Его Медвежество и прочие неприятности
Шрифт:
Ее комната была красивой. Золотистое дерево и глубокие синие тона. Белоснежная шкура под ногами и широкая кровать с периной более или мене приемлемой жесткости. Камин растоплен, на столике вазочка с фруктами и пирожными, которую ей вдруг принесли без всяких требований, но все равно неуютно! Не хватает чего-то… большого. Кого-то… Почувствовать крепкую хватку на талии, спиной опереться на твердую, как камень, грудь. И тревога опять вернулась, лишая сна.
– Дорис, достань, пожалуйста, плащ. И ложись без меня.
Женщина замолчала, а Мари замерла в своем уголке.
–
– Мне нужно.
И служанка промолчала. Точно так же, как в те несколько вечеров, когда Валерия принимала приглашения на «ужин». Провожала необычно внимательным взглядом, но больше не пыталась остановить ее припадком истерики.
– Я провожу лэрди сама, - остановила подхватившуюся Мари, - и вернусь.
Особняк де Нотберга был куда меньше замка, зато уютнее. Но ее не интересовали ни картины на стенах, ни вазы в углах.
– Вам следует объясниться с викнетом на балу, госпожа, - тихо-тихо произнесла Дорис, пока они миновали центральную лестницу, - не стоит вводить любящее сердце в заблуждение.
Ведро дегтя без бочки меда – Валерия даже примерно не представляла, как будет выкручиваться.
– Непременно, Дорис.
Дверь была открыта. В этом особняке не было замков, запирающихся ключкольцами – пластины от кристаллов слишком редкое удовольствие.
Бьерн стоял у стола, раскладывая по шуфлядам вещи из небольшого дорожного ларца.
– Вам не хватило воды, моя лэрди? Или приказать положить под перину досок? – бросил, не поднимая голову.
Большие руки ловко распределяли вещи по своим местам. Он мог согнуть пальцами подкову или разорвать кожаный ремень, а мог бережно удерживать чашку из самого тонкого фарфора.
И эта контрастность будоражила.
– Прикажите положить на перину Вас, - облизнула пересохшие губы. Голос сел до легкой хрипотцы.
Его взгляд обжег, подстегивая дремавшее в крови желания. Легкий прищур янтарных глаз - и колени слабеют, а в голове картинки двадцать один плюс.
Бесшумный, как хищник, лэрд двинулся в сторону своей жертвы, которая сама просилась к нему в пасть. Сейчас подхватит на руки и прижмет к стене. Или бросит на кровать, с треском стаскивая платье и разворачивая спиной к себе…
Последний свободный вздох и железный обруч объятий лишил опоры под ногами. Жадные губы перекрыли доступ воздуха, вовлекая в первый дикий поцелуй. Голодный и нетерпеливый, как и все до него, но единственный, в котором она ощутила горечь. И почти до физической боли захотела стереть ее.
– Мой… лэрд… - слова комкались в стоны, - хочу…
Нет, не на постель! Толкнув в широкие плечи, она выгнулась сквозь недовольное рычание, разъединяя их губы. И, предупреждая гневную фразу, которая уже сверкала в потемневших глазах, торопливо произнесла:
– Разрешите… раздеть Вас.
Потому что сейчас им обоим было нужно другое. Не сжигающая страсть, переполненная жесткими толчками и стонами в подушку, иначе слышал бы весь замок. Не почти животная близость, которая когда-то в другой жизни вызвала бы только протест, не…
Она перестала
думать, когда ткань рубашки поползла вверх, и мужчина послушно поднял руки позволяя обнажить самый роскошный торс на свете. О, Творец! Валерия обожала каждую его частичку. От кончиков сильных пальцев до последнего завитка волос на широкой груди. А эта шея…И она сделала то, о чем мечтала все эти ночи. Прижалась губами, прокладывая цепочку поцелуев к проступающей яремной впадинке. Протяжный вздох стал ей наградой. Да, большой сладкий Мишка. У твоей жены способ заставить мужа выкинуть из головы тот черный комок претензий и презрения, что умчался в невозможно дорогом экипаже. Скатертью дорога! А ее дорога иная и лежит вниз…
Пальцы распутали шнуровку на груди. Под затуманенным взглядом янтарных глаз Валерия отступила на полшага и стянула платье. Рывками и не эротично, но вместо холода кожу облизнул жар, стоило лишь посмотреть в потемневшее от напряжения лицо.
– Иди ко мне, - даже сейчас он приказывал.
И как бы ни хотелось, но у нее были другие планы. Переступив через ткань, она скользнула в мужские объятья.
Сначала он не поверил. Валерия поняла это по замершему дыханию, когда губы миновали перекаты грудных мышц, перед этим окропив их россыпью поцелуев.
– Лэрди!
Схватил за плечо, но не остановил. Весь замер, предчувствуя то, чего Валерия отчаянно хотела впервые за всю свою жизнь - ту и эту.
Порхая пальцами и губами по горячей коже, она рисовала карту из поцелуев и поглаживаний. Пробежалась языком по неровному рубцу на правом боку, потерлась щекой о шёлковую дорожку волос…
Резкий, почти болезненный вздох обрушился сверху, когда она коснулась спрятанного под тканью бугра. Как никогда ненавидела шнуровки, и пальцы дрожали от нетерпения, но еще несколько секунд и она сама давилась воздухом.
Большой мальчик… Толстый ствол перевит выступающими венами и наверху блестит капелька смазки. Пальцев не хватает, чтобы обхватить его весь, и можно забыть о попытке взять в рот больше, чем две трети.
Крепче обхватив напряженную плоть, она накрыла губами бархатную головку.
– Аллелия!
Волосы зажало до легкой боли. А она постанывала от удовольствия, облизывая и лаская своего мужа. Между ног текло и, наверное, шкура под ней промокла, но мужчина с широко расставленными ногами и стонущий ее имя был важнее собственного удовольствия.
Давление на затылок усилилось. Бьёрн сам подкидывал бедра, толчками проникая глубже. Ну же, еще немного, еще чуть-чуть… Плотно обхватив мужчину губами, Валерия скользнула рукой к поджавшемуся мешочку плоти и посмотрела вверх.
– М-м-м!
Она чуть не захлебнулась тем потоком, что хлынул в рот. Едва спрятала зубы, почувствовав его уже горлом. Комната тонула в мареве выступивших слез, но она удерживала взгляд распахнутых янтарных глаз, пока последняя капля не очутилась у нее.
И больше всего на свете ей хотелось запустить пальцы между ног в несколько движений достигая пика, но Валерия отстранилась, как художник любуясь только что сотворенной картиной.