Его турецкий роман
Шрифт:
– Хохлома какая-то.
– Точно, что-то вроде этого. Пошли.
Кехлеме готовили на заднем дворе ресторана под навесом в виде шатра. Посетителей не было ни одного; точно такой же шатер стоял на территории отеля, и там отведать этих лепешек с начинкой можно было бесплатно - все включено. Молодая улыбчивая турчанка, сидящая на подушке у специальной печи ни бельмеса не понимала - ни по-русски, ни по-английски, но была - само очарование. Пругов начал объяснять ей на пальцах, какую начинку надо положить в лепешки и сколько порций этого популярного в Турции блюда сделать, предварительно решив
– Тебе сколько и с чем?
– Одну лепешку с картошкой, одну с сыром. Нет, лучше две с картошкой. А ты какие будешь?
– Я с сыром, - улыбнулся Пругов.
– Две или одну?
– Думаю, одной мне будет мало.
– Тогда я тоже с сыром. Нет, давай мне все-таки с картошкой. Или так - три с картошкой, три с сыром.
– А ты не лопнешь, деточка?
– шутливо спросил Пругов; беззастенчиво и нагло он украл эту глупую, но смешную фразу из телевизионного рекламного ролика.
– Я ж не одной себе, я для нас обоих!
– не приняла его шутку
Надя. Но не обиделась: - А что? Шесть штук на двоих - нормально.
Если свою порцию не осилишь, я доем.
Пругов сделал заказ, нацедил в два пластиковых стаканчика айрана из автомата, гудящего в углу, и направился к ожидающей его Надежде.
– Видать, ты слабо позавтракала, - с улыбкой предположил он, протягивая ей стаканчик, и уселся рядом на жесткие подушки, стоящие по периметру шатра.
– А я сегодня вообще не завтракала, - ответила она и залпом осушила полстакана.
– Вкуснотища!
– Аппетита не было?
Надя промолчала.
Турчанка ловко раскатывала длинной тонкой палочкой, выполняющей функцию скалки, кусочек теста, превращая его в тончайшую лепешку.
Наблюдать за ее манипуляциями с тестом было интересно. Девушка была смуглая, как, впрочем, и все здешние девушки, маленькая и кругленькая, похожая на хорошо пропеченную сдобную булочку. Ее почти детские темные ручки, припорошенные мукой, управлялись с тестом быстро и уверенно. Она ловко подхватывала тонкую лепешку, переворачивала ее на другую сторону и раскатывала. Подхватывала, переворачивала и снова раскатывала.
– Эта турчанка похожа на сдобную булочку, - тихо сказал Пругов
Наде на ухо.
– Не находишь?
– Я ревновать буду, - так же тихо ответила Надежда и замерла, ощутив его горячее дыхание за ухом.
Пругов увидел тонкую голубую жилку, бьющуюся на Надиной шее, не удержался и нежно прикоснулся к жилке губами. Надя не отстранилась, только положила ладонь на его руку и сказала:
– Она на нас смотрит.
Турчанка и правда, изредка бросала на Пругова и Надежду заинтересованные взгляды. Наверняка подобные картины ей приходилось видеть часто. Но все равно - ей было интересно исподтишка наблюдать за ними. Наверное, гадает, подумал Пругов, как это рядом с таким старым и страшным оказалась такая молодая и красивая. Не иначе как из-за денег. А и, правда, как?
– Наденька…
– Что, Андрюшенька?
– Ты не представляешь…
– Как ты рад, что я тебя нашла?
– Ты читаешь мои мысли?
– Нет. Мысли я читать не умею. Просто, я тоже рада, что снова вижу тебя. А то, что рад ты…, тут и мысли читать необязательно. Ты все время
улыбаешься, и у тебя глаз горит.– Ясно. Я похож на идиота, - сокрушенно констатировал Пругов.
– На идиота ты совершенно не похож, - возразила Надежда.
– Ты похож на мою мечту. Нет, ты и есть моя мечта. Уже целых пять лет.
– Пять лет?
– Именно тогда, пять лет назад я прочла твою первую книжку. Не первую, которую ты написал, а первую, которая попала мне в руки. Она называлась… неважно, как она называлась. В той книге не было твоей фотографии. Я стала читать, и мне понравился главный герой.
Следователь…
– Шатохин, наверное, - предположил Пругов.
– Макс Шатохин - главный персонаж нескольких моих романов. Девятнадцати, если точно.
– Да, Шатохин. Я читала, читала и вдруг подумала, что это он пишет, Шатохин. Что это он пишет о себе. Что ты пишешь о себе. И подумала, он - это ты. Я читала и представляла себе Шатохина, то есть тебя. И ты знаешь…
– Нет, не знаю.
– …Потом я попросила, и муж купил мне еще одну книгу Андрея
Кострова. На этой книге была твоя фотография. Я не поверила своим глазам, когда увидела. На фотографии был мой Шатохин. Тот, которого я представила. Один в один. Скажи, он - это ты?
Пругов улыбнулся.
– Отчасти. В каждом из литературных героев есть что-то от автора.
По-другому не бывает.
– И в отрицательных персонажах?
– И в отрицательных. В них даже больше.
– Как так? Почему?
– О добре писать легче. Добро всегда понятно и недвусмысленно и оно всегда на виду. Даже если не сразу его видишь, потом понимаешь: это было добро. А со злом все намного сложнее. Оно прячется в глубинах человеческой души и ждет своего часа, чтобы вдруг выскочить и показать себя. А чью душу, как не свою собственную, лучше всего знает человек? Вот и приходится писателю отображать на бумаге свои черные мысли и преступные желания…А иногда зло маскируется под добро. Его надо выявлять…
– Не понимаю!
– Надя замотала головой.
– Что ты не понимаешь?
– Ты хороший человек. Я знаю это, потому что чувствую. А ты сейчас сказал, что пишешь своих преступников с себя. Если бы ты был плохим, а притворялся хорошим, я бы знала.
Пругов улыбнулся:
– В каждом человеке есть его светлая и черная сторона. Как доктор
Джекил и мистер Хайд.
– А это что за господа?
– У Роберта Льюиса Стивенсона есть такая повесть…
– Стивенсон - это, который про остров сокровищ написал?
– Да, тот самый. Так вот… Но я вижу, что первая порция лепешек уже готова. Один с сыром, один с картошкой. А об "этих господах",
Джекиле и Хайде, я тебе в другой раз расскажу. Ведь у нас с тобой еще вся жизнь впереди. Сорок лет.
– Это как минимум, - улыбнулась Надежда.
Минут пять из последующих сорока лет их рты были заняты едой. А к тому времени, когда они съели первые две штуки, подоспели вторые - горячие, обжигающие. Пятую и шестую лепешки-кехлеме они взяли с собой - Надя явно преувеличила свой аппетит и не учла реальных размеров желудка.
– Куда пойдем?
– спросил Пругов, когда они вышли из шатра.
– Ко мне в апартаменты?