Эти несносные флорентийки

Видя отца корпящим над письмом и не находя себе никакого занятия, Фабрицио вышел за дверь. Этот манёвр остался незамеченным для его отца, который был слишком занят приданием большей правдоподобности своему рассказу. В заключение письма Ромео описал свою программу на текущий день и объявил о своём намерении сократить путешествие, так как не может долго находиться вдали от своей Джульетты и от bambini. Закончил он заверением, что Фабрицио показал себя очень послушным в течение всего путешествия и что в качестве поощрения он поведёт его завтра в Уффици, чтобы дать ему представление о прекрасном. Впрочем, в подтверждение своего здоровья и отличного настроения малыш сейчас черкнёт словечко в отцовском письме. Не поднимая головы, Ромео сказал:

— Ну, Фабрицио, иди напиши своей маме.

Не услышав ответа, он огляделся вокруг себя и пришёл к выводу, что его отпрыска в комнате нет. Встревожившись вдруг, он закричал:

— Фабрицио!

Эхо ещё не затихло, как вошёл удивлённый Фабрицио.

— Почему ты кричишь, папа?

— Куда ты ушёл?

— Я был за дверью на лестнице... с дамой.

Надписывая на конверте адрес, Тарчинини не слишком обращал внимание на ответы своего сына.

— Забавной дамой.

— Ты не мог бы по-другому объяснить, а? Забавной! Что это может значить, забавной? И потом, чем она была так забавна, эта дама?

— Она ходит совсем голая.

Супруг Джульетты уронил свою ручку, закрыл глаза, с трудом глотнул и осведомился хриплым голосом:

— Совсем голая, да? Тебе не померещилось, случайно?

Возмущённый Фабрицио пылко возразил:

— Она пришла за водой, и у неё был один маленький кусочек голубой материи вокруг живота и другой на груди. Она спросила, как меня зовут, и сказала, что Фабрицио — самое красивое из имён.

Тарчинини хотел было уж немедленно собирать багаж, но мысль о том, что придётся снова все перекладывать, остановила его. Он счёл более разумным не торопиться и удовольствовался приказом:

— Сядь здесь, мой мальчик, и напиши пару слов маме, чтобы ещё раз сказать ей, что ты её любишь и не забываешь.

Затем, поскольку он был человеком, ничего не принимающим на веру, комиссар вышел, чтобы убедиться в ужасной чепухе, которую нёс Фабрицио.

На лестничной площадке никого не было. Ромео заметил, откуда жильцы этажа брали воду. Он осторожно приблизился, как будто надеялся найти там объяснение детской болтовне Фабрицио, которая свидетельствовала, на его взгляд, о раннем развитии сына. Поглощённый бесполезным созерцанием крана, из которого без конца срывались капли, он не услышал открывшейся за ним двери и подпрыгнул, когда молодой и свежий голос весьма обворожительно произнёс: «Здравствуйте, синьор!» Всегда волнуемый женским присутствием, Ромео обернулся, и глаза его чуть не вылезли из орбит. Фабрицио не лгал. Если не считать двух кусочков материи, более подходящих детям, молодая женщина была совершенно обнажена, и ничто из её прелестей не укрывалось от взгляда.

— Здр... здравствуйте... си... синьо... рина.

Славная девушка приблизилась.

— Что-нибудь не так, синьор?

— Нет... нет, спасибо... у меня все в порядке... в порядке.

— Что-то не похоже. Вас смущает мой костюм.

Её костюм!

— Ну, то есть... ну, вы понимаете... я этого не ожидал...

— Я вам не нравлюсь?

— О! да... вы мне даже очень нравитесь...

— Ну хорошо! Тогда, мой котик, не нужно волноваться из-за пустяков!

Она провела рукой с наманикюренными ногтями по подбородку Тарчинини, который затрепетал, как молодой жеребец, и потом, наполнив кувшин, ушла в свою квартиру, слегка покачивая бёдрами, естественно и бесстыдно. Веронец, у которого слегка кружилась голова, сделал несколько дыхательных упражнений, чтобы прийти в себя, прежде чем вернуться к сыну.

