Экс на миллион

— Насколько далеко заходит ваше неприятие насилия? Что бы вы сделали, узнав о грозящей городу беде? — закинул я удочку в надежде найти нежданного союзника, обладающего колоссальными связями.

— Ныне я руководствуюсь не интересами службы, а соображениями общечеловеческого свойства.

«Что за странный ответ?! Пытается меня подловить? Разве к общечеловеческим ценностям не относится стремление предотвратить кровопролитие?»

— Я вас не понимаю, — честно признался я.

— Чего вы хотите? Какие планы после излечения?

— Планы? Немедленно уехать за границу, как встану на ноги.

— Это мне подходит.

— Поясните.

— И я имею намерение отправиться в Берлин. Мне нужно там встретиться с кое-какими людьми. Имена вам знать ни к чему, хотя, если бы вы признались, к какой фракции социалистов имели бы отношение…

— Сказал же: не имею, — довольно грубо перебил я Лопухина.

Он поморщился, но сделал вид, что не огорчен.

— Как человек, благонадежный в глазах полиции, вы могли бы оказать мне услугу.

—?

— У вас очень выразительная мимика, — польстил мне Алексей Александрович. — Услуга следующего рода: мне нужна за границей охрана. Сами понимаете: лицо я известное в определенных кругах. Контакты с ними чреваты опасностью нападения. Что было бы с их стороны непростительной ошибкой. Глупостью, если хотите, с учетом тех сведений, которые я желал бы до них донести. Возможность полицейского эскорта исключена по понятным причинам. Остается частная охрана. Вы подходите по всем параметрам. Впечатляющая демонстрация возможностей в Александровском парке.

— Сведений? Социалистам? — я окончательно запутался.

— Не ломайте голову, все равно не поймете. Но я намекну. Может быть, это позволит вам приоткрыть завесу тайны над своей личностью? Мною подготовлен доклад о причастности МВД к организации еврейских погромов. И не только.

— И вы хотите его сообщить заграничным партийным центрам революционеров?

— А какой у меня выбор? Я сообщил все детали этой дурно пахнущей истории премьер-министру. Передал их также одному депутату, избранному в будущую Государственную Думу. Но он меня предупредил, чтобы я не обольщался. Все будет похоронено под сукном. Столыпин, мой старый гимназический товарищ и новоиспеченный министр внутренних дел, отказался меня выслушать. Я этого так не оставлю.

— А жертвы революции? Как вы относитесь к гибели посторонних?

— Не нужно меня проверять, — вдруг вышел из себя досель спокойный, как удав, бывший полицейский генерал с мертвыми глазами. — Я вам уже наговорил достаточно для уголовного дела против себя. Ваш ответ? Вы едете со мной или нет?

— Я собирался в Америку, а не в Берлин.

— Отказа я не приму, — снова вернулся к своему безучастному, отчасти, разочарованному виду Лопухин. — Выбор у вас невелик. Или со мной в Германию, или останетесь в России на неопределенный срок. У меня достаточно контактов, чтобы предотвратить несанкционированный отъезд. И небольшое расследование для углубленной проверки личности.

«Шах и мат! Вечно эти властители человеческих судеб выворачивают все так, как им удобно. Частное лицо, как же!»

— Не стану вас более утомлять. Поправляйтесь. Надеюсь, к концу мая вы полностью восстановитесь, и мы сможем совершить наш небольшой вояж. И не отчаивайтесь, ваши планы не сильно пострадают. Из Бремерхафена в Америку регулярно отплывает великолепный лайнер «Германия». Порешаем мои дела, и думаю, в середине осени вы встретитесь со статуей Свободы. До скорого свидания, мистер Найнс.

Он встал с табуретки. Аккуратно поправил кулек на тумбочке, из которого чуть не выкатился мандарин. Двинулся к выходу.

— Ах, да! Забыл предупредить, — обернулся у самой двери. — Переход на нелегальное положение требует известных навыков и опыта. Если вы сказали правду и конспирации не обучались, не советую и пытаться. Прислушайтесь к моей просьбе, и мы подружимся. И все сладится к общей пользе. Еще раз прощайте!

Он вышел и тихо притворил дверь. Через несколько минут в палату стали возвращаться мои соседи по палате. Я на них не смотрел. Лежал на больничной койке, отвернувшись к стене и мучительно пытался сообразить, во что я снова вляпался.

«Здесь два варианта. Или на меня расставляют сети, и все закончится моим арестом и обвинением в нападении на банк. Или ко мне приходил оборотень в эполетах, готовый делиться секретной информацией с революционерами. А ведь я чуть не вывалил ему планы Медведя. Хорошо же я мог опростоволоситься. Сколько бы я прожил? До выхода из больницы или прямо в палате бы зарезали? Что ему стоило шепнуть кому надо: так и так, Васька Девяткин — стукач каких поискать! Бежать! Нужно бежать, как только встану на ноги. Или он прав: пробегаю недолго? Связи, у этого гада везде связи. И с пограничниками. И через Ригу не вариант? Делать новый паспорт? Значит, снова на поклон к террористам. Значит, снова им помогать? В чем? В нападении на карету Казначейства? Но что за мир вокруг меня? Безумие, безумие. Полицейский генерал чуть ли не готовил своими руками революцию, создавая рабочие союзы, которые вышли из-под контроля и с попом Гапоном во главе двинулись 9 января к Зимнему дворцу. А теперь этот добродетельный тип желает подлить керосину в пылающий огонь? Бежать! Бежать! Бежать!..»

От волнения у меня к вечеру поднялась температура. Навещать меня запретили. Снова разрешили через два дня. А на третий пришла она, Адель.

[1] Голубая лента Атлантики вручалась кораблю, быстрее всех добиравшемуся до Америки из Европы (из Америки в Европу не считался за рекорд из-за помощи Гольфстрима). В описываемый год она принадлежала германцам, лайнеру «SS Deutschland» («Германия»).

[2] До революции 1-го мая по ст. ст. на Марсовом поле проходил ежегодный парад петербургского гарнизона. Принимал сам император. Марсово поле не было вымощено булыжником, лишь отдельные дорожки по бокам имели каменное покрытие.

[3] Разгул подростковой уличной преступности в Петербурге был крайне серьезной проблемой. Особенно он усилился в годы первой русской революции. Все эти хулиганы с рабочих окраин к 17-му году, превратившись, если дожили, во взрослых мужиков, влились в ряды Красной Гвардии. Или составили костяк банд, долгие годы терроризировавших столицу революции.

[4] Юхансон — партийная кличка Л. Б. Красина, руководителя Боевой технической группы при ЦК РСДРП.

Глава 20

Песня царя Соломона

— Я принесла тебе «чертика». «Американского жителя».

Чертовски хорошенькая, несмотря на белый халат, Адель протянула мне стеклянную колбу, затянутую резиновой пленкой. Внутри болтался стеклянный чертик с рожками и хвостом, плавая на воде. Адель нажала на пленку. Чертик, завертевшись, начал опускаться.

Ее обращение ко мне на «ты», милая улыбка, детский подарок — все подчеркивало наше давнее знакомство. Будто оно и вправду насчитывало много лет, а не сводилось к одному лишь обмену взглядами и моему подмигиванию на хате мадам Оржек. Хочешь поиграть, Суламифь-Суламита?