Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Отметим также сходство между поведением князя Олега и «дядькой ихним»: «Как вдруг прибежали седые волхвы <.. > “Да кто вы такие? Откуда взялись?”» /2; 17/ = «Кто придет, — кричал: “На кой? Кто такой?”» /2; 344/. Кроме того, «вещий Олег свою линию гнул — / Да так, что никто и не пикнул», а кот «загнет анекдот». Сравним еще с поведением царя в частушках «Подходи, народ, смелее» (1974): «Вот царь-батюшка загнул — / Чуть не до смерти пугнул!», — и палача в стихотворении 1977 года: «Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу…» /5; 141/.
Как-то раз за божий дар получил он гонорар:
В Лукоморье — перегар на гектар.
В контексте творчества Высоцкого образ перегара, равно как и пожара, следствием которого он является, символизирует разрушительную деятельность советской власти. Примерно в одно время с «Лукоморьем» пишется стихотворение «Я тут подвиг совершил — два пожара потушил». А позднее этот мотив получит развитие в «Пожарах»: «Пожары над страной — всё выше, жарче, веселей». Сравним также ситуацию в «Лукоморье» с «Набатом» (1972) и с песней «Живучий парень» (1976): «Как-то раз за божий дар получил он гонорар: / В Лукоморье — перегар на гектар» = «Бог в небесах — как бесстрастный анатом <.. >
1090
ЛенииВ.И. ПСС. 5ч5изд. Т.51.М.: Поллтизддт,1 970. С.1 55- 1 54.
За несколько месяцев до «Лукоморья» была написана «Песня о хоккеистах», в которой о «профессионалах» было сказано: «Им платят деньжищи — огромные тыщи — / И даже за проигрыш, и за ничью». А «кот ученый» получил гонорар тоже фактически «за проигрыш»: «В Лукоморье — перегар на гектар».
Вот еще некоторые параллели между этими песнями: «Игрок хитер — пусть!…» = «Он давно Людмилу спер — ох, хитер!»; «Бог на трибуне — он не простит» = «Чтоб избегнуть божьих кар, / Кот диктует про татар мемуар»; «Профессионалам судья криминалом / Ни бокс не считает, ни злой мордобой» = «Порубили все дубы на гробы <…> С окружающими туп стал и груб». И творят этот бепредел, соответственно, «профессионалы» и «тридцать три богатыря», предводители которых тоже названы одинаково: «А ихний пастор — ну как назло!..» = «Дядька ихний сделал сруб».
Но хватил его удар…
Точности ради заметим, что Ленина «хватил» не один, а целых три удара: первый — 24 мая 1922 года, второй — 23 декабря, и третий — 10 марта 1923 года, после чего он утратил способность говорить. С этим фактом мы связываем строку:
Кот диктует про татар мемуар.
Действительно, после второго удара Ленин был вынужден диктовать свои статьи. Однако, вероятнее всего, под словом мемуар подразумевается «политическое завещание В.И. Ленина». Процитируем воспоминания стенографистки Совнаркома М.А. Володичевой, в которых идет речь о 24 декабря 1922 года: «Меня предупредили, что Ленину разрешено диктовать не более 5 минут. Надежда Константиновна [Крупская] провела меня в комнату, где на кровати лежал Ильич. Вид у него был болезненный. Он неловко подал мне левую руку, правая была парализована <…> Ленин сказал: “Я хочу продиктовать письмо к съезду. Запишите!”..» [1091] 0
1091
Цит. по: Ленин в жизни / Сост. Е. Гусляров. М.: ОЛМА-ПРЕСС, Звездный мир, 2003. С. 450.
Песня была написана во время гастролей Высоцкого в Ташкенте и Алма-Ате осенью 1973 года. Об этом он рассказал на концерте в Вильнюсском НИИ радиоизмерительных приборов, 10.09.1974.
