Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Особый интерес в этой связи представляют следующие сходства: «Нет-нет, товарищи, я на самом деле был болен, да клянусь вам честью! Ну почему вы мне не верите! Уверяю вас! Чистая правда!» (С5Т-5-45) = «Я здоров, даю вам слово, только здесь не верят слову» (АР-11-52). А формальное противоречие в словах героя («я на самом деле был болен» ~ «я здоров») здесь не играет роли, поскольку речь идет об одном и том же: врачи психбольницы не верят герою.
Что же касается уверений «да клянусь вам честью!», то они напоминают написанные примерно в это же время песню «Про второе “я”» (1969) и первую редакцию «Разговора в трамвае» (1968): «И я клянусь вам искренне, публично…», «Это он неправ, да клянусь я\».
И в повести, и в песенной трилогии разрабатывается мотив кровопийства власти («врачей»), связанный с насильственными уколами: «Сейчас опять будут делать эти проклятые уколы» = «Ко мне заходят
2220
РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 22.
2221
РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 2.
Другой одинаковый мотив — это внезапность ареста и заключения в смирительную рубаху: «Глядь — человек идет, на ходу читает — хвать его, и в смирительную: не читай на ходу, читай тайно. На ходу нельзя. Такой закон. Нарушил — пожалте тюрьма, и надзиратели в белых халатах» (С5Т-5-38) = «Идешь, бывало, и поёшь, / Общаешься с людьми, / Вдруг — хвать! — на стол тебя, под нож — / Допелся, черт возьми!» (АР-1158), «Сейчас смирят, сейчас уймут — / Рубашка наготове» /5; 391/ («человек идет» = «идешь, бывало»; «хвать его» = «хвать… тебя»; «и в смирительную» = «смирят… рубашка»).
У строки «Сейчас смирят, сейчас уймут — / Рубашка наготове!» имеется еще один вариант: «Ведь все равно сейчас уймут — / Рубашка наготове)^9, - который отзовется в стихотворении «В стае диких гусей был второй…» (1980): «Всеравно — там и тут / Непременно убьют».
Нетрудно догадаться, что смирительная рубашка является символом советского репрессивного режима. И именно в таком качестве ее воспринимали сами власти. Космонавт Георгий Гречко однажды рассказал такую историю: «Вызывает нас один начальник и говорит: “На памятнике Высоцкий в образе Гамлета?” — “Да”, - киваем мы. “А почему у него плащ похож на смирительную рубашку? Это вы на что намекаете?” Пришлось скульптору заново переделывать эту деталь..» [2222] [2223] .
2222
Цит. по: Георгий Гречко: «Я верю в Бога и пришельцев», 01.02.2012 / Беседовала Елена Смехова //subbota.com/2012/02/01/2012-02-01 — mu003
2223
РГАЛИ. Ф. 3004. On. 1. Ед. хр. 33. Л. 22.
А вышеупомянутое слово «хвать!», свидетельствующее о ловкости представителей власти, о внезапности и быстроте их действий, встречается и в других произведениях: «Он хвать за ручку, шмыг за стол, / Взглянул осатанело / И что-то на меня завел / Похожее на дело» /5; 376/, «От былой от вольности / Давно простыл и след: / Хвать тебя за волосы! — / И глядь — тебя и нет» /5; 199/, <Хвать ручную кладь, — замочек — щелк! / Это не развязанность, / Это их обязанность, / Это их, скорее, даже долг» /4; 457/, «Хвать стрелка! — и во дворец волокут» /1; 237/, «Мы — дружки закадычные. / Любим хвать и похвать, — / Сядем в карты играть. / Только чур на наличные! / Только чур мухлевать!» /4; 194/, «Они давай хватать тузы и короли! <…> Шла неравная игра — одолели шулера» /2; 51/ (отметим и другие сходства между двумя последними цитатами: «карты» = «тузы и короли»; «мухлевать» = «шулера»), «Меня схватили за бока / Два здоровенных мужика: / “Играй, паскуда, пой, пока / Не удавили!”» /4; 84/, «Вдруг — свисток, меня хватают, обзывают хулиганом, / А один узнал — кричит: “Рецидивист!”»/!; 124/.
В повести «Дельфины и психи» любопытна контаминация двух образов — «надзиратели в белых халатах». Герой-рассказчик «смешивает» надзирателей и врачей, так как у Высоцкого они являются лишь разными образами власти. А «лечением» инакомыслящих в советских психушках, как правило, занимались сотрудники КГБ и МВД, носившие поверх униформ белые халаты.
