Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 3
Шрифт:
Грей не стал этого отрицать.
"Кому-то во Франции очень хочется разыскать человека по имени Клодель Фрейзер,"- сказал Артур, и вопросительно поднял бровь. "Любая идея, кто это может быть?"
"Нет," - сказал Грей, хотя, разумеется, проблеск идеи у него был. "Любая идея - кто хочет его найти, и зачем?"
Норрингтон покачал головой.
"Не знаю, зачем,"- откровенно признался он. "И, тем не менее, думаю, это может быть знатный французский дворянин."
Он снова открыл папку и принялся осторожно удалять с прикрепленной к ней сумочки две восковых печати - одна треснула чуть не пополам, другая в основном осталась целой.
"Я не нашел еще никого, кому они были бы знакомы,"- сказал Норрингтон, осторожно ткнув в одну из семи печатей пухлым указательным пальцем. "А вы, случайно?"
"Нет,"- сказал Грей, и в горле у него пересохло. "Но вы можете посмотреть в материалах о бароне Амандене. Уэйнрайт при мне упоминал это имя - как связанное с ним лично."
"Аманден?" Норрингтон выглядел озадаченным. "Никогда о таком не слышал."
"Как и никто другой."
Грей вздохнул и поднялся на ноги. "И я уже начинаю себя спрашивать, существует ли он на самом деле."
***
ОН ВСЕ ЕЩЕ ЗАДАВАЛ СЕБЕ этот вопрос, когда направлялся к дому Хэла.
Барона Амандена могло не существовать вовсе; это мог оказаться только фасад, маскирующий интересы персоны, куда более заметной.
Если же все так и было... дело на глазах становилось одновременно и более запутанным, и более определенным; однако, даже не зная, кто за всем этим стоит, он понимал - Перси Уэйнрайт был единственным, кто мог бы хоть что-то в нем прояснить.
Ни в одном из писем Норрингтона ни разу не упоминалась Северо-Западная территория, не содержалось ни намека на предложения, которые Перси перед ним поставил. Хотя это было не удивительно; было бы крайне опасно доверить такого рода информацию бумаге, хотя, разумеется, ему было известно - раньше шпионы частенько и не такое проделывали.
Если Аманден действительно существовал и был непосредственно вовлечен в дело, то, по-видимому, человеком он был и разумным, и осторожным.
Итак, в любом случае, он должен будет рассказать Хэлу о Перси. Возможно, тот сам может что-то знать об Амандене, или сумеет что-нибудь выяснить; у Хэла во Франции было немало друзей.
Мысль о том, что придется все рассказать Хэлу, внезапно напомнила ему о письме Уильяма, о котором во время своих утренних интриг он почти позабыл.
Он решительно засопел.
Нет. Брату о нем он упоминать не станет, пока не представится возможность поговорить с Дотти с глазу на глаз. Возможно, он сумеет как-нибудь исхитриться и перекинуться с ней словцом, договорившиь встретиться с ней где-нибудь позже.
Однако, когда Грей прибыл в Аргус Хаус, Дотти дома не оказалось.
"Она сейчас на одном из музыкальных вечеров у мисс Бриерли," - сообщила ему его невестка Минни, когда он учтиво осведомился, как дела у его племянницы и крестницы. "В эти дни она стала такой общительной! Ей будет очень жаль, что вы с ней разминулись."
Минни привстала на цыпочки и расцеловала его, вся сияя. "Как чудесно видеть вас снова, Джон."
"И я рад тебе, Минни,"- сказал он, ничуть не покривив душой. "Хэл дома?"
Она выразительно закатила глаза в потолок.
"Он всю неделю провалялся дома с подагрой. Еще неделя, и я подсыплю ему яду в суп!"
"Ах..."
Это только укрепило его решение не говорить с Хэлом о письме Уильяма.
Хэл
и в хорошем-то настроении был способен запугать закаленных солдат и профессиональных политиков до полусмерти; но Хэл захворавший...Похоже, именно потому Дотти сейчас благоразумно отсутствовала.
Но, даже если это не так, его новости вряд ли способны улучшить Хэлу настроение - в любом случае, подумал он.
Со всеми возможными предосторожностями Грей тихонько толкнул дверь в кабинет Хэла; всем известно, что братец имел скверную привычку бросаться вещами, когда капризничал - и ничто не раздражало его больше, чем телесные недомогания.
Как бы то ни было, сейчас Хэл спал, ссутулившись в кресле перед камином, с забинтованной ногой, лежавшей перед ним на стуле.
В воздухе плавали запахи каких-то сильных и едких лекарств, перекрывая ароматы горящего дерева, топленого жира и черствеющего хлеба. Рядом с Хэлом на подносе стояла тарелка остывшего супа - он к нему даже не притронулся.
Возможно, Минни уже осуществила свою угрозу, с улыбкой подумал Грей.
Кроме него самого, да, пожалуй, их матери, Минни была единственным человеком на свете, который никогда не боялся Хэла.
Он тихо присел, стараясь не разбудить брата.
Хэл выглядел больным и усталым, и, по сравнению с обычным, сильно похудел - он и так-то был тощим от рождения, начнем с этого. Но выглядел от этого не менее элегантно - даже одетый в бриджи и заношенную льняную рубашку, с голыми ногами и какой-то дурацкой шалью на плечах,- все равно, в его лице ясно были видны черты, красноречиво свидетельствовавшие о жизни, проведенной на полях сражений.
Сердце у Грея защемило от мгновенной и неожиданной нежности, и он подумал - в конце концов, так ли уж необходимо беспокоить Хэла своими новостями? Но он не мог рисковать тем, что Хэл сам может внезапно столкнуться лицом к лицу с фактом безвременного воскрешения Перси; он должен был его предупредить.
Прежде, чем он смог решить, уйти ему или остаться, Хэл резко открыл глаза.
Они у него были ясные и живые, того же светло-голубого цвета, что и у самого Грея, и без малейших признаков сонливости или рассеянности.
"Ты вернулся,"- сказал Хэл, и улыбнулся ему с братской любовью. "Налей-ка мне бренди."
"Минни говорит, у тебя приступ подагры,"- сказал Грей, взглянув на ноги Хэла. "Эти шарлатаны не говорили тебе, что с твоей подагрой нельзя принимать крепких напитков?" Но, тем не менее, поднялся на ноги.
"Говорили," - сказал Хал, подтянувшись в кресле в вертикальное положение и сморщившись оттого, что движение потревожило ногу. "Однако, судя по твоему виду, ты собираешься сообщить мне нечто такое, после чего мне это будет совершенно необходимо. Лучше принеси графин."
***
НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ СПУСТЯ, когда он покинул Аргус Хаус - уклонившись от приглашения Минни остаться на ужин, - погода уже существенно испортилась. В воздухе повеяло осенним холодком; поднялся порывистый ветер, и он уже чувствовал на губах привкус соли - следы плывущего к берегу морского тумана. В такую ночь хорошо оставаться дома.
Минни извинилась, что не может предложить ему экипажа, потому что на нем в свой вечерний салон укатила Дотти. Он утешил ее, заявив, что пешая прогулка его вполне устроит, поскольку помогает ему думать.