Эликсир жизни
Шрифт:
Мы видим только внешнее, а содержание домысливаем таким, чтобы оно подходило к форме. Мы считаем обычно, что форма это концентрированное выражение содержания. Супруги Ронько меня совершенно собой очаровали. Завязалась беседа, в ходе которой они поведали о превратностях судьбы. Их рассказ о вопиющих несправедливостях со стороны начальства и чиновников глубоко меня тронул. Правда, меня несколько удивило то, что оба научных сотрудника не смогли сходу назвать ни одной своей публикации. Я отнес это обстоятельство на его возраст и ее волнение. Хотелось им помочь. К сожалению, я не мог предложить им поработать у меня, поскольку не имел свободных ставок, а в аспирантуру оба Ронько не годились по возрасту. Я стал названивать знакомым завлабам с просьбой поспособствовать с работой бедствующим супругам. Три завлаба выразили готовность дать им аудиенцию.
Но Ронько, получив аудиенцию, почему-то
В ходе беседы Ронько стали рассыпать комплименты мне и моим книжкам, о которых, оказывается, были уже наслышаны. Комплименты – самый прибыльный вид творчества в научных сферах. Я подарил им «Фотонику» и пару сборников афоризмов. Ронько-муж заинтересованно спросил: «Хорошие гонорары платят за книжки?». Я пожал плечами: «По сравнению с нашими нищенскими зарплатами – хорошие, а по сравнению с тем, сколько на авторах зарабатывают издательства – гроши». – «А ведь у Вас две научные книжки, кажется, изданы за рубежом? Там тоже мало платят?». Я усмехнулся: «По договору должны платить 10 % с прибыли. Но проклятые капиталисты стараются капитально обжулить. И американское, и немецкое издательство мухлевали с гонорарами: указывали в посылаемой мне информации о продажах меньшее число экземпляров и меньшую цену в сравнении с реальными продажами. Когда я указывал им на несоответствие, они сначала артачились, а потом приносили извинения и выплачивали недостающие суммы. Но всё равно это деньги не очень большие; за обе книги всего 4000 долларов».
По просьбе Ронько я стал звонить об их устройстве на работу еще нескольким завлабам. При этом я стоял у телефона спиной к супругам. Случайно обернувшись, увидел, что Наденька держит в руках мою спортивную сумку, лежавшую до этого на стуле. «Ой, какая у Вас сумочка красивая!», – оживленно воскликнула она. Я удивленно пожал плечами: «Сумка как сумка». Ронько-муж вдруг спросил: «Извиняюсь, у Вас не найдется взаймы немножко денег? А то мы поиздержались и голодаем». – «Завтра принесу. А сколько надо?». – «Хотя бы три тысячи рублей». – «Нет проблем».
Назавтра, зайдя утром в институтский буфет позавтракать, я увидел там обоих супругов, уплетающих пирожные и бутерброды с красной икрой. Это не показалось мне странным; я опять оказался слеп как крот. Ронько радостно приветствовали меня и проворковали, что после завтрака зайдут за деньгами. Выйдя из буфета, я столкнулся со знакомым завлабом и стал спрашивать, не найдется ли у него свободных ставок для Ронько. «Для них – нет», – отрезал тот. И опять я ничего бы не понял, но он добавил: «Это жулики». – «В каком смысле?». – «В прямом. Ходят по институтам, рассказывают душещипательные истории и занимают под это деньги. Обдурили уже дюжину профессоров. Причем, после их визитов, у сотрудников из сумок пропадали кошельки». Вот тут я вспомнил все «странности» и прозрел. Ах, поганцы! Нищенствуют не из-за бедности, а из-за жадности.
Жадность, достигнув желаемого, жаждет утоления новой жадности. Супруги привычно зашли ко мне в комнату, улыбаясь и демонстрируя чувства искренней дружбы. Я посмотрел и подумал: «Какие мерзкие фальшивые рожи!». Ронько-муж вежливенько произнес: «Извиняюсь, Вы нам обещали помочь. А то мы бедствуем». «Супруги-близнецы: лень и бедность. Алчность – самый тяжкий вид нищеты. Когда берёте, то хотите забрать всё, с царскими палатами, а когда возвращаете, то отдаёте только хвост дохлой селедки», – жестко отрезал я. Супруги обиженно вытаращились и попятились к выходу. Я плотно закрыл за ними дверь.
Татьяна. Папа, кошелек и иконы
Это была не просто энергичная женщина, это был просто какой-то неуправляемый реактивный снаряд! Феноменальная: яркая, фигуристая, гордая, независимая, талантливая, да еще и кандидат наук. Натуральная блондинка. Прилично знала английский и немецкий. Кроме того, замечательно пела, хорошо танцевала, играла на фортепиано и гитаре. Ее красная кофточка будоражила мою кровь (на женщину в красном быки и мужчины реагируют примерно одинаковым образом).
