Это могли быть мы

Сандра не обратила на него ни малейшего внимания. Она положила игрушечную лошадку Кирсти на диван и показала обеими руками знак: два пальца одной руки скрещивались с двумя пальцами другой.

– Лошадка, Кирсти. Лошадка. Ты можешь показать? – Сандра спрятала игрушку за спину. – Где она? Где лошадка? Можешь ее попросить?

Взгляд девочки, как обычно расфокусированный, блуждал по комнате. Эндрю напрягся. Он почувствовал, как Оливия легонько коснулась его руки.

– Смотри!

Руки Кирсти показывали тот же самый знак, который показывала Сандра, хотя ее глаза и не смотрели на лошадку. У нее получилось. В самом деле.

– Умница! – Сандра протянула игрушку девочке, и пальцы той неловко, словно она была совсем слепа, ухватили лошадку за хвост.

– Но это ничего не значит. Она не понимает, что такое лошадь, а просто повторяет жест.

Правда, нужно было признать, что прежде он не считал Кирсти способной и на это.

Сандра все еще не обращала на него внимания. Она взяла со стола книгу с картинками.

– Что это, Кирсти? Что это?

Кирсти снова показала пальцами тот же жест. Он был еле заметный, но все равно разительно отличался от ее обычных жестов, словно обрывок связной речи, пробивающийся сквозь шум помех на радио. Сандра показала книгу Эндрю и Оливии – на странице была изображена белая лошадь с развевающейся гривой и почти человеческой улыбкой на морде.

– У нее получается! – с дрожью в голосе воскликнула Оливия. – Она понимает, Эндрю!

Эндрю пришел в движение, что-то в нем перегорело. Обычное безмолвие Оливии давало ему свободу делать широкие жесты, выскакивать из комнаты – должно быть, так себя чувствовала рядом с ним Кейт. Он надел дождевик и положил руку на дверь, но не смог ее открыть. Постояв немного в коридоре, он вернулся и повесил куртку на перила лестницы.

– Простите.

Сандра стояла у кухонного острова и пила кофе из его любимой кружки. Эндрю понимал, что даже после посудомоечной машины на краях останется розовый блеск для губ. Оливия переложила Кирсти на игровой коврик.

– Все норм. Иногда случается шок.

– Как вам удалось? Как?

Сердце колотилось в груди, и Эндрю сам не знал, заплачет он сейчас, засмеется или его стошнит. Как такое возможно?

Она пожала плечами.

– Иногда нужно просто в них верить. Говорить себе, что в этой голове наверняка что-то происходит. Мы думаем – раз человек не говорит, то он и не понимает, но сдается мне, что иногда они понимают.

– А… А она сможет… выучить другие знаки?

– Не вижу препятствий.

Это было странное ощущение. Словно Кирсти все это время притворялась, пряталась под столом, а теперь вылезла – десятилетняя девочка, которая все понимает. Он попытался вспомнить, что они говорили в ее присутствии за прошедшие годы, и ему пришлось опереться о стол.

– Все еще поверить не могу.

– Ну, пока рано. Кажется, надо что-то делать с глазами. Видите, она не может сосредоточить взгляд? Проблема со зрительным нервом или еще с чем-то.

И снова в голове Эндрю что-то щелкнуло. Когда человек даже не смотрит на тебя, начинаешь считать, что он где-то в другом месте, не обращает на тебя внимания. Но что, если дело всего лишь в неспособности управлять глазами? Как с машиной, у которой лопнул ремень вентилятора? Боже! Господи, бедный, бедный ребенок!

– Я готов на все, – произнес он неожиданно для самого себя. – Что я могу сделать?

– Научиться этому. Это нетрудно. Нужно пройти курсы.

