Экс на миллион
Шрифт:
— Извольте счет подать! — распорядился доктор в начале четвёртого.
— Прошу! — официант тут же сунул ему бумажку.
Доктор полез за кошельком. Я же решил перепроверить, что там понаписал халдей. Предчувствие меня не обмануло, несмотря на то, что в голове уже вовсю плескались хмельные волны.
— Не было второй бутылки шампанского! И коньяку мы выпили вовсе не четверть! Откуда сорок рублей?! — рявкнул я в лицо наглецу.
— Вы даму угощали!
— Дама была отправлена по известному адресу! Антонин Сергеевич, дайте ему двадцать рублей. С него довольно будет.
— Как прикажете-с! —
Не успели мы покинуть стол, появился новый официант.
— Ваш счет!
— Ты чего? — рассвирепел я. — Уже уплочено!
— Вы изволили просить исправить счет. Мы исправили. Извольте двадцать рубликов оплатить.
— Вот же, суки! — иных слов я, перестав следить за языком, не нашел. Рябиновка с коньяком мне в оправданье.
Растерянный Плехов не знал, как ему поступить. Зато Антонина Никитична была не из таковских. Не из робких. С таким количеством шампанского в крови ей не зазорно оказалось поставить ресторан Омона на место. Самым радикальным способом.
— Вася! Дай ему промеж глаз! — выдала эта кровожадная московская барышня.
— Получи!
Мой кулак мелькнул сквозь декадентскую атмосферу самого злачного места Москвы быстрее молнии. Официант улетел к соседнему столу. Наверное, собрался пересчитать столовые приборы.
Нет! Он, оказывается, этого и ждал, продуманная сволочь.
— Или мир без протокола за две красненьких, или аблакат с вас деньгу взыщет за поругание. Пристав! Пристав! Сюда! Хулиганют!
Полиция будто только и ждала подобной развязки. Вынырнула из полутьмы.
«Нету ОМОНа на театр Омона!» — подумал я, сорвал «селедку» с воротничка и пригляделся к левому боку парочки околоточных надзирателей, который украшала на тряпичная, а стальная «селедка».
— Вася! Не вздумай! — взвизгнула Антонина Никитична. — Пройдем в полицейскую часть, составят протокол — и все! Никто не может нас заставить оплачивать счет.[3]
— Кто ж так револьвер носит? — с насмешкой обратился я к усачам-полицаям. — На правом-то боку… Эх, вы, неучи! Даже защитить себя не сможете.[4]
— За оскорбление при исполнении будет уже иной протокол! — взвился частный пристав Тверской части.
— Позвольте! — заспорил доктор. — В чем вы углядели оскорбление? Совет бывалого человека!
— Видим, какой он бывалый кулаками махать! Следуйте за нами. В управлении участка разберемся!
… Темный, неприлично для присутственного места облезлый коридор.
— А на чёрной скамье, на скамье подсудимых… — выводил я хрипло в спину дежурного по участку городового, сопровождавшего меня в камеру. Моя личная смесь «рябины на коньяке» все никак не желала меня отпускать.
— Куда его? — спросил надзирающий за камерами. — К политическим? К уголовникам?
— Этот — из «Омона».
— А… Тогда понятно, — беззлобно усмехнулся полицай. — Есть ему компания подходящая.
Меня вежливо пригласили зайти в комнату с зарешетчатым окном, в которой меня поджидала самая странная, самая неожиданная группа сидельцев. Все молодые, как на подбор. С бритыми затылками и… в красных фраках. С пьяными сытыми мордами. И половина — мокрые. От всех разило винищем за версту.
Дверь
за спиной с лязгом захлопнулась. Провернулся ключ в замке. Два десятка сонных глаз скрестились на моей тушке. Или попытались скреститься. У многих глаза сами собой закрывались или разъезжались в стороны.— Вечер в хату, братва! — рявкнул я с порога и покачнулся.
«Красные фраки» отпрянули. Настороженности в их взглядах явно прибавилось.
— Вроде, ночь на дворе, — робко уточнил самый трезвый и сухой.
— Кто старший?! — продолжал я нарываться.
Молчание.
— Почему в хате такая вонь?!
Тревожное безмолвие.
— По какой статье чалимся?
Гробовая тишина.
— Так и будем в молчанку играть?! — разозлился я и двинулся на молодежь, сжав кулаки.
— Вы, простите, уголовник? — подобострастно спросил тот, кто первым заговорил.
— С чего такие выводы, робкий?
— Ну… Вы так зашли… Как к себе домой… И этот шрам у вас на шее…
Я потрогал горло. Воротник исчез, похоже, вместе с галстуком. Когда? В упор не помню.
Что дальше? А дальше, дорогие радиослушатели, начинается концерт по заявкам. Фильм «Джентльмены удачи» мне в помощь, сцена в тюрьме, в роли Доцента — артист Больших и Малых театров Вася Девяткин… Раздеваться по пояс или нет?
Так и не решившись на сцену стриптиза, я, качаясь, миновав расступившиеся «красные фраки», двинулся к нарам. Планировал козырно рассесться по-турецки и начать допрос.
— Но позвольте! — вдруг вскинулся самый свежий и физкультурно одарённый — на вид вчерашний гимназист.
Его я сразу окрестил про себя Бодрым и отоварил коротким тычком в районе печени. Юнец сложился пополам. Все захохотали.
«Конченые дебилы, — заключил я. — Таких и обижать грех».
— Я бы вам не советовал тут садиться, — верно определил избранное мной направление прозванный мною «Робким». — Вши и клопы.
Что ж, я не гордый. Доцент отменяется, включаем мальчиша-плохиша в школьном туалете. Могу и на подоконнике посидеть. Взгромоздился. Болтая в воздухе ногами, сурово оглядел «бритые затылки».
— Повторяю вопрос: по какой статье сидим?
— Переборщили с дебоширством, — скромно потупя взор, объяснил мне Робкий.
— Вы? — не поверил я.
Неожиданно все оживились и наперебой начали повествование о своих приключениях, словно задавшись целью убедить меня в том, что они — парни о-го-го!
Из их сумбурного рассказа сложилась нечеткая картина загула молодых повес, не знающих куда девать деньги. Начали не то неделю назад, не то позавчера. Как-то попали в «Яръ» (откуда-то вспомнилась фраза «В „Яръ“ не едут — в „Яръ“ попадают»). Там зависли надолго. Придумали себе развлечение поливать из окна мостовую самым дорогим вином. Долго так развлекались, заодно облив и друг друга. Перешли на рояль. Решили из него сделать аквариум, залив до краев шампанским. Только с живой рыбой вышла накладка. В ресторане ее, как назло, не оказалось. Закончились живые осетры, стерлядь и карпы. Не успели подвезти. Попробовали заменить их на сардинки, вытряхивая их из коробок. Не впечатлило. Хотелось, чтобы рыба била хвостами, а того, кого она пометила бы первым, решено было короновать как морского царя. А рыбы нет!