В первые минуты, как познакомились, у меня аж дыхание перехватило от радости. «Викентий, а что это Вы всё молчите да молчите?», – удивилась Татьяна. «Оробел», – полушутя брякнул я. Ей польстило, что она произвела столь мощное впечатление. Существует верное
средство понравиться женщине: намекнуть ей, что она понравилась. Вообще почти любая женщина сполна удовлетворяется тем, что нравится многим мужчинам (а многие мужчины удовлетворяются многими женщинами).Когда мы посидели часик в кафешке и выпили пивка, я постепенно обрел некоторую уверенность: «Таня, Вы такая обалденная, что сначала я совсем очумел. А вот теперь голова прояснилась и стало полегче». «С облегченьицем!», – съязвила она, отхлебывая пиво.
В течение трех недель мы по вечерам облазили с ней кучу забегаловок. Пиво она обожала не меньше меня. Мы быстро перешли на «ты». В барах и кафешках она рассказывала мне о себе и родне в Смоленской области. Как-то раз Татьяна сообщила: «У меня есть сестра, школьница». По напряженному тону я почувствовал, что она что-то недоговаривает. Шевельнулась догадка что это не сестра, а дочь. «Завести второго ребенка через много лет после первого… Да твои предки – просто герои!», – провокационно похвалил я. Она смутилась и умолкла. Я подумал: «Если что-то началось с умалчивания, то закончится обманом». Помолчав, она перевела разговор в другую плоскость: «Да, папа у меня – супер. Он знаешь кто? Заместитель губернатора». Я спросил: «А не скучно ему заниматься всякими там ЖЭКами, авариями и заседаниями?». Таня гордо произнесла: «Он этим почти не занимается. Он ставит памятники!». Я удивился: «Как это – ставит памятники? Где – на кладбище?». – «Нет, на площадях. По папиным проектам в городе построены десятки памятников военноначальникам, героям и политическим лидерам». – «И нынешним тоже?». – «Да». – «Прижизненно?». «А почему бы и нет?». – «И Горбачеву с Ельциным?». – «Им пока нет. А ты что-то имеешь против?». – «Имею. Я не утверждаю, что Горбачев – осел, Ельцин – лис и что почти все демократы сбежали из зоопарка. Но я против того, чтобы этим зверушкам ставили монументы на народные деньги. И вообще зачем небольшому городку десятки новых памятников? Может, лучше было бы направить деньги на помощь ветеранам?». Таня отрицательно тряхнула головой: «Ветераны всё равно рано или поздно все перемрут, тут уж ничего не поделаешь, а памятники это память на века! Папа планирует баллотироваться в мэры. Когда станет мэром, то поставит еще много памятников». «Кандидат в мэры не знает меры», – подумал, но не решился высказать это вслух.
Однажды вечером в пивбаре, будучи изрядно навеселе, я закинул пробный шар: «Поехали ко мне?». Таня усмехнулась: «Ты очень самоуверенный». «Если бы мужчины не были самоуверенными, человеческий род давно бы вымер», – нашелся я. Она игриво помахала мне ручкой и отправилась домой. Больше я вопрос о визите не подымал. Решил действовать по принципу: если женщина с колючками, запасись терпением и будешь вознагражден. Замечу попутно, что если женщина сладка как пахлава, то нужно запастись терпением ко всем, кого она будет вознаграждать.
И вот 23 февраля лед тронулся. «Кеша, а у меня для тебя подарок. Угадай!», – сходу выпалила Татьяна при встрече. Я стал рассуждать. Раз никакого свертка у нее в руках нет, а дамская сумочка малюсенькая, значит подарок небольшой. Поскольку Таня не шикует, с деньгами у нее не густо, то презент недорогой. Она практична, значит припасла для меня что-то полезное. Она наблюдательна… Стоп. На каждом свидании она видела мой потрепанный кошелек и смеялась: «Разве можно хранить баксы в рваном кошельке?!». Я высказал отгадку: «Кошелек?». Таня обрадовалась, чмокнула меня в щеку и вручила коробочку. Я открыл. Там был кошелек «под кожу каркардила». «Кто царь, тому и подарки царские», – прокомментировал я, раскрывая его. В кошельке под пленкой была вставлена Танина фотография. Фотка была маленькая, черно-белая, студенческих лет. «Ты супер – и на фотке, и в жизни. Этот кошелек будет моим первейшим другом. Спасибо», – сказал я, ткнувшись Тане в щеку. Я вынул из кармана старый бумажник, вытащил деньги и вложил в новый. Перекладывая визитки, обнаружил прошлогоднюю паспортную фотку. На ней я был с бородкой «а-ля Хемингуэй». Вставил свою фотку рядом с Таниной и пошутил: «Вот, Дед Мазай и внучка!». Таня рассмеялась.
Потом мы отправились в цирк на Цветном бульваре. Когда на арену величественно вышли львы, я не удержался шепнуть Тане на ушко: «Лев в брачный период может спариваться по 40 раз в день!». Она, наклонившись ко мне, ехидно спросила: «Ты что – завидуешь?». Среди львов были львята. «Ой, какие хорошенькие! – восхитилась Таня, – Только уж больно мамаша у них строга, лупит лапой таких малышек!». Я возразил: «Когти львицы для львят безопасны». Когда появились тигры, Таня отметила: «Уж очень они быстрые, суетливые!». Я прокомментировал: «Однажды тигры съели укротителя, и с тех пор они какие-то нервные». Таня прыснула от смеха.