Экспедиция «Велес»
Шрифт:
— Понятия не имею, — после полуминутного раздумья ответил Глеб. — Это вряд ли. Тень-то помер.
— Ну так и я про что! Выходит, от него вообще отделаться нельзя, так получается? — спросил Ит. Глеб пожал плечами.
— Может, и нельзя. Вот же подонок он, тень этот…
— С чего ты взял, что он плохой? — с интересом спросил Ит.
— Так эта, в маске, так сказала, — Глеб с удивлением посмотрел на Ита. — Ты не понял, что ли? Или не спрашивал? Я спросил — за что правитель наказал Тень смертью? Знаешь, что она ответила?
— И что же?..
— За череду поступков, — ответил Глеб. — Череду, понимаешь? Не будет
— Я не спрашивал, — покачал головой Ит. — Вот, значит, как. Ясно. Ну, тогда понятно, что всё становится ещё сложнее. Если Тень такой, каким он у тебя сейчас получается, от него отделаться будет вообще невозможно. Так?
— Думаю, что возможно, — ответил Глеб. — Было бы невозможно, никакой сказки бы не получилось. Раз есть сказка, значит, есть и финал. Правитель освободится, и всё будет хорошо.
— То есть ты в этой сказке за правителя, получается? — спросил Ит с интересом.
— Ну да, — пожал плечами Глеб. — За кого ещё? А ты разве нет?
— Я пока не понял, — осторожно произнес Ит. — Может статься, что так же, как ты. Но мне не очень понравилось, что они убили девушку.
— С одной стороны да, это неприятно, — согласился Глеб. — Но с другой… сам подумай. Стране нужен правитель, у которого нет проблем, который сильный, собранный, ни на что не отвлекается. От правителя многое зависит. Разве это не так?
— Конечно, так, — согласился Ит.
— Вот, — удовлетворенно кивнул Глеб. — И если смерть одного человека сможет помочь правителю, то почему бы и нет? Это же на благо.
— Одного? — переспросил Ит. — Кажется, уже двух. И вообще…
Он не договорил, успел остановиться вовремя.
— Или двух, — тут же поправился Глеб. — Тени и певички. Всё равно правитель важнее и нужнее. И для его спокойствия можно.
Грань, подумалось Иту. Где для Глеба находится грань? На какой цифре? Один, два, десять, сто, тысяча, миллион? Кажется, становится понятно, что будет дальше в этой сказке, но… не нужно торопить события. Это тоже может оказаться ошибочной версией. Посмотрим, то будет дальше.
— Наверное, ты прав, — кивнул Ит. — Это всё логично. Если для спокойствия, то можно. Наверное.
— Ну и вот, — удовлетворенно кивнул Глеб. — О, гляди, наша очередь подходит. Сейчас разомнемся. А то засиделся я с этими отчетами.
Ночью Иту, впервые за долгие годы, приснился сон, причем такой, какого он, Ит, увидеть вовсе не ожидал, и не надеялся. Ему приснился Фэб, и не только Фэб, причем картинка, которую он видел, оказалась неожиданно яркой и настолько достоверной, что возникли сомнения — а сон ли это был?
…Комната. Какая-то незнакомая комната средних размеров, казенная, больше всего напоминающая рабочий кабинет. Темные стены, стеллажи с рядами гель-блоков; подле окна, высокого, от пола до потолка, находится рабочая база старого образца, впрочем, на этой базе ничего нет, и, скорее всего, давно уже не было. У окна, спиной к двери, стоит Фэб, и почему-то сразу стало ясно, что это Фэб, хотя в первую секунду это был просто тёмный силуэт на светлом фоне.
Раздался тихий щелчок — открылась дверь, а потом знакомый голос произнес:
— Что ты тут делаешь?
— Смотрю. Видишь? «Либерти» уходит. Снова.
Кир — а в комнату вошел именно он —
подошел к Фэбу, и остановился рядом с ним. Тоже посмотрел в окно, кивнул.— Да, — согласился он. — «Либерти» уходит в осень…
Они говорили на лаэнгше, причем форма языка была именно той, которую они использовали дома. Давно устаревший диалект, с кучей интонационных нюансов, со смягченным, чуть грассирующим «р», и с подъемом во втором слове фразы. Именно чтобы избежать подъема, Фэб говорил сейчас односложно, потому что такая односложность часто использовалась для того, чтобы подчеркнуть негативный либо печальный посыл того, о чём шла речь.
Картинка стала больше, и Ит смог разглядеть, что там, за окном, можно было видеть море, действительно осеннее, неспокойное; море, над которым бежали гонимые ветром облака, и по которому, всё отдаляясь от берега, двигался сейчас парус, то попадая в области солнечных бликов, то уходя в облачную тень.
— Как всегда, — произнес Кир. — В это время года они всегда это делают.
— Ищут шторм, — кивнул Фэб. — Рэд говорит, что это красиво.
— Да, это красиво, — эхом отозвался Кир. — Когда-то это было красиво. Но теперь наши шторма давно позади. Мы можем только смотреть.
— Ты прав, — согласился Фэб. — Всё давно в прошлом.
Картинка стала постепенно отдаляться и темнеть, и в этот момент Фэб, наконец, отвернулся от окна — постаревшее, усталое лицо, седые виски, спокойный, словно бы отрешенный взгляд.
— Верно, — покивал Кир. — В прошлом, которого не вернуть.
Сердце колотилось так, что темнело в глазах — уже вторую минуту он сидел на койке, пытаясь прийти в себя, но всё никак не получалось, свет ночника расплывался, гас, а руки дрожали. Удивительно, но Скрипач не проснулся, он продолжал спокойно спать на своей койке, которая находилась напротив.
— Что это было, — одними губами произнес Ит. — Господи, что это было?
Настолько реально… словно сам он, Ит, стоял в углу этой комнаты, и видел всю картину достоверно, в мельчайших деталях, в подробностях, осознавать которые начал только сейчас. Например, тонкий слой пыли на рабочем блоке. Очень тонкий, едва различимый, но он был, а это означало, что кабинетом, в котором происходил разговор, не пользовались больше года, в нём никто не включал очистку, потому что никто в него не заходил. Или окно, и свет, который был за ним. Тингл, вот что понял Ит. Это же Тингл, значит, они на Тингле, не дома, а если по морю… нет, по океану Тингла идёт «Либерти», тримаран Рэда, это значит, что на Тингле находится вся семья, по сей день.
— Это же было, — снова произнес он беззвучно. — Ведь так? Я видел то, что происходит на самом деле? Да?
Тишина, почти полная тишина, которая на «Велесе» бывает только в каютах, стала ему ответом.
— Что же это такое…
И Фэб. Да, Фэб. Ит подумал, что если бы у слова «горе» существовало физически, то оно, наверное, выглядело бы так, как Фэб, причем горе это было бы застарелое, привычное, неизбывное. Такое горе, с которым встают по утрам, живут днём, и спят ночью. От которого никуда не деться, потому что оно больше размером, чем тот, кто его носит — и в какой-то момент это горе захватывает всё естество его испытывающего. Вот таким был Фэб, которого Ит видел в этом коротком сне, именно таким. Невыносимо. Неужели действительно…