Это могли быть мы
Шрифт:
– Ну, хоть выпивка будет. Давай, мы приехали.
Она нажала кнопку звонка, встала и изящно упорхнула вниз по лестнице еще не остановившегося автобуса.
Витрина книжного магазина была заполнена книгой Эндрю. «Твоя рука в моей руке». Дурацкое название. Рисунок на обложке – детская ладонь во взрослой – тоже был дурацкий. Кирсти никогда бы не сумела протянуть руку подобным образом, а если бы и протянула, то рука была бы вся в слюнях или банановой мякоти. Магазин, к его удивлению, был набит битком, и наружу доносился звонкий смех и гул голосов. Адаму вдруг расхотелось входить, и он остановился у двери.
– Что случилось?
А вдруг люди увидят его: «Ах, да! Это же его сын…»? Вдруг в книге написано и о нем? О том, каким он был подростком – совершеннейшим кошмаром? Книга у него была – сияющий
– Там будет скука. Я никого не знаю.
– Ты знаешь меня.
Она взяла его за руку, и он не мог не последовать за ней в тепло, навстречу гостеприимному свету, ярким книжным суперобложкам и успокаивающему аромату бумаги. Сознательная Делия добросовестно протерла руки антисептиком, и Адам неохотно последовал ее примеру. Помещение магазина уходило вглубь, и там оказалось на удивление много людей. И не только отвратительные обитатели Бишопсдина. Там была Сандра в своих леопардовых легинсах; ее голос прорезал общий гул, словно визг бензопилы. Она уже дала несколько интервью по поводу книги, поскольку там было довольно много сказано о ней самой – кудеснице, научившей Кирсти разговаривать. Вообще-то, ему бы хотелось с ней поговорить – ему всегда нравилось, что она бесила отца. Но прямо сейчас он бы этого не выдержал. Она умела видеть все, что хотелось бы скрыть. Он быстро заметил компанию молодежи творческого вида: коротко стриженную девушку с кольцом в носу и другую, в узорчатом комбинезоне. Если бы не Делия, он бы, возможно, подошел к ним и попытался бы поболтать. Но он был с Делией. Он увидел, как она улыбнулась ему, словно понимая, о чем он думает. Она подошла к столику с напитками и попросила шампанское уверенным голосом, чувствуя себя в родной стихии. Ее дедушка и бабушка были богаты, она часто бывала на светских мероприятиях.
– Я этого не хочу, – пожаловался он, когда она вручила ему бокал. – Ничего крепкого нет?
– Шампанское всегда лучше всего, – ответила она. – Поверь, на остальном всегда безбожно экономят.
– О… Поверить тебе? С твоим-то опытом книжных презентаций?
Делия просто рассмеялась, как поступала всегда, стоило ему начать брюзжать.
– Вон мама.
Она пересекла помещение, петляя между гостями, – откуда у отца столько знакомых? – в сторону Оливии, которая с жалким видом стояла, держа в руке бокал такого же вина, к которому так и не притронулась.
– О, милая, ты приехала! Привет, Адам, дорогой.
Оливия не стала целовать его – от этой привычки Адам ее отучил. Он сделал глоток шампанского и почувствовал, как пузырящаяся жидкость неловко проскользнула в желудок.
– А где Эндрю? – Делия оглядывалась по сторонам, даже помахала кому-то рукой.
Откуда она могла вообще здесь кого-то знать?
– Готовится произнести речь. Ужасно волнительно.
Вид Оливии стал еще несчастнее. Она ненавидела сборища, терпеть не могла быть в центре внимания, и Адам понимал, что она, наверное, чувствует себя не в своей тарелке точно так же, как и он сам. В конце концов, кто она такая? Не жена его отца и даже не его партнер. Его друг? Ничуть не больше, чем стоящий поодаль Мартин, бывший начальник отца, человек с ужасающе зловонным дыханием. Однажды, шатаясь без дела по отцовской конторе, Адам положил на стол Мартина пакетик мятных леденцов и приложил к нему записку: «ТЕБЕ НЕ ПОМЕШАЕТ». Судя по всему, урок не пошел впрок.
Лицо Оливии стало еще печальнее, и, заметив, как слегка подрагивают ее руки, Адам отвернулся: он не выносил вида ее тревоги, ее боли. Его взгляд упал на полки с туристической литературой. Синий, множество оттенков синего. Пляжи. Места, где сейчас должно быть весело. От размышлений его оторвал визг – зафонил микрофон. Эндрю стоял на балконе рядом с какой-то молодой женщиной в ситцевом платье, говорившей высоким голосом с аристократическим выговором.
– Милая, ты сегодня не пьешь? – прошептала Оливия Делии, и Адам понял, что, да, как это ни странно, она взяла шампанское для него, но не для себя.
