Щукина.

– «Поменьше политической трескотни, побольше деловитости».

Щукина вроде бы замерла, вперила в Ефима неподвижный тяжелый взгляд.

– Не понимаю твоего вопроса, Сегал, к чему он?

– К тому, что завет Ленина касается всех нас, - пальнул Ефим, - всех без исключения, и вас, и товарища Дубовой. Выпускать в свет нашу газету такой, как сейчас, беззубой и мелкотемной - значит начисто игнорировать ленинский наказ, то есть работать не по-ленински.

Надя незаметно, но энергично дернула Ефима за рукав. Поздно: глядя на покрасневшее вдруг рыхлое лицо Щукиной, он испытывал радость охотника, подстрелившего бешеную волчицу.

– Тэк-тэк, - процедила сквозь зубы Щукина, - тэк-тэк, любопытно. Давай, мели дальше, Сегал, ты это умеешь. Не зря о тебе такого мнения в парткоме и райкоме.

– Сейчас не обо мне разговор, о дальнейшей судьбе газеты... Так вот, будем мы придерживаться ленинского завета в повседневной работе или не будем?
– он с торжеством наблюдал, как самоуверенная партглыбина смешалась... Правда, ненадолго.

Она поднялась за столом, метнула на Ефима ненавидящий взгляд, крикнула:

– Хватит, Сегал, хватит вредной демагогией заниматься! Не тебе, беспартийному, учить нас, коммунистов, уму-разуму... Все, товарищи, совещание окончено, вы свободны, прошу по рабочим местам. А с тобой, Сегал, поговорим отдельно, — пообещала с угрозой.

Не слышал Ефим дальнейших слов Щукиной, летевших ему вдогонку. Вместе с Надей поспешно спускался по лестничным маршам Дома общественных организаций, вон из редакции. На улице - ветрено, морозно.

– «Карету мне, карету», - продекламировал он, нервно посмеиваясь.
– Знаешь, пойдем на завод, поговорим.

Они зашли в пустой Красный уголок сборочного цеха. Сели. Невесело помолчали.

– Нам, Надюша, надо упредить действия Щукиной, нечего ждать, как тот мужичок, когда гром грянет. Благоразумнее поберечься от щучьей пасти. Придется подыскивать работу в другом месте. Обоим.

– Где? Каким образом?
– возразила Надя.
– Тебе, наверно, легко будет устроиться в другой газете, ты - профессионал со стажем. А я? Репортер без года неделю, да еще студентка-заочница... И, по-моему, не стоит паниковать: Щукина не будет спешить с нашим увольнением, особенно с твоим. Ни ей, ни Дубовой, не выгодно расстаться с единственным квалифицированным журналистом. К тому же и осложнения могут возникнуть, я имею в виду юридические: ты - инвалид войны. Они постараются отделаться от тебя не сразу, спустят на тормозах. Посмотришь, примерно через полгодика подыщут подходящую замену, а за это время все обставят так, что ты сам рад будешь сбежать из редакции. Затем возьмутся за меня.