Эликсир сущности

Мы свернули в очередной коридор. Он оказался совсем коротким и привел нас к служебному выходу. Справа была заваленная хламом лестница, а под ней — тесная каморка, в которой гримировался Ковшин.

— Мы пришли, господин Тайновидец, — сказал Удашев. — Вот эта дверь выведет вас на улицу.

Его губы были плотно сжаты. Все-таки, он не сломался под моим нажимом. Но кое в чем я смог убедиться.

— Благодарю вас, Алексей Георгиевич, — улыбнулся я. — Осталось дорассказать совсем немного, и вы сможете идти на репетицию.

— Я вас внимательно слушаю.

— Во время третьего акта один из работников театра видел Ковшина возле его каморки. Точнее, он принял его за Ковшина, но это был совсем другой человек. Мы-то с вами знаем, что Спиридон Ковшин в это время уже сбежал из театра. Его заметили в сквере, и совершенно не в человеческом облике. Работник театра окликнул этого человека, но тот сбежал. Скрылся в коридоре и исчез.

— К чему вы это говорите? — спросил Удашев.

— Эта короткая встреча дала мне много пищи для размышлений, Алексей Георгиевич. Судите сами. Этот человек очень быстро загримировался под Ковшина, а потом снова стал собой. Значит, он очень опытный артист — это раз.

Я загнул указательный палец на левой руке.

— Во-вторых, этот человек был в костюме Ромео. Думаю, он специально надел костюм, чтобы его приняли за Ковшина. Но это стало его ошибкой. Ведь нетрудно поинтересоваться у костюмеров, сколько всего костюмов Ромео они изготовили. Думаю, их только два, не так ли?

Я загнул второй палец.

— А есть еще третья оплошность. Когда работник театра окликнул этого человека, тот растерялся и убежал в коридор. Здесь три выхода в разные коридоры, и вы это отлично знаете. Но неизвестный, загримированный под Ковшина, убежал сюда — в коридор, которым мы только что пришли. Он ведет к вашей гримерной. У всех артистов гримерные наверху, а на первом этаже — только ваша и каморка Спиридона Ковшина. И сейчас вы привели меня сюда именно этой дорогой — она самая короткая.

Я задумчиво посмотрел на свою руку, потом разжал пальцы и светски улыбнулся.

— Думаю, отравитель приходил, чтобы забрать пустой пузырек из-под зелья. А заодно прихватил и весь грим Ковшина. Интересно, где все это сейчас? Уже сгорело на какой-нибудь свалке?

— Вы обвиняете меня в том, что это я отравил Ковшина? — собрался с духом Удашев. — Имейте в виду, за меня есть, кому заступиться. Да, я не аристократ, господин Тайновидец. Но я известный артист, и у меня есть покровители.

Я очень надеялся дожать Удашева, но это не сработало. Что ж, значит, незачем больше терять с ним время.

— Последний шанс, Алексей Георгиевич, — повторил я. — Другого не будет.

Потом повернулся к нему спиной, открыл дверь и вышел в сквер позади театра.

* * *

Оказавшись на свежем воздухе, я первым делом глубоко вдохнул. Напряженный разговор с Удашевым давал о себе знать, я был напряжен и раздосадован.

Совсем чуть-чуть не хватило, чтобы Удашев сломался! Не вышло. Он скрывал что-то очень важное для себя, и хотел сохранить свою тайну любой ценой.

После прохладных коридоров Старого Театра, летнее солнце палило особенно жарко. Я заметил скамейку, которая стояла в тени лип, уселся на нее и стал думать, что делать дальше.

И почти сразу понял, что не выяснил одну очень важную подробность. Где Удашев покупал свои зелья превращения? Ведь он артист, значит, тоже ими пользуется.

Для артиста зелье превращения — это важный рабочий инструмент. А рабочие инструменты не станешь покупать, где попало. Нужен продавец, которому можно доверять.

Екатерина Муромцева и актер Томильский покупали свои зелья у купца Сойкина. Заманчиво было предположить, что и Удашев покупает их там же. А если нет? Мне нужна была твердая уверенность.

Но возвращаться в театр и спрашивать Удашева, где он покупает зелья, бессмысленно. Соврет и глазом не моргнет, или просто откажется со мной разговаривать.

Нужен другой способ.

Может быть, послать зов Никите Михайловичу Зотову и попросить его приставить к Удашеву теневика?

Несколько секунд я обдумывал эту идею, но в конце концов отбросил ее.

Тайная служба не занимается такими мелочами. В деле Ковшина не замешана запрещенная магия. А если и есть признаки преступления, то с ними будет разбираться полиция. Следить за Удашевым они не станут. Скорее, вызовут на допрос и тоже ничего не добьются. А время будет упущено.

Я задумчиво постучал костяшками пальцев по нагревшимся рейкам деревянного сиденья.

— Лимонаду, ваша милость? — раздался над ухом любезный мужской баритон.

Я поднял глаза и увидел продавца прохладительных напитков — он был в белом фартуке и катил перед собой тележку с заманчиво позвякивающими внутри бутылками.

— Фруктовый, холодный, — улыбнулся продавец.

Сладкий лимонад меня не прельщал — после него пить захочется еще сильнее.

— Вода есть? — спросил я.

— А как же! И с газом, и без газа. Обычная, и с лимоном. Лимон натуральный, не алхимия. Есть холодный чай и квас.

— Воду без газа, с лимоном, — решил я, нашаривая в кармане монету.

Отдал деньги продавцу и взамен получил холодную, запотевшую бутылку с металлической крышкой.

— Вам открыть? — улыбнулся продавец.

— Окажите любезность, — согласился я.

Продавец ловко поддел крышку открывашкой, которая была привязана веревочкой к его карману. Крышка отскочила с негромким хлопком.

— Прошу, ваша милость!

Вода оказалась свежей, с заметной лимонной кислинкой. И даже чуть горчила — так бывает, когда лимон добавляют вместе с цедрой. Напиток замечательно освежал.

— Если ваша милость ждет даму, осмелюсь предложить вам посетить вместе с ней наше летнее кафе, — улыбнулся продавец. — Под нашим тентом всегда прохладно, а еще у нас тридцать сортов превосходного мороженого.

Он чуть наклонился ко мне:

— Есть шампанское на льду, для особых случаев.

— А почему вы решили, что я жду даму? — полюбопытствовал я.

— Этот сквер рядом с театром, — лукаво прищурился продавец напитков. — Сейчас у актеров заканчивается репетиция. Вот я и подумал, что вы дожидаетесь одну из актрис, уж извините за бестактность.

— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Вижу, вы хорошо разбираетесь в людях.

— Такая работа, ваша милость, — улыбнулся продавец.

И направился, поскрипывая тележкой, к соседней скамейке, на которую только что присела молодая парочка.