— Ну, папа, ты видел эту даму?

Ромео, застыдившись, нагло соврал мальчику, как не врал даже своей жене:

— Нет.

— Хочешь я пойду поищу её?

— Ты с ума сошёл! Ты ведь прекрасно знаешь, что мама запрещает тебе говорить с незнакомыми людьми!

— Так это не я, это она со мной заговорила.

— Ну хватит! Ты добавил что-нибудь к моему письму?

— Да, и даже запечатал его!

Опустив послание в карман, Тарчинини решил нанести визит своему другу Луиджи Роццореда, шефу криминальной полиции Флоренции и своему старому однокашнику.

— Мне надо по делам, Фабрицио. Это ненадолго. Ты спокойно меня подождёшь, а когда я вернусь, мы пойдём обедать в ресторан.

Ребёнок всплеснул руками.

— Это же шикарно!

— Я попрошу графиню посидеть с тобой, пока меня не будет.

— Ты не хочешь, чтобы я остался с той дамой напротив?

— Ни за что на свете!

— Почему?

— Это тебя не касается!

Крепко взяв мальчика за руку, Ромео стал спускаться по лестнице. Между четвертым и третьим этажами он столкнулся с очаровательной молодой женщиной, которая выглядела весьма прилично и которая ему настолько понравилась, что он поприветствовал её широким жестом, взмахнув своей серой фетровой шляпой на манер мушкетёров при дворе короля Людовика XIII. Удивлённая Адда Фескароло не смогла удержаться от того, чтобы не улыбнуться в ответ и вернуть, хотя и более сдержанный, поклон пылающему веронцу.

Польщённая приветствием своего гостя и расхваливанием комнаты, графиня согласилась посидеть часок с Фабрицио, что пришлось явно не по вкусу мяснику, который был опять здесь. Не глядя на Тарчинини, он громко заметил:

— Есть люди, не имеющие даже представления о том, что значит слово «деликатность».

Графиня тихо его перебила:

— Ну, Антонио... Это же неприлично!

— А он, может быть, он ведет себя прилично? Ни стыда у него, ни совести!

Ромео чопорно спросил:

— Это вы на меня намекаете, синьор?

— Знает кошка, чьё мясо съела!

— В таком случае, позвольте вам заметить, что в вопросах деликатности именно вы нуждаетесь в уроках!

— Я?

— Разумеется, вы! Невозможно и подойти к графине, чтобы вас не было рядом!

— Я не рассчитывал вас принимать!

— Я разве говорю о том, чего нет?

— Ну, что вам от нас нужно?

— Я пришёл только попросить донну Марию последить за моим сыном, пока я буду делать официальный визит.

— Ma que! Если вы не способны заниматься своими детьми, то незачем было их заводить!

— А если я отдеру вас за уши, чтобы научить вежливости?

— Попробуйте, если у вас есть желание оказаться в больнице!

— Вы воображаете, что напугали меня?

— Ну ладно, замолчите, дяденька, а то я уж и сам испугался!

В этом заявлении было столько презрительной иронии, что Тарчинини, забыв о своём возрасте и о Фабрицио, уже готов был ринуться в бой с грузчиком, когда чей-то голос осведомился:

— Я вам не помешаю?

Атмосфера тут же изменилась, и каждый обрёл своё хладнокровие. Графиня заверила:

— Совсем нет, синьор Таченто.

Вошёл очень здоровый, расплывшийся мужчина, чей вид производил впечатление бычьей невозмутимости:

— Мне надо на службу, и я вернусь не раньше девяти часов вечера. Я забыл сказать об этом, когда Паола уходила утром на работу. Не будете ли вы так любезны передать ей это, когда она придёт?

— Положитесь на меня, синьор Таченто, как я полагаюсь на вас в отношении нашей сегодняшней вечеринки.