Что же касается татар, про которых кот диктует мемуар, то они встречаются у Высоцкого неоднократно: «300 лет под татарами — жизнь еще та: / Маета 300-летняя и нищета» («Мне судьба — до последней черты, до креста…», 1977; АР-8126), «Но ханыга, прощелыга, / Забулдыга и сквалыга / От монгольского от ига / К нам в наследство перешли» («Сказочная история», 1973; АР-14-150), «И тогда не орды Чингисханов, / И не сабель звон, не конский топот, — / Миллиарды, выпитых стаканов / Эту землю грешную затопят» («Я вам расскажу про то, что будет…», 1976 /5; 125/), «[Кровью мылась Россия] [Словно] Даже орды Батыя / Протекли в решето, / И слепая [Вышло так, что] стихия / Превратилась в ничто» («Оплавляются свечи…», 1972; АР-6-20), «Маленькую притчу о Востоке / Рассказал мне старый аксакал, / И у той истории в истоке / [Тамерлан стоял и Чингисхан] Серой тенью Тамерлан стоял (Тамерлан таинственный скакал). <…> В Азии приучены к засаде <…> Только при совсем короткой шее / Многое увидел Тамерлан. / Вот какую притчу о Востоке / Рассказал мне старый аксакал. / “Даже сказки здесь — и те жестоки”, - / Думал я и шею измерял» («Баллада о короткой шее»; АР-9-29). Как видим, и в последнем случае сказка превращается в антисказку из-за того, что действие происходит в СССР881. А между «Лукоморьем» и «Балладой о короткой шее» наблюдается еще ряд перекличек: «Ну а подлый Черномор…» /2; 40/ = «И любая подлая ехидна…»; «Зазеваешься — он хвать — и тикать!» = «Чуть отпустят нервы, как уздечка <…> И на шею ляжет пятерня»: «Выходили из избы здоровенные жлобы» = «Чтобы грудь — почти от подбородка, / От затылка — сразу чтоб спина»; «Порубили все дубы на гробы» = «Под ногами — вон их сколько! — тел» /4; 355/; «Значит, сказка — дрянь!» = «Даже сказки здесь — и те жестоки» [1092] .
1092
В свою очередь, некоторые мотивы из «Баллады о короткой шее» имеют своим источником стихотворение «В лабиринте»: «Миф этот в детстве каждый прочел» = «Вот какую притчу о Востоке…»; «Злобный король в этой стране / Повелевал» = «Даже сказки здесь — и те жестоки»; «Свет впереди…» = «.Даже если видел свет вдали».
Кроме того, многие люди, знавшие Ленина, говорили о его монголо-татарской внешности: «Приходилось позднее много раз слышать и читать о ярко выраженном монголо-татарском обличье Ленина. Это неоспоримо, однако при первой встрече, да и всех последующих, я на “антропологию” Ленина не обратил и не обращал внимания» [1093] ; «Невозможно было представить, что этот лысый человечек с непроницаемым лицом, в котором было что-то монгольское, медлительный и скованный в движениях, — и есть самый бесстрашный, ловкий и целеустремленный человек нашего времени^ [1094] [1095] . То же самое можно отнести и к Сталину, упомянутому в мемуаре: «Наша беседа происходила с В.И. на квартире тов. Сталина. Во время нашей беседы тов. Сталин ходил по комнате и курил все время трубку. Владимир Ильич, посмотрев на тов. Сталина, сказал: вот азиатище — только сосет! Тов. Сталин выколотил трубку» [1093]
1093
Ленин
в жизни. С. 525.1094
Там же.
1095
Угланов Н.А. О Владимире Ильиче Ленине // Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 8. С. 72. Цит. по: Ленин в жизни. С. 517.
1093
Ленин в жизни. С. 525.
В стихах же одним из первых на эту тему высказался Александр Блок в поэме «Скифы» (1918): «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, / С раскосыми и жадными очами!» [1096] . А чуть позже ее подхватил Сергей Есенин: «Ты, Рассея моя… Рас… сея… / Азиатская сторона!» («Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», 1923).
Да и возникшую позднее ленинско-сталинскую империю многие называли «азиатской деспотией», а сам Сталин называл себя азиатом. Например, по воспоминаниям дипломата Олега Трояновского, Сталин, «неожиданно появившись на вокзале в апреле 1941 года, чтобы проводить министра иностранных дел Японии Мацуока, сказал ему на прощание: “Мы, азиаты, должны держаться вместе”» [1097] ^.
1096
В этой же поэме находим такие строки: «Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет / В тяжелых, нежных наших лапах?».
– которые явно предвосхищают «Марш футбольной команде “Медведей”»: «Приятен хруст ломаемых костей. <.. > А в общем, наши лапы — нежные…» (АР-6-114).
1097
Трояновский О. Через годы и расстояния: история одной семьи. М.: Вагриус, 1997. С. 46.
Интересно, что сравнение советской власти с татаро-монгольским нашествием присутствует и в песне А. Галича «Памяти доктора Живаго» (1972): «Опять над Москвою пожары, / И грязная наледь в крови… / И это уже не татары, / Похуже Мамая — свои!» [1098] . А сравнение с ордой встречается в его же «Русских плачах» (1974): «Шли Олеговы полчища / По немирной дороге».
