Его турецкий роман
Шрифт:
Тем не менее, просить у Нади прощенья он не стал. Но почувствовал, что краснеет.
– Ее нет. Она… на другом краю света.
– Тоже сбежала от тебя в Америку?
– Нет, она отдыхает в Таиланде.
Надя сделала гримаску и промолчала.
– Ее нет, - повторил Пругов.
– И, наверное, вообще больше не будет.
– Почему?
Потому, что я встретил тебя, мог сказать Пругов, но не сказал.
– Выпьешь что-нибудь?
– предложил он.
– Кофе.
– Со сливками и три кусочка сахара?
Надежда подняла на него удивленные глаза.
"Какие же они синие!", - подумал
– Почему три? Тут только два дают, - возразила Надежда.
– Это в аэрофлоте дают два кусочка в обертке, здесь можно брать сколько хочешь.
– Тогда мне один кусочек и никаких сливок. Я всегда пью черный.
Когда он вернулся с двумя чашечками кофе, Надя курила.
– Угостишь мужчину сигареткой?
– пошутил он.
– У тебя и сигареты украли?
– Ага. Вместе с зажигалкой.
– Кури.
– Надя подвинула в его сторону пачку.
– Не жалко. А почему Пругов? Ведь ты - Костров.
– Ха!
– Пругов попытался сымитировать смешок Надежды, но вышло коряво.
– Извини, что не предупредил. Я же не предполагал, что ты будешь меня разыскивать.
– Мог бы предположить, - обиделась она.
– Я как дура спрашиваю у портье: в каком номере проживает господин Костров? А он мне: у нас таких нет. А уже решила, что перепутала название отеля. Может, не
"Гранд Стар", а "Голд Стар"? На этом побережье и тот и другой имеются. Хорошо, догадалась взять с собой… - Надя потянулась за сумкой, стоящей у ног и поставила ее на колени, вытащила из сумки книгу.
– Вот. Твоя фотография. Я - молодец, правда?
"Мой последний роман. Не тот, естественно, что у редактора.
Последний изданный, который совсем недавно появился на прилавках".
– Молодец, - с улыбкой на лице согласился Пругов.
– Ты даже не представляешь себе, какая ты… молодчина!
– Так о чем ты забыл меня предупредить?
– напомнила Надежда.
– Костров - мой литературный псевдоним. А по жизни и по паспорту я - Пругов.
– Вот как? А почему ты печатаешься под чужой фамилией? Почему не под своей? Разве Пругов плохо звучит?
– Костров тоже моя фамилия. Отчасти. Если не по закону, а по совести.
– Как это?
– Кострова - девичья фамилия моей мамы, - стал объяснять Пругов.
– Мама умерла в ту минуту, когда я появился на свет. Она умерла, дав жизнь мне. Я рассказывал тебе.
– Помню.
– Получается - я живу вместо нее. А значит, имею право иногда называться ее фамилией.
– Да?
– Надя подняла искусно выщипанные брови вверх, потом нахмурила их и задумалась.
Пругов закурил и взял в руки свою книжку. На задней стороне обложки было его фото. Он сидел в полутьме кабинета на своем жестком рабочем кресле, руки зависли над клавиатурой ноутбука. В зубах сигарета, дым тонкой струйкой тянется вверх. Лицо какое-то злое - это от морщин, резко падающих от крыльев слегка горбатого носа на края широкого подбородка. И от напряженного взгляда в пустоту. И от мускулистых залысин. Нет совершенно ничего, что может понравиться молодой женщине. Урод, да и только! Мефистофель облезлый!
– Наверное, ты прав, Андрюша, - задумчиво произнесла Надя.
– У каждого из нас две фамилии. А иногда и больше.
– Пругов тоже хорошая фамилия, - сказал он.
– Мой отец - порядочный и довольно заслуженный человек.
И эта фамилия - Пругов - довольно часто встречается в технической литературе. Вот там она совершенно уместна. Отец сделал свою фамилию известной, а я делаю известной фамилию мамы…Кроме того, есть еще такое понятие, как звучность фамилии писателя. Костров. Красиво и звучно. А Пругов…, тоже звучно и тоже красиво, но мне кажется, что в этой фамилии есть какая-то… упертость.
Надя улыбнулась и, потянувшись через столик, беззастенчиво пощупала его бицепс:
– Я бы сказала - упругость.
Пругов тоже улыбнулся.
– Я знаю одного писателя. Настоящая его фамилия - Костратис.
– Грек?
– Русский писатель с литовскими корнями. Фамилия Костратис вызывает определенные ассоциации. В русской разговорной речи "о" часто произносится, как "а", а потому, слышится "Кастратис".
Ассоциация со словом "кастрат". Согласись, для русского слуха не очень благозвучная фамилия.
– А какой была фамилия его мамы?
– Честно сказать - не знаю…Костратис хотел взять псевдоним
Костров…
– Такой же, как у тебя?
– …но поскольку я под этим именем к тому времени уже опубликовал пяток романов, подобное совпадение было бы несколько…
Ну…, Костратиса могли бы не так понять. Тогда он стал Огневым.
– Огневым!? А я знаю! Я читала!
– по-детски возликовала Надя, захлопав в ладоши.
– Он довольно известен.
– Но пишет всякую ерунду. Не люблю мистику.
– Эта мистика называется фэнтези.
– Да знаю я. Не так сказала.
– И поправилась: - Не люблю фэнтези.
Сказки это. И не понятно для кого написаны - для взрослых или для детей? Колдуны всякие, супермены с мечами и арбалетами. Е-рун-да!
…Ой! Я опять критикую, а ведь Огнев - твой приятель.
– Нет. Приятелем я его не могу назвать. Мы с Огневым-Костратисом просто коллеги. Как и с Донцовой. Я даже не читал ни одного его произведения.
– Почему?
– Надя взглянула на Пругова такими наивными, как у ребенка глазами, что ему стало весело, и он ощутил очередной прилив нежности.
– Не люблю мистику.
– Фэнтези, - поправила его Надежда, и они вместе расхохотались.
Проходящая мимо группа немцев не обратила на их хохот никакого внимания - они разговаривали громче, чем смеялись Пругов с Надеждой.
По-видимому, немцы шли в ресторан.
Пругов посмотрел на часы.
– Кстати, время-то обеденное. Ты наверняка только завтракала.
– Угу.
– Хочешь есть?
– Угу. Только меня в вашем ресторане обслуживать не будут. У меня браслет другого цвета.
– Я возьму, все, что ты попросишь сам и принесу, а ты займешь место и будешь его сторожить, - предложил Пругов.
– Никто не заметит.
– Нет, это обман.
– Надя категорически отвергла его предложение.
– Тогда выйдем из отеля и перейдем дорогу. Там есть ресторанчик и в нем подают шикарный денэр кебаб и еще более шикарную пастирму.
Надеюсь, ты не виготерианка? Мясо ешь?
– Еще как! Но, в такую жару - мясо?
– А что такого? Но если ты не хочешь мяса, возьмем лепешки с сыром или с картошкой. Забыл, как они называются по-турецки.