Образ надзирателей в белых халатах получит развитие в черновиках песни «Ошибка вышла», где лирический герой обращается к «врачам»: «Меня, ребята, не дурачь! — / Я перешел на крик, — / Я, гражданин начальник врач, / Ко многому привык!» /5; 389/. Здесь также «смешиваются» обращения к тюремному надзирателю (гражданин начальник) и к врачу. А лирический герой говорит, что он «ко многому привык», причем повторяет эту мысль еще дважды: «Привычно ёкало нутро: / “Держись, назад — ни шагу!”» /5; 376/, «Я не базарю, не ершусь, — / Мы, граждане, с привычкой]» /5; 377/.
В строке «Я не базарю, не ершусь» фактически повторяется мысль из песни «Передо мной любой факир — ну, просто карлик!» (1964): «Я говорю про всё про это без ухарства». Объясняется это тем, что в первом случае лирический герой находится в психбольнице, а во втором — в камере смертников («Шутить мне некогда — мне “вышка” на носу»). А вообще для него характерны и «ершистость» (в черновиках песни «Ошибка вышла» имеется зачеркнутый набросок: «И я ершусь»571), и ухарство (как сказано в черновиках «Песни Гогера-Могера», 1973: «Мы отличались удалью, ухарством» /5; 526Г). Поэтому именно к таким людям обращается царский глашатай с призывом одолеть Соловья-разбойника: «Покажите-ка удаль, ухарство — / Прогоните разбойника прочь!» («Песня глашатая», 1974 /4; 401/).
А конструкция Ко многому привык из песни «Ошибка вышла» напоминает написанную в том же году песню «Мореплаватель-одиночка»: «Вся посуда у него — на кусочки, / Если колет ураган всё подряд, / Но привычны ко всему одиночки — / Из летающих тарелок едят» /5; 440/.
Данный мотив регулярно появляется в произведениях Высоцкого, начиная с конца 1960-х годов: «А кругом — с этим свыкнулся — / Ни души святой» («Возвратился друг у меня.1968), «Учтите, я привык к вещам похуже, / И завсегда я выход отыщу» («Она была чиста, как снег зимой…», 1969; черновик /2; 495/, «Я привык к прорывам на работе / И к запарке в месяц и в квартал» («Честь шахматной короны», 1972; черновик /3; 382/), «Не привыкать глотать мне горькую слюну» («Я бодрствую, но вещий сон мне снится…», 1973), «Нам, вернувшимся не привыкать привыкать / После долгих штормов к долгожданной тиши!» («В день, когда мы, поддержкой земли заручась…», 1973), «Он был привычен к уличным пивным» («Я был завсегдатаем всех пивных…», 1975; С5Т-3-399), «Мы к невзгодам — привычные» («Склоны жизни — прямые до жути…», 1975 /5; 356/.
И в жизни поэт тоже говорил, что он «привычен к невзгодам». Бывший директор Дворца культуры моряков г. Владивостока Анатолий Белый рассказал, как ему удалось выбить разрешение на концерт Высоцкого в июле 1971 года: «Анатолий Григорьевич вспоминал, как за несколько часов до начала первого концерта его вызвали в Управление культуры Приморского края. Высоцкий поехал вместе с ним, но в кабинет начальства не пошел, а остался сидеть в “предбаннике”.
Начальник встретил Анатолия Григорьевича криком:
— Вы что себе позволяете? Мы Вас с работы снимем! Вы знаете, кто такой Высоцкий? Это отребье! Мне позвонили, что он сейчас валяется пьяным на вокзале, на трамвайных рельсах.
И тут “пьяное отребье” входит в кабинет. Во время экзекуции Владимир сидел в приемной и всё слышал.
— Владимир Высоцкий, артист театра и кино, — представил его Белый.
Немая сцена, отвисшая челюсть, тысяча извинений — и добро на выступление на свой страх и риск.
— Ничего, — улыбнулся певец. — Мне это все знакомо. Я привык к таким встречам»512.
О похожем эпизоде рассказал кинорежиссер Петр Солдатенков. В 1978 году, будучи студентом ВГИКа, он захотел сделать курсовую работу о Высоцком, но его тему не утвердили, заявив, что Высоцкий — не герой, а антигерой: «Когда в очередной раз отвергли мою заявку на фильм-портрет, я с горя рассказал об этом Владимиру Семеновичу. Он хлопнул меня по плечу и сказал: “Не расстраивайся. Так и должно быть”. Я понял, что он уже привык к подобному отношению к себе» [2224] [2225] [2226] .
2224
Кожин С. Высоцкий заработал во Владивостоке две тысячи рублей. И не получил ни копейки // Комсомольская правда на Дальнем Востоке (Владивосток). 2001. 26 янв.
2225
Солдатенков П. «Я не люблю…» / Записал А. Свистунов // Молодежь Эстонии. Таллинн. 1989. 13 апр.
2226
РГГАМ. Ф. 3000.0п. 1. Ее- хх- 33. Л. 11об.