Это вечное стихотворенье...

«Грустно, что годы идут…»

Грустно, что годы идут С лицами переселенцев… Я поступлю в институт Для стариков и младенцев. Думаю, примут. С зарей Я ведь входил в эти росы И ведь неплохо порой Им отвечал на вопросы. Ель из-под синих бровей Очи совиные вспучит. Бабочка и муравей Тоже чему-то научат. Чтобы постигнуть и тут Таинства дня и столетья, Я поступлю в институт Шелестов и многоцветья. Я проживу сонмы дней Занятых или беспечных, Слушая голос корней Тоненьких и бесконечных. И не осудит душа, Что проживу не усталым, Веткой попутной маша Землю трясущим составам. Радуясь этой земле, Не понимающей горя, Чтобы однажды во мгле Вечность увидеть, как море. Но это так тяжело, Что институт мой — лишь своды Рощи, в которую зло Эти вторгаются годы. О, не минуя и тут Ни стариков, ни младенцев — Видишь? — идут и идут… С лицами переселенцев. 1988

«Поэзия, одна не знаешь ты…»

Поэзия, одна не знаешь ты, В чем цель твоя конечная… Иначе Ты проявила б все свои черты Давным-давно. И ни одной не пряча. Тебе твердит угрюмо: «Ты не та, — Большой знаток. — Идешь не в ногу с веком!» А ты молчишь, задумавшись спроста: Что происходит с этим человеком? 1988

«Весна. Финансовые затруднения…»

Весна. Финансовые затруднения. Черемуха около небосвода. Когда я предчувствовал гул падения, Мне ветку протягивала природа. Все так. Но в воду я тем не менее Все реже совался, не зная брода… Когда во мне убивали гения, Хорошая, помню, была погода. 1988

«На нынешнем витке Истории…»

На нынешнем витке Истории Неплохо обратить внимание На две кувшинки в акватории Пруда, лежащего в тумане. На нынешнем витке Истории Неплохо нежностью попотчевать Двух редких бабочек, которые Витают выше нас и почвы. На нынешнем витке Истории, На улице, на сквозняке… На нынешнем витке Истории, Пульсирующем на виске. <?>

«Рощу и поле дождем замутило…»

Рощу и поле дождем замутило. Помню, какая тоска охватила От усложненного эхом гудка, Словно из юности, издалека. Несостоявшееся навалилось, Дробью колесною заколотилось. Что ж мы настолько зависим от них, Этих гудков бесконечно глухих. Словно мы прожили жизнь по мотивам Повести, сложенной локомотивом, Шпалой и рельсом, железом и рвом, А не созвездием и соловьем… Что это, что это было и есть? Это уже бесконечная весть, Это дождя отшумевшего шорох В листьях и память о тех, о которых… Это закат на пруду и на вербе, Это шампанское марки «ихъ штербе», Это случайный отъезд на века Без проводницы и проводника. 1989

«Наконец-то я молод…»

Наконец-то я молод, И свободен, и стар… Но в ушах, точно молот, За ударом удар: «Скоро кончится Время, Не твое — вообще! Плыл ли ты на триреме Или брел по шоссе. Оборвется минута, Улетая назад, И обрушится круто Вся История в ад. И начнется без Слова И без Света — Ничто. Потому что иного И не стоил никто…» Что за сон, что за морок? Что за страшная весть? Наконец-то я молод! Наконец-то я есть! Я еще человечность И любовь берегу. Эту мертвую вечность Я понять не могу. О, когда нас не будет Никогда, никогда — Кто поймет, кто рассудит, Кто помянет тогда? 1989

Отрывок

Так звездочет, звездой влекомый, Оказывается ни с чем, Когда его любой знакомый Хватает за рукав: ты с кем? Ему, когда он глаз не сводит С отрады будущей земной, И в голову-то не приходит Спросить, озлясь: а кто со мной? С ним — никого. С ним только вечность. …Ни крыши нет, ни потолка, Ни стен… Он брошен в бесконечность, А там не смотрят свысока. Он в апогее, он в зените, Он в перигее звездных стуж… А что он ест? Повремените! Вы не кормильцы этих душ… Он долго ищет свет в подъезде, Но Вифлеемская звезда Среди нависнувших созвездий Ему мерцает иногда. 1989

«Выживаемость нелучших…»

Выживаемость нелучших (Пусть живут) — обычный фон. Жаль отпевших, жаль певучих, В золотой ушедших фонд. Называть имен не стану, Труден перечень такой. Невзначай перо достану. Лист увижу под рукой. Засвечу свечи огарок, Брошу тень на тополя. И услышу шорох галок Там, где спит сыра земля. Но и утром, в клики птичьи Вслушиваясь в вешней мгле, Не узнаю, в чьем обличье Ходит небо по земле. Не узнаю, кто вздыхает И по ком в последний час, Кто так рано забирает Этих странников у нас. 1989

«Какая осенью младая…»

Какая осенью младая В душе тоска! Как колокольчик, дар Валдая, Издалека… Окно от дома до сарая Бросало луч. Какая терпкая, сырая Стояла ночь! И ветер в соснах, беспокоясь: А где вокзал? — Все время наезжал, как поезд, И исчезал. И наступала тут такая Вдруг тишина, Что только бабочка ночная Была слышна. И снова поездом, сосновый, Гул налетал. И юный стих о жизни новой В душе витал. Но громом в воздухе осеннем Вставала тишь. Как перед светопреставленьем, Провалом крыш. И только стих, пока молчала Ночь у крыльца, Все жаждал жизни без начала И без конца. 1989

«Когда цепенел я и маялись кости…»

Когда цепенел я и маялись кости, Желая отмаяться хоть на погосте, Взглянул я глазами в пустые глазницы: Сквозь ночь проходили там звезд вереницы — И встретился взглядом я с тою звездою, Что медленней всех говорила со мною. Я сразу узнал ее между другими, И страшно мне было назвать ее имя. Сказал я: пора уже, Господи-Боже! Пусти меня выше, чем тесное ложе. Уже я сказать ничего не умею. Пусти меня выше, чем то, что имею. Я там еще молод! И небо, и сушу Просил я домой отпустить мою душу. И Бог даровал мне продление жизни, И стих как моленье, и грусть по отчизне. 1989

Лермонтовские дни в Тарханах. 1986

Владимир Соколов

Переделкино. 1980-е

Владимир Соколов, Марианна и Нина Петровна Роговские

Переделкино. 1988

Новый год в Лаврушенском переулке. 1989

ДЕВЯНОСТЫЕ

«Прекрасно стать забытой книгой…»

Прекрасно стать забытой книгой И промерцать, когда найдут, Давно прошедшего веригой, Цепочками его минут. И ржавое великолепье, Свидетельство былых оков, Окажется златою цепью И украшением веков. 1990

«Сегодня день под