Это было у моря

— Арья!

— Но ведь это так. Он повел себя как дерьмо! А я ты меня пытаешься заставить про это молчать!

Санса невесело усмехнулась.

— Чего уж там молчать. И так все знают. Даже Рикон и близнецы.

— Верно, знают все. И молчат. Чтобы тебе не было еще больнее. Ну и я тоже хотела того же. Ты сама — попади я в такую ситуацию — стала бы мне давать такое письмо?

— Нет. Наверное, не стала бы.

— Ага. Начала бы прятать меня под своими крыльями, пытаться защитить. Ну и я впервые попыталась сделать то же самое. Но я же не Пташка.

— Ты — точно не пташка. Ты — дикобраз. Захочешь подойти — а не тут-то было. Вот и с Джоном…

— При чем тут Джон! Он просто зануда, который только и знает, что меня поучать. А сам-то…

— Ага, а сам смотрит на Дени, да?

— Блин, Санса ты вечно все передергиваешь на свои дурацкие романы! Для меня все не так. Он заморачивается своими комплексами — и думает, что я в него втюрилась! А для меня он как брат — особенно после Робба. И этот кретинский раздрай меня бесит. Хочется, чтобы все было как раньше. Он сам от меня бегает — после этого идиотизма в парке. Думает, что я на него настучала из ревности.

— А это не так?

— Нет, конечно. Но это же был абсурдный бред! Она же ему тетка! Фу! Это было так противно…

— Знаешь, Арья — я вот что тебе скажу. Тебе стоит доверять людям чуть-чуть больше. Я не думаю, что Джон серьезно себе думал что-то насчет Дени. Ну всякие помутнения бывают у всех.

— Вот и не у всех. У меня — не бывает.

— Хорошо, у всех — кроме тебя. Бран же сказал — это был какой-то дурацкий спор. Знаешь, когда ты начинаешь взрослеть — и чувствовать себя женщиной — тебе хочется попробовать свои чары на всем, что движется. Я полагаю это то, что случилось с Дени. У меня тоже такое было — там, когда я была на море. Ты действуешь вопреки здравому смыслу, просто по наитию — словно тебя несет волной.

— Знаем мы, куда потом приносят такие волны… Взять тебя, к примеру…

— Да я не про Сандора. Ну то есть не только про него. Меня вообще несло во все стороны сразу. Просто ты еще видимо не доросла до этого. Когда оно случится — поймешь, о чем я. И в этой ситуации хорошо, если человеку дают право самому вовремя осознать этот момент — и остановиться. А ты в том случае заняла позицию демиурга — и решила за них. Просто из опыта — демиургу власть глаза застит — но тут легко и заиграться. И проиграть в итоге. Люди — не пешки. У них есть свое суждение. И право на ошибку тоже есть.

— Ага, у всех есть — кроме меня.

— Почему это?

— Ну вот я допускаю, что ошиблась, донеся на Джона и Дени. А он даже и не думает меня извинять. Ходит как сыч и дуется. И ты туда же.

— Ничего я не хожу как сыч. И я тебя уже простила.

— Чего-то не похоже.

— Очень даже похоже. Не простила бы — тогда и не разговаривала бы сейчас с тобой.

Арья угрюмо посмотрела на Сансу.

— Ты очень на меня злилась?

— Очень. Но что толку? Потом гонца за вести не ругают. У меня просто в голове все смешалось. Извини. Мир?

— Пусть будет мир. В следующий раз, когда я получу очередное письмо с тошнотворным разрывом для тебя внутри — тут же, как Ним, прискачу к тебе с этой гадостью в зубах. И большим ящиком бумажных платков.

— Нет, лучше с большим ящиком конфет. А потом мы вместе составим план, как передушить всех мерзких мужиков в радиусе ста миль.

— Это мне нравится больше, — заметно повеселела Арья, — Хочешь, я отслежу твоего дурацкого Клигана, взломаю ему телефон — наверняка ведь он купил новый — и сделаю так, чтобы будильник у него звенел каждый день в пять утра? Или нет, лучше в три ночи. Нет, не звенел — а вещал что-нибудь загробное твоим голосом? Состряпаю маленький карманно-телефонный вирус? Или обоим — и ему, и его глупой бабе?

— Я не уверена, что там вообще есть какая-то баба. И вообще. Пусть его. Я не хочу с ним больше связываться. После его предательства — думаю, ему и так хватает. И моего загробного голоса — и всякого другого.

Арья возмущенно покосилась на сестру:

— Ты все еще его жалеешь?

— Ну что поделаешь? Жалею. Убогих надо жалеть. Этим своим жестом он поставил себя настолько ниже меня — словно рухнул с пьедестала вниз, в пропасть. Поэтому что не хочу с ним связываться. Он сам выбрал, куда ему ползти. Ну и пускай себе ползет. Что же — добивать лежачего?

— Ты его жалеешь! А он тебя пожалел?

— Но я же не он. А потом — с его точки зрения, то, что он сотворил можно назвать актом милосердия. Он и раньше все пытался меня переубедить идти вперед, а его оставить позади. Вот именно этим я и занимаюсь.

— Что, идешь вперед? А кстати, куда ты идешь-то? И я куда иду?

— Ты идешь в школу. Сейчас дойдёшь со мной до того перекрёстка — и свернешь влево. Я же знаю, где твоя школа находится. Успеешь ко второй паре.

— Ага, я что я там скажу? Что проспала?

— Хочешь, я напишу тебе записку? Ну, что ты была у зубного…

— Да ты что мне, опекун?

— Я нет. Но если я подпишусь тетиным именем, — да. Есть ручка?

— Ага.

Санса взяла протянутый Арьей листок бумаги и черную простую ручку и накропала три строчки. Лихо расчеркнула внизу размашистую закорючку, вроде той, что ставила Лианна, подписывая чеки в магазине. Санса всегда была наблюдательна — и иногда это можно было использовать с толком.

Арья с пристрастием изучила записку и сунула ее в карман, удовлетворенно хмыкнув:

— Спасибо! И тебе не стыдно совершать такие бесчестные поступки?

— Это же на благо тебе, — заметила Санса. — Не сделай бы я этого — ты бы пропустила целый день. А так — только пару уроков. Так что иди учись — студент! А я пошла дальше.

— А куда?

— Навестить одного моего приятеля. Я задолжала ему объяснение. Судя по тому, что ты мне давеча сказала — с этим лучше не задерживаться. Тем более — он не ты.

— В смысле? Ты же к Зяблику идешь?

— Ага. Ну и он, явно, не ты. Кстати о — можешь мне пообещать одну вещь?