Эльф из Преисподней. Том 2

— Расскажи подробнее об индейцах, которые жили здесь, — сказал я, смывая мыльную пену.

— О могиканах? Это конфедерация племён алгонкинской группы, той самой, что подмяла под себя большую часть Востока. Она была наголову разбита Триумвиратом, её остатки рассеялись среди дальних алгонкинов, поддерживая в них тлеющий дух реваншизма. Однако последняя крупная стычка между ними и Триумвиратом случилась больше века назад. С тех пор этот постоянно затухающий и разгорающийся конфликт превратился в развлечение высших чинов военной ветви Триумвирата — эт’Иильубер. Они обожают говорить на званых вечерах, как здорово было бы покончить с угрозой нашествия… Зануды.

На шелковистой коже тётушки чернела крошечная метка принадлежности к русской инквизиции. Или нет? Я мог бы спросить у Петра чуть позже. Незачем пробуждать в Фаниэль нездоровый интерес.

Тем не менее открытие было важное. Тётушка не чуралась работать с людьми. Ошибки молодости? Или она хотела, чтобы все думали, что она заодно с русскими?

Когда я закончил, Фаниэль развернулась и обезоруживающе улыбнулась.

— Ты так мастерски подделываешь интерес к индейцам, что я близка к тому, чтобы купиться на это. И ты действительно потёр мою спину. Наверное, я должна отблагодарить тебя?

— Твоя очередь, — кивнул я и предоставил свою спину умелым рукам эльфийки.

— Тоже вариант, — согласилась она и взяла другое полотенце.

— Кто был главой могикан на момент окончания войны?

— Лекция по истории продолжается? Секунду… Кажется, вождь по имени Вождь.

— Как-как?

Имело ли странное сдвоение Гувберта что-то общее с традициями краснокожих?

— Такие уж имена у алгонкинов. Хотя согласна, что зря дала перевод, это сбивает. Буду держаться транслитерации и обзову его Аннавоном.

— Так, значит, могиканин по имени Аннавон заключил мир с Триумвиратом.

— Попытался. Но трудно говорить о мире, когда к твоему горлу приставили клинок, — беззаботно отозвалась Фаниэль, приникнув ко мне. Полотенце прилипло к спине и поехало вниз без участия рук тётушки — её ладони лежали на моих плечах.

Особая магия, в которой упругость сочетается с большими размерами.

— Кто на кого здесь покушается?

Полотенце резко взлетело вверх, и в правое ухо прошептали:

— Если долго не точить лезвие, оно затупится. Если долго не тренироваться…

По позвоночнику промчалась огненная волна.

— Тебе подарили Петра.

— Он скорее под землю провалится, чем попросит разрешения потереть мне спину. Я работаю над этим, но он вечно находит способ сбежать от меня. А ещё в мой сон влезла девчушка, которая настойчиво потребовала держаться подальше от её последователя.

Эллеферия смогла провернуть такой трюк? Набирается сил.

— И ты согласилась?

Напор сзади ослабел. Полотенце вновь поползло вниз. Сильные пальцы эльфийки принялись мять мою кожу. Массаж оказался очень кстати.

— Намекнула ей, что у меня есть парочка ловушек для духов, которые при некоторых модификациях сработают и на ней. Она растерялась и сбежала.

— Грубо.

— Эффективно.

— Вернёмся к могиканам. Аннавон хотел договориться с Триумвиратом, но у него не вышло. А посредником на переговорах был Людвиг ван Ранеховен?

Лишь краткая пауза выдала перемену в настроении Фаниэль. Голос её остался игривым, дыхание не сбилось, даже не остановилось продвижение полотенца. Когда тётушка хотела, она могла быть собранной.

Но эта мимолётная остановка сказала мне всё. В истории могикан и ван Ранеховен крылось большее, чем казалось на первый взгляд.

— Может быть, из тебя выйдет лучший лектор, чем из меня, — фыркнула эльфийка.

— У тебя есть то, чего никогда не будет у меня: свидетельство из первых рук. Ты была знакома с Людвигом?

— М-м-м… Не припомню. Разве что видела его на званом вечере однажды — мельком. Он не любил пышных сборищ.

— Что случилось с Людвигом после капитуляции могикан?

— Продолжил работу с Триумвиратом, хотя их отношения сильно охладели после всей этой истории. Видишь ли, в те времена военная ветвь требовала продолжения наступления, несмотря на риски тотальной войны, которое несло это решение. Эхо Ночи Падающих Звёзд ещё не успело утихнуть. Некоторые эт’Иильубер намекали, что неплохо было бы раздобыть атомную боеголовку и сбросить на индейцев, чтобы те не вздумали лезть к ним. Людвиг протестовал, даже грозил отказом разорвать сотрудничество. Он прочувствовал, каково это — видеть толпы, обращавшиеся в прах и пепел. Впечатления были чересчур свежими, чтобы обречь на это даже дикарей.

— В его смерти было что-то необычное?

Пальцы Фаниэль, скользившие по моим бокам, на секунду замерли.

— Он умер от старости. Обычная людская доля. И прежде чем ты начнёшь обвинять Триумвират — хоть они и чудаки, но не настолько. Верхушка была крайне недовольна тем, что его не удалось спасти. А я способна понять, когда недовольство настоящее.

Забавно, как тётушка, недавно утверждавшая, что почти не помнит Людвига, вдруг вытащила на свет столь отчётливые подробности. Видимо, нестандартная обстановка и мои начальные расспросы, касавшиеся её увлечений, усыпили бдительность эльфийки. Но появления подозрений стоило ждать с минуты на минуты.

Людвиг разошёлся с Триумвиратом, когда стало ясно окончательно, что эльфы ни во что не ставят людей. Полагаю, он мог примириться с тем, что из них сделают подсевших на наркотики тертов, пока он будет наслаждаться статусом прайма. К этому он привык, это было естественно для человеческой цивилизации — топтать неудачников железной пятой, упиваясь роскошью, купленной их кровью.

Но вот как беженец, видевший то, как целые города стирают с лица земли, он не желал такой участи даже дикарям.

Людвиг в одиночку превратил бойню в подкрашенное гуманизмом поражение. Как? Он работал на Триумвират, курировал «Яблоко Прасущего»… Нет, следует пойти по другому пути.

Чем Людвиг занимался во благо Французской Республики?

Что Людвиг разрабатывал для Триумвирата, из-за чего эт’Иильубер поступились гордостью и позволили могиканам отступить?

И были ли у могикан гарантии?

— Дружил ли Людвиг с Аннованом или другими индейцами? Доверил бы он им важный секрет?

Зря я сказал это вслух. В Фаниэль всколыхнулась подозрительность — хоть и запоздало, но она сообразила, что происходящее вышло за пределы дурачества прямиком к серьёзным расспросам.