Эндрю устыдился. Он всегда свысока смотрел на Сандру, окутанную облаками табачного дыма и неловко ковыляющую на высоких каблуках, но она сумела то, на что они с Кейт оказались неспособны – разглядела попытки контакта со стороны Кирсти. Мысль была так ужасна, что Эндрю показалось, что она сокрушит его, как цунами. Но нет. На этот раз он не станет искать убежища в чувстве вины. Он все исправит. Он сделает все ради дочери.

Хлопнула входная дверь – это неведомо откуда вернулся Адам, дрожа от холода в тонкой футболке. Какой же он худой и печальный!

– Что происходит?

– Твоя сестра заговорила, – небрежно бросила Сандра. – Вернее, научилась показывать жесты.

Адам недоверчиво посмотрел на отца.

– Я думал, она не может.

– Я тоже. Но… – к горлу что-то подступило: не то смешок, не то всхлип. – У нее получилось. Она может. Все может меняться, Ади. В самом деле может…

Надежда – вот что это было за чувство. Она обжигала, словно комета, на которую едва можно было смотреть.

– Иди сюда, – он протянул сыну руку.

Адам посмотрел на отцовскую ладонь настороженно и опасливо, словно олененок.

– Иди сюда, давай попьем чаю. У нас и печенье есть.

Колебание. Момент, когда Адам мог снова сбежать, выскочить за дверь или уйти в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Но вместо этого он сделал шаг вперед.

– Она в самом деле научилась?

– В самом деле…

Эндрю рискнул – он обнял мальчика за плечи и привлек к себе.

– Мы справимся, – прошептал он. – И тебе мы тоже поможем.

Адам ничего не ответил, но и не отпрянул. Надежда. Как же она обжигала!

Позднее, убирая ноутбук, Эндрю решил еще раз просмотреть свой роман. Он наткнулся на сцену, в которой один из парней раздевает девушку, отключившуюся под действием наркотиков. Он считал эту сцену смелой и мрачной, но теперь понимал, что она была жестокой и холодной. И совершенно не интересной в сравнении с тем, что он только что видел собственными глазами. Ребенок, освобожденный из темницы безмолвия. Мальчик, вернувшийся домой, когда он пытался сжечь все вокруг себя. Семья, восставшая из руин. Слова, знаки – словно ключ к закрытым ржавым воротам. Он провел пальцами по ноутбуку, словно пианист, собирающийся начать игру, и вспомнил, что говорила ему Летиция – пишите правду. Пишите о том, что было на самом деле. И подобно тому, как Кирсти нашла дорогу из лабиринта, в котором была заточена, Эндрю вдруг увидел выход и для себя, словно узрел чудо.

Эндрю, наши дни

Эндрю не сразу понял, что натворил, потому что мозг был полон разных тревог, захлестывавших его, словно штормовые волны – причал. Потребовалось время, чтобы разобраться. Что же его так тревожило? У него пока не было возможности поговорить с Летицией, еще он не мог вспомнить имя кого-то из издательства, а еще понимал, что рубашка на спине покрылась пятнами пота. Но нет, дело было не в этом. Он шел сквозь толпу, туманно улыбаясь людям, махавшим руками и обнимавшим его. Он шел к своей семье. Оливия стояла с печальным видом, как с ней это всегда бывало в толпе. И тут до него дошло.

О господи!

Должно быть, она заметила ужас на его лице, от которого отхлынула кровь. Она изобразила улыбку.

– Чудесная речь! Я так тобой горжусь.

– Ливви, я…

Она поморщилась, услышав уменьшительное имя. Рядом была Делия, которую он не видел уже больше года и очень хотел обнять, но та посмотрела на него с нескрываемой враждебностью. Она обняла мать.

– Пойдем, возьмем тебе выпить, мама.

Она увела Оливию. Эндрю остался с Адамом, на лице которого смешалось столько эмоций разом, что ничего нельзя было разобрать. Как радовался он, увидев их с балкона и понимая, что эта классная и красивая молодая пара пришла поддержать его. Это почти компенсировало ужасное чувство вины оттого, что здесь не было Кирсти. Но теперь он сам все испортил.