Эльфийская ночь
Шрифт:
– Женщина, - уверенно сказал Дурта.
– Человеческая юница. Весьма и весьма и весьма...
– Клыки видишь?
– Вижу.
– Волосы?
– Лиственные.
– Кожа серая?
– Как и подобает.
– Орк же!
– трагическим шёпотом закричал Немец.
– Да почему?!
– в не меньшем недоумении воскликнул мудрец.
– Почему... эээ, почему...
Пусть и не через пять минут, но полчаса спустя загадка разгадалась.
Всё женщины всех разумных рас Вишвы, - за исключением драконов, половое распределение которых оставалось неизвестным, - выглядели примерно одинаково: как орки. И объяснялось это весьма просто: именно от орков все эти разумные расы и происходили.
Женщина любой расы могла понести от мужчины любой же расы. Ребёнок мужского пола непременно оказывался похож на отца: от человека рождался маленький человечек, от орка — оркёныш, от эльфа — ушастое друпадолюбивое чудо. Девочки приходили в этот мир только и исключительно оркийками.
Дурта, впрочем, утверждал, что определённые различия имеются, и местные определяют расу женщины с первого взгляда; так любящая мать различает однояйцевых близняшек.
– Избирательная эволюция!..
– почти с восторгом резюмировал капитан, отмечая в памяти непременно поинтересоваться у Содары настоящими причинами бесконечной войны с орками.
Ему хотелось выдать нечто глубокомысленное: например, пафосную фразу о высшей разумности матери-природы. Это прозвучало бы смешно — но, конечно, не было бы справедливым.
Мужчины Вишвы любили своих женщин именно такими — зелёненькими и зубастыми. Во-первых, никаких других они и не знали. Во-вторых, ежели настоящий мужчина захочет изменить свою женщину — к добру ли, к худу, но завсегда того и добьётся; к сурам эволюцию!..
А принцесса...
Принцесса-орк — что ж такого? обыкновенное дело, если вдуматься. Тем более что Севати производила впечатление самое приятное. Так уж оно заведено у них, у клыкастеньких: если женщина хочет нравиться — она нравится.
Но, конечно, не настолько, чтоб ради этого стоило остаться в Варте.
И
уж тем более — переходить дорогу Кави.Вон он как на свою ненаглядную уставился. Аж в четыре глаза.
– Я не люблю её, - безнадёжным тоном поведал Кави-старший.
– Правильно, - согласился капитан, рассматривая инкрустацию на здоровенном серебряном кубке.
– Кого должен любить эльф? Эльф должен любить...
– Я не люблю её!..
И добрый эльф заломил уши таким отчаянным жестом, что капитан отбросил шутейный тон.
– Дай угадаю, - сказал он доброму эльфу.
– Эту ты не любишь. А любишь ты...
– Ту. Прежнюю Севати.
– Из будущего? Старую?
– Что делать?..
– простонал Кави, закрывая лицо дрожащими руками.
– Жить, - сказал Немец.
– Держать стену. Оставить след. И приглядывать за мелким.
– Эээ... но неужели Варта недостаточно велика для тебя?
Немец потрогал подбородок — и всё-таки решился.
– Дай палочку. Ну, стило...
– он встряхнул песочницу, выравнивая поверхность.
– Вот твоя Варта.
Он в несколько быстрых штрихов очертил контуры империи. Память на эти вещи у капитана была военная, профессиональная — Дурта согласно затряс шевелюрой.
– А вот Москва.
Он добавил неровный овал.
– Это твой мир?
– заинтересованно прищурился мудрец.
– Это столица моего мира. Точнее, одной моей державы.
– А сама держава...
– В десять тысяч раз больше, - сказал Немец, разрушая робкую надежду мудреца, что речь идёт о своеобразном городе-государстве.
Дурта убито молчал.
– Вся твоя империя для меня, - безжалостно сказал капитан, - это поездка на метро. На одной конечной сел, на другой вышел, книжку захлопнул — вот и вся Варта.
– Великая Варта никогда не забудет того, кому обязана столь многим.
– Это кого?