Эхо в Крови (Эхо прошлого) - 3

"О, даже так?"- сказал он, позволив скептицизму, который сейчас испытывал, ясно прозвучать в его голосе. "Но почему?"

Она моргнула дважды, очень быстро.

"Вы спрашиваете - почему?"

"Да, почему?"- повторил он терпеливо. "Что такого вы нашли в характере Уильяма - или в его наружности, я полагаю,"- добавил он честно, потому что для молодых женщин не считалось большой заслугой судить о чертах мужского характера, -"что именно привлекает вас, чтобы так желать брака с ним? И весьма поспешного брака, смею заметить."

Он был почти готов увидеть, как в одном из них, или в них обоих развивается влечение - но к чему была такая спешка?

Даже если Уильям боялся, что Хэл решится принять предложение виконта Максвелла, сама Дотти уж никак не могла пребывать в иллюзии, что ее заботливый отец может заставить ее выйти замуж за кого-нибудь против ее воли.

"Ну, мы с ним любим друг друга, разумеется!"- сказала она, хотя и с довольно неопределенной ноткой в голосе - для такой теоретически пылкой декларации.

"Что касается его - его характера... Дядюшка, вы же его собственный отец; конечно, вы не можете пребывать в неведении относительно его... его... интеллекта!" Она победоносно произнесла это слово.

"Его доброты, его чувства юмора ..."- она все больше набирала скорость -"...его деликатности..."

Теперь настала очередь лорда Джона заморгать.

С одной стороны Уильям, несомненно, был сообразительный, добродушный и вполне разумный индивид - но "деликатный" совсем не то слово, что сразу приходило на ум, когда вы его оценивали.

С другой - дыра в обшивке столовой его матери, через которую Уильям ненароком вышвырнул товарища во время совместного чаепития, еще не была отремонтирована, - и этот образ был еще свеж в памяти Грея.

Возможно, в компании Дотти Вилли вел себя более осмотрительно, но все же...

"Он просто образец джентльмена!"- декламировала она с энтузиазмом - так, что у нее даже стала заметна щелочка между зубами.

"Да одно его появление... ну, разумеется, он вызывает восхищение у каждой женщины, которую я знаю! Такой высокий, с такой импозантной наружностью, и фигурой... "

С видом клинической беспристрастности он отметил, что, касаясь наиболее примечательных характеристик Уильяма, она никоим образом не упомянула его глаз. А ведь кроме его роста - которого трудно было бы не заметить, - глаза, вероятно, были самой поразительной его чертой; глубокие, ярко-синие, и совершенно необычной формы, с чуть косым кошачьим разрезом.

По сути, у него были глаза Джейми Фрейзера, и у Джона всегда слабо щемило сердце, когда Вилли смотрел на него с некоторой экспрессией.

Вилли отлично знал, какой эффект производят его глаза на молодых женщини - и без зазрения совести этим пользовался. Доведись ему подольше томно поглядеть в глаза самой Дотти, она бы замерла и впала в транс, независимо от того, любит она его, или нет.

И, если добавить к этому немного восторгов в саду... под аккомпанимент музыкального вечера, или во время бала, у леди Бельведер, или леди Уиндермир...

Он был так занят своими мыслями, что на мгновение не заметил, что говорить она уже перестала.

"Прошу меня извинить,"- сказал он с величайшей учтивостью. "И благодарю вас за панегирик характеру Уильяма, который не мог не согреть сердца его отца. Тем не менее - что за спешная необходимость в заключении брака? Уильям будет отправлен домой в ближайшие год или два, в этом уже нет сомнений."

"Но его могут убить!"- сказала она, и в ее голосе неожиданно прозвучал настоящий страх, настолько реальный, что его внимание обострилось.

Она заметно глотнула, рука потянулась к горлу.

"Я не смогу этого вынести,"- сказала она, голос у нее внезапно осекся. "Если его убьют, и мы никогда не... никогда не сможем... ни единого шанса..."

Она посмотрела на него блестящими от волнения глазами и с мольбой положила ладошку ему на рукав.

"Я должна,"- сказала она. "В самом деле, дядя Джон. Я должна, и я не могу больше ждать. Я хочу поехать в Америку и выйти там замуж."

Рот у него приоткрылся. Желание выйти замуж было одно, но это...!

"Вы не можете говорить этого серьезно,"- сказал он. "Вы не можете думать, что ваши родители - и ваш отец, в частности - смогут когда-нибудь одобрить такую идею."

"Он смог бы,"- возразила она решительно. "Если вы сумеете представить ему вопрос должным образом. Он ценит ваше мнение больше, чем чье-бы то ни было,"- продолжала она убедительно, немного нажимая. "И вы, изо всех людей на свете, должны особенно хорошо понимать, какой ужас я чувствую при мысли, что что-то может случиться... с Уильямом, прежде чем я снова его увижу."

В самом деле, подумал он - единственное, что веско говорило в ее пользу, было чувство опустошенности и отчаяния, которое вызвало в его собственном сердце упоминание о возможной гибели Уильяма.

Да, он мог быть убит. Как мог быть убит во время войны любой мужчина, в особенности солдат.

Это был один из рисков - и, по совести говоря, он сам не смог удержать Уильяма, уговорить не принимать его на себя - хотя одна мысль об Уильяме, разорванном на куски пушечным ядром, павшем на поле боя с простреленной головой, или умирающем в долгой агонии, истекающем кровью...

Во рту у него пересохло, он сглотнул и с некоторым усилием засунул эти малодушные образы обратно, в запертый на все замки мысленный чулан, в котором обычно их от себя прятал.

Он глубоко вздохнул.

"Доротея,"- твердо сказал он. "Я все равно узнаю, что вы затеяли."

Она довольно долго задумчиво на него смотрела, как будто оценивала все шансы.

Потом уголок рта незаметно приподнялся, а глаза чуточку сузились, и он увидел в ее лице ответ - так ясно, как если бы она произнесла его вслух. Нет. Я так не думаю.

Хотя это выражение было похоже не больше, чем на легкое мерцание - и ее лицо снова изобразило негодование, смешанное с мольбой: