Экс на миллион

«В Америку?! К пиндосам?! Эко меня крутануло!» — я ошарашенно уставился в спину Прохора, будто рассчитывал прочесть ответ на его домотканой сермяге.

Быстро поворочив в голове плохо усвоенные в школе подробности мировой истории начала XX века, я понял, что моя идея не бред сумасшедшего. США, эти бич божий моего прошлого будущего, во времена, в которые я попал, выглядели землей обетованной.

— Вокзал! — прервал мои раздумья Прохор и показал на одноэтажное кирпичное здание с высокими арочными окнами. — До города, почитай, две версты осталось.

Коляска вырулила на приличное шоссе, густо обсаженное акациями.

— Барина в госпиталь сдадим, меня сюда привезешь, — распорядился я, словно имел на это право.

У Прохора возражений не нашлось.

— Сделаем! — кивнул он уверенно.

Я снова погрузился в рассуждения.

В Америке без денег приличному человеку делать нечего. И неприличному тоже. «Мани, мани, мани должны быть на кармане», — пропел я про себя графоманскую строчку и дополнил столь глубокую мыслю. — И идеи! Без бизнес-идеи в США мне светит роль посудомойки. Есть ли у меня идеи? О, у меня куча идей! Шиномонтажка, «самовар» и «фильм, фильм, фильм». Можно показать местным, как перебортовывать резину. Можно соорудить мини-нефтеперегонный заводик, какой мне показывали в Чечне приятели. А можно в Голливуд податься и поучить аборигенов кино снимать. Ну подумаешь профессии не знаю — зато сколько сюжетов для сценариев в голове! Если прибуду в Америку с достойным баблом, стану миллионером! О, да! Ёксель-моксель, я крут! Я буду суперкрут!'

Внезапно меня озарило. Да так, что мгновенно потом покрылся. Если добраться до Нью-Йорка к октябрю 1907-го, можно удесятерить свои деньги. Читал я в юности мало, но одна книженция очень даже в тему мне как-то в руки попалась. На ее фоне таблица побед в альманахе Марти из «Назад в будущее» выглядит жалкой шпаргалкой. Медная лихорадка, «черный октябрь» и — я даже помню очень нужную мне фамилию! — Джесси Ливермор по кличке «Великий медведь». Если вовремя оказаться на Уолл-стрит, я же всех порву, как тузик грелку!

Оттер пот со лба и постарался успокоиться. Хорошо, что у меня в запасе два года. Плохо, что нет ни денег, ни внутренних документов, ни загранпаспорта, ни, главное, идей, как все это раздобыть. Разве что вступить на кривую дорожку криминала, воспользовавшись общероссийской замотней. Ствол! Мне нужен приличный ствол! И подельники.

«Ничего себе, тебя, Вася, торкнуло! Вот они, ледяные щупальца капитализма! Я расскажу вам о всех своих миллионах, кроме первого».

Я задумчиво почесал отрастающую бородку, поймав себя на мысли, что мое попаданство 2.0 меня нисколько не беспокоит, зато перспективы радуют.

… Сдав Плехова в липецкую уездную земскую больницу, без единого колебания отправился на вокзал. Распрощавшись с Прохором, добрался до расписания. Перед ним завис надолго и понял, что без подсказки не обойдусь. Единственное, что меня притормозило на несколько секунд — это указанный в расписании родной Урюпинск. Сердце ёкнуло, мелькнула мысль навестить край родных осин, но тут же пропала. Что я там забыл? Неизвестных мне родичей? Бабуля с дедулей еще не родились, а никого древнее я и не знал. Ну, заявлюсь такой, гость нежданный! А мне хорошо если только коленом под зад: развертай оглобли, нахлебник! Нет, нам такой хоккей не нужен. Так что в Москву, в Москву, в Москву, как заповедовал нам Антон Палыч! Но сперва стоило подкрепиться.

Станционный буфет одного из двух залов ожидания липецкого вокзала предлагал страждущему путешественнику бутер с паюсной икрой за 10 копеек, а прочие — за 5, ростбиф — за 50 коп, ветчину, язык в нарезке — за 35, стакан кофе с молоком — за 20 коп и квас клюквенный (полбутылки) за те же деньги. Два бутерброда с черной икоркой или стакан бурды под названием кофе? Выбор очевиден: икра и клюквенный квас, которого я в жизни не пробывал. Клюква не брусника — в дороге беды мне не наделает.

Буфет мог похвастать не только холодными, но и горячими блюдами, а также неплохим выбором спиртных напитков. Но я поостерегся с выпивкой, хотя и хотелось. На меня и без выпивания косо посматривали. И, кажется, я знал причину. Не в шраме на горле дело — он был прикрыт высоким пристяжным воротничком. От меня пованивало гарью, но и это не главное. Моя непокрытая шляпой голова! Не принято тут так ходить. Так что, слегка подкрепившись, я двинулся к витрине для продажи путевых мелочей, нацелившись на соломенное канотье. Книжный и газетный шкаф и киоск для страхования пассажиров мною были проигнорированы. Мне было не до чтения шедевров, вроде «Радости влюбленных», и не до туманных перспектив возмещения ущерба при перевозке моей тушки по железной дороге. Добраться бы до пункта назначения — вот что меня беспокоило.

Оказалось, что поездка в Москву из Липецка — тот еще квест. В России этого времени отсутствовала привычная мне центричность организации транспортного сообщения. Узловой станцией Липецкого уезда оказался не город, а расположенный неподалеку спа-курорт Грязи[1]. Через эту станцию можно было попасть в Козлов, а оттуда отправиться в Москву на Ряжско-Рязанском скором. Или выбрать прямо противоположное направление, на запад. До Ельца. А оттуда — на орловско-московском товарно-пассажирском или почтовом.

Я выбрал первый вариант и теперь поджидал прибытия поезда на Козлов, воспользовавшись подсказкой станционного кассира.

— Сядете в Козлове на скорый в три двадцать дня и аккурат к утру уже будете в первопрестольной. Только у нас не зевайте. Проходной поезд всего минуту простоит, — уверил меня железнодорожный служащий, и я ему поверил. Кому, как ни человеку в фуражке, верить в этом мире?

[1] Грязе-Царицынская железная дорога была построена для обеспечения железнодорожного сообщения центра страны с югом. С 1893 г. входила в состав общества «Юго-восточные железные дороги». Станция Грязи была очень крупным железнодорожным узлом, с шикарным вокзалом.

Глава 3

Кровожадная московская барышня

Вы когда-нибудь слышали звук, издаваемый железными ободами, крошащими в пыль булыжную мостовую?

Если бы знал заранее, что Москва меня так встретит, трижды подумал, прежде чем нырять в скорый поезд. Казалось, этот дикий, леденящий душу визг, напоминающий звук старинной бормашины, издавали все пролетки и ломовые телеги, в потоке которых двигалась и моя коляска, запряжённая в дышло. Именно такая мне досталась на площади трех вокзалов. Или на Каланчевской, как ее сейчас называли. Выбрать себе экипаж на «дутиках», на резиновом ходу, не вышло. На таких разъезжали «лихачи». Стоило мне подойти к такому, как меня облили немым презреньем. Ни рожей, ни видом не вышел для такого аристократа извозчичьего промысла. Пришлось довольствоваться «голубцом», вторым по форсу экипажем, запряженным парой, которым управлял «Ванька» с медно-латунным номером на спине, болтавшимся на суровой нитке. Точно такой же номер, только темно-коричневый, был прибит к его коляске на видном месте.

Колоритным типом выглядел этот извозчик, впрочем, как и другие его собратья по городским легковым перевозкам. Обряженные в кафтаны, они подбивали их в районе афедрона пенькой и ватными продольными валиками, отчего своим видом напоминали кубинок с их оттопыренными задницами, на которые легко можно стакан с водой поставить. От обычных «таксистов» «вокзальные», как я быстро уловил, отличались крикливо-болтливым нравом. Простой извозчик, правивший одинокой клячей и раздолбанным экипажем, предпочитал дремать на козлах, а «голубец» встречал тебя у вокзала воплями-предложениями о сдаче меблированных комнат. Если же ты выбирал его коляску, он начинал развлекать тебя разговорами, успевая параллельно переругиваться со всеми подряд — с коллегами, «ломовиками», прохожими, торговцами вразнос пирожками, квасом и мелкой галантереей, мальчишками-рассыльными…

— Нам без ругани нельзя, — пояснил мне «Ванька». — Ругань у нас заместо покурить!

Лишь к городовым, стоявшим на перекрестках с самым неприступно-торжественным видом, мой «водила» относился с опаской.

— Два протокола о «неосторожной езде» — и зовут в канцелярию градоначальника. После третьего — прощай разрешение на занятие извозом! — объяснил «Ванька» свое отношение к стражам порядка на улицах и негромко выругался, объехав «регулировщика» по всем правилам. — Ууу, нечистая сила!