Похожая картина нарисована в черновиках «Баллады о ненависти» (1975) Высоцкого: «Косые недобрые взгляды / Ловя на себе в деревнях, / Повсюду скакали отряды / На сытых тяжелых конях. / Коварство и злобу несли на мечах, / Чтоб жесткий порядок в стране навести, / Но ненависть глухо бурлила в ручьях, / Роса закипала от ненависти» /5; 316/). Впрочем, еще в 1931 году Осип Мандельштам в стихотворении «Сохрани мою речь навсегда…» назвал большевиков «татарвой»: «Обещаю построить такие дремучие срубы, / Чтобы в них татарва опускала князей на бадье». Речь идет об убийстве великого князя Сергея Михайловича, великой княгини Елисаветы Федоровны, князя Владимира Палея и трех юных сыновей великого князя Константина Константиновича: «Все шестеро были живыми сброшены, в угольную шахту вблизи Алапаевска в Сибири. Их тела, найденные по приказанию адмирала Колчака, свидетельствовали о том, что они умерли в невыразимых страданиях. Они были убиты 18 июля 1918 года, т. е. два дня спустя после убийства Царской семьи в Екатеринбурге» [1099] [1100] .
1098
Ср. также с предсказанием И. Бунина в стихотворении «Канун» (1916): «Вот встанет бесноватых рать / И, как Мамай, страну пройдет».
1099
Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания: две книги в одном томе. М.: Захаров; ACT, 1999. С. 315. Данный подтекст в стихотворении Мандельштама отмечен в кн.: Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. СПб.: Гиперион, 2002. С. 51 (впервые: Ронен О. О «русском голосе» Осипа Мандельштама // Тыняновский сборник: Пятые Тыняновские чтения. Рига: Зинатне. — Москва: Импринт, 1994. С. 184).
1100
Здесь также содержится отсылка к стихотворению Мандельштама: «Куда плывете вы? Когда бы не Елена, / Что Троя вам одна, ахейские мужи?» («Бессонница. Гомер. Тугие паруса», 1915).
Соколова И. «У времени в плену». Одна из вечных тем в поэзии Александра Галича // Галич. Проблемы поэтики и текстологии. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2001. С. 79, 80. Подобный же образ находим у Мандельштама: «Век мой, зверь мой, кто сумеет / Заглянуть в твои зрачки…» («Век», 1922), «И некуда бежать от века-властелина» («1 января 1924»),
Бородатый Черномор, лукоморский первый вор -
Он давно Людмилу спер, ох, хитер!
Ловко пользуется, тать, тем, что может он летать: Зазеваешься — он хвать — и тикать!
Сравним выделенный фрагмент с «Салонным романсом» (1965) А. Галича: «А нашу Елену. Елену / Не греки украли, а век!»89°. Одним из значений понятия век в его творчестве является «советская действительность — эпоха сталинизма (как частное проявление тоталитаризма), террора и репрессий; система и связанные с ней истории-ческие события» и «большинство этих смыслов имеет одну окраску, определяющим среди них является век как советская действительность»™. И действительно: «Но век не вмешаться не может, / А норов у века крутой! <.. > И вот он враля-лейтенанта / Назначит морским атташе».
При этом в «Салонном романсе» Галича Троя олицетворяет собой Россию: «А Троя? — Разрушена Троя! / И это известно давно», — а в «Песне о вещей Кассандре» Высоцкого Троя является олицетворением Советского Союза: «Без умолку безумная девица / Кричала: “Ясно вижу Трою павшей в прах!”, / Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, / Во все века сжигали люди на кострах». И здесь тоже говорится о греке, который надругался над Кассандрой: «А вот конец — хоть не трагичный, но досадный: / Какой-то грек нашел Кассандрину обитель / И начал пользоваться ей не как Касан-дрой, / А как простой, тупой и грубый победитель» (АР-8-30) (то же самое говорилось про «дядьку ихнего» в «Лукоморье»: «С окружающими туп стал и груб»: кроме того, в этой песне вертопрах «дом спалил», а в предыдущей — «сжигали люди на кострах»).
Позднее, в «Воспоминаниях об Одессе» (1973 — 1974), Галич еще раз использует этот образ: «И снова в разрушенной Трое / “Елена!” — труба возвестит».
Вернемся вновь к «Лукоморью» и проведем параллели между этой песней, «Сказкой о несчастных лесных жителях» и другими произведениями.
Если Иван называет Кащея «гнусным фабрикантом», то и про Черномора в черновиках «Лукоморья» сказано: «Ну, а подлый Черномор оказался гнус и вор» /2; 40/. А подлым лирический герой назовет также соглядатая в «Невидимке» (1967): «Сидит, подлец, и выпитому счет / Ведет в свою невидимую книжку».