Но эта мысль тут же вылетела из его головы, потому что начали представлять его отца.
Женщина в ситцевом платье, наверняка сама ненамного старше Адама, назвалась редактором его отца, но имени он не разобрал в гуле, который
не утихал несколько мгновений. Даже когда повисла тишина, еще был слышан раскатистый голос Мартина.– Я так рада приветствовать вас здесь, на презентации этой замечательной книги, которая разобьет ваше сердце и поможет склеить его снова…
Адам отключился, пока она расхваливала Эндрю, неловко стоявшего рядом в рубашке и галстуке – единственный в таком наряде – и обливавшегося потом. Он посмотрел на Делию, стоявшую на расстоянии вытянутой руки. Она была бледна. С ней все в порядке? В голове промелькнули тревожные мысли – может, она заболела или влюбилась в кого-нибудь, вроде того хиппи, и собирается рассказать ему об этом после этой дурацкой вечеринки. Он залпом допил уже нагревшееся шампанское. Все в порядке. Они сами решили закончить отношения, да и к тому же это он бросает женщин, а не они его. Кроме, конечно же, его матери. Он разбирался в психологии.
Теперь в микрофон неловко говорил Эндрю.
– Э… Добрый вечер. Хорошо ли меня слышно?
Господи… Неопытный человек у микрофона – это всегда так убого! Нужно было дать Адаму наладить систему. Наверное, он мог и сам вызваться. «Немного постараться», как сказала бы Делия. В конце концов, выход книги – это действительно большое дело. Он поговорит со стариком потом. Делии это понравится. Она будет гордиться и посмотрит на него тем особенным взглядом, каким смотрела всегда, когда он делал что-то хорошее.
– Я безгранично рад быть здесь, видеть всех вас. Моя книга вышла! Ого! Мне нужно поблагодарить столь многих. Мою группу писательского мастерства и Летицию, нашего преподавателя, которая наставила меня на путь истинный.
Со стороны той творческой группы донеслись приветственные крики и аплодисменты. Значит, они были писателями. Оказывается, у отца были и не стремные друзья. Как же это бесит!
– Моего редактора Эйприл, агента Симеона, рискнувшего поставить на меня…
Последовали другие имена. Адам перестал слушать. Ему было тошно стоять здесь, неловко прижатому к книжному стеллажу, в зловонии дыхания Мартина.
– …Конечно же, я должен поблагодарить Кирсти, мою прекрасную дочь, которая, увы, сегодня не с нами.
Его голос чуть дрогнул. Тихий шепоток сочувствия, аплодисменты. Адам громко хмыкнул, удостоившись короткого гневного взгляда Делии.
– Моего замечательного сына Адама…
Господи! Его-то за что благодарить? Он ничего не сделал.
– Делия, вижу, ты тоже здесь: спасибо, что пришла. И спасибо всем. Э… Кажется, это все. Я не могу…
Стоп. Он не поблагодарил Оливию. Боже! Он в самом деле не собирался поблагодарить Оливию? Человека, который вообще отправил его на эти чертовы писательские курсы, из кожи вон лез, чтобы дать ему время, пространство и покой? Обычно Адаму доставляли удовольствие подобные проявления бестактности, но Оливия заслуживала лучшего. Вихрь напряжения, в центре которого была она, охватил Адама и Делию. Он попытался привлечь внимание отца, дать сигнал. «Поблагодари ее! Твою же мать! Поблагодари ее!» Но отец взволнованно смотрел куда-то мимо него.
– Э… э… уверен, что есть и другие, но я забыл черновик в такси. Ха-ха! Спасибо всем! Веселитесь!
Гул разговоров снова усилился. Господи! Он забыл поблагодарить Оливию.
Эндрю, 2012 год
Эндрю закрыл глаза.
– Что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы их отрубили. Оттяпали. Я не собираюсь ими пользоваться.
Эндрю снял очки и посмотрел через обеденный стол на сына. Высокий, красивый, с пронзительными голубыми глазами, доставшимися от Кейт, черными, как вороново крыло, волосами, спадающими на лоб. Адаму уже было двенадцать, и Эндрю даже представить себе не мог, как протянуть следующие шесть лет вместе с ним.
– Это не так работает. Их не отрубают… В общем, они вроде как перерезают трубки. Ну, с помощью…
– Не важно, – ответил Адам с легкой насмешкой. – Я не собираюсь заводить детей, поэтому хочу сделать вазэк… как там ее? Чтобы мне не пришлось пользоваться презервативами. Они – дерьмо.
Эндрю отказался от затеи отучить сына от брани.
– Никто не станет делать вазэктомию двенадцатилетнему.
– Но я не хочу детей!
– Понимаешь, ты можешь потом передумать. Многие в твоем возрасте считают, что никогда…