Ефим Сегал, контуженый сержант

– Дорогой товарищ Сегал! Хотите браните, хотите казните — комнаты вам пока не подобрали. Потерпите еще месячишко-другой, тогда уж наверняка...

– Наверняка снова обманете, — бесцеремонно вставил Ефим, - что ж, попробую поверить вам в последний раз.
– Он резко повернулся и вышел.

Беседа с Козырем состоялась в первый день возвращения молодоженов из отпуска. На второй день их постигла новая неприятность: соседка Нади по барачной комнате привела какого-то малого, объявила мужем и оставила на постоянное проживание.

– Как мне быть, Фима?
– спросила Надя удрученно.

– Ни тебе, а нам, - поправил Ефим, - выход теперь один: переберемся пока ко мне в общежитие.

– Да, но...

– Понимаю, я уже говорил тебе: в нашей большой комнате сейчас живет один пожилой мужчина, и он раза два в неделю работает в ночную смену, по графику. Остальные ребята не успели вернуться из отпуска, куда-то «повыходили замуж», - пошутил невесело.

Вечером Надя собрала свои скромненькие пожитки и отправилась с Ефимом в новое прибежище.

А в редакции царило безвластие. Гапченко отбыл в МВД, Адамович пребывала, по обыкновению, на больничном листе. К возвращению Ефима и Нади из отпуска личный состав редакции представляли Крошкина, Пышкина и новенький сотрудник - Жора Белоголовкин, демобилизованный молоденький лейтенант, на гимнастерке которого сиял орден Красной звезды. Воевал Жора, очевидно, неплохо, но в журналистике, как вскоре выяснилось, взять хотя бы один «редут» не умел...

На плечи Ефима сразу же навалился непомерный груз. Доставалось и Наде, его единственной толковой помощнице.

– А кто теперь подписывает газеты в свет? Кто читает полосы?
– спросил он Анфису Павловну.

– Твоя пгиятельница Дубова, - ответила та не без ехидства.

– Мда-с! — кисло улыбнулся Ефим.

– Вот тебе и «мда-с!», - передразнила Пышкина, - съел?.. Да, не забыть бы, она наказала: как только пгидешь из отпуска, явись к ней.

Дубова вскользь осведомилась, в добром ли он здравии. Не дожидаясь ответа, вперив в него пронзительный взгляд светло-зеленых глаз, спросила: - Позвольте поинтересоваться, почему вы не вступаете в партию?

– В партию?
– переспросил Ефим, не ожидавший такого вопроса.

– Именно, в нашу партию большевиков, - отчеканила Дубова.

Ефим припомнил: такой же вопрос задавала ему и Горина. Ответить прямо, как тогда, он теперь не мог - собеседница не та. Лгать не хотел, ответил дипломатично:

– Я полагал, Марфа Степановна, что вы пригласили меня поговорить о делах редакционных. А членство в партии, наверно, мое личное дело, по крайней мере к моей работе в редакции отношения не имеет.

– Не-ет, ошибаетесь, Ефим Моисеевич, - Дубова по-рысьи сверкнула глазами, - ваша беспартийность прямо касается занимаемой вами должности ответственного секретаря, особенно в настоящее время: редактор - коммунист Гапченко уволился, заместитель - коммунист Адамович подолгу болеет. Нового редактора мы пока не подобрали. Ситуация в редакции сложилась чрезвычайная: беспартийный товарищ Сегал фактически руководит партийной газетой! Допустимо ли это?

Ефим пожал плечами.

– Недопустимо!
– Дубова хлопнула ладонью о стол.
– Поэтому предлагаю вам быстренько заручиться рекомендациями и подать заявление о приеме вас кандидатом в члены ВКП(б). Просьбу вашу удовлетворим. Не мешкайте, оформляйте документы. Договорились?

– Рысьи глазки сузились, колко поглядели на Ефима.

– Я подумаю, - ответил он

– Что ж, подумайте, подумайте, да не мешкайте... Так-с, с этим вопросом покончено. Поговорим о планах ближайших номеров газеты.

С тоской и досадой слушал Ефим некомпетентные, но самоуверенные наставления заместителя секретаря парткома. Чуть ли не через каждое слово она подчеркивала железным голосом:

– Помните, все материалы, предназначаемые для печати, должны отличаться высокой большевистской принципиальностью. Последовательно, день за днем, месяц за месяцем, надо показывать авангардную роль коммунистов на производстве, всегда и везде. Вам ясно?

– Вполне.

– Что же касается беспартийных стахановцев, - продолжала поучения Дубова, - то их надо освещать в печати как идущих вслед за коммунистами.

– И, - вставил Ефим в тоне партийных наставлений, - выполняющих свой патриотический, стало быть, тоже партийный, долг.

Дубова замолчала, с удивлением уставилась на Ефима.

– Именно это я и хотела сказать. Как вы догадались, Сегал?

– По логике вещей, Марфа Степановна.

А логика его была очень проста: он вспомнил сравнительно недавний инцидент в этом кабинете, когда партсекретарша распекала его и Гапченко за отсутствие в очерке Сегала слов о партийном долге. По-видимому, Дубова об этом успела забыть. «А что если высокоидейную даму спешить с объезженного конька - хоть на раз лишить привычки проповедовать партийные догмы, хоть на минуточку заставить думать?
– озорно прикинул Ефим.
– Попробовать, что ли?»

– Разрешите, Марфа Степановна, кое о чем вас спросить.

Дубова согласно кивнула.

– Как секретарь парткома по идеологическим вопросам вы требуете систематически показывать в нашей многотиражке авангардную роль партийцев на всех участках производства.

– Верно, - подтвердила Дубова.

– Но я могу привести десятки примеров, когда беспартийные рабочие трудятся лучше своих партийных товарищей. Кому в таком случае принадлежит авангардная роль?
– Ефим замолчал в ожидании ответа.

Учуяв подвох, Дубова начала сосредоточенно барабанить рыжими пальцами по столу, потом подняла рысьи глаза на Ефима, покачала головой:

– Не понимаю вас, Сегал, поясните свою мысль.

– По-моему, я выразился доходчиво, но если вы настаиваете, пожалуйста... Вот, к примеру, во втором механическом есть передовая бригада слесарей, вы, наверно, знаете Юрия Иванова. Он беспартийный, восемнадцать членов его бригады - тоже. Получается: полностью беспартийная бригада - лучшая не только в цехе, но и на заводе. В том же цехе бригада во главе с коммунистом Тереховым постоянно отстает от бригады Иванова. У кого в данном случае авангардная роль? Если я как журналист припишу ее Терехову, то вместе с нашей газетой окажусь лжецом и фальсификатором. Как быть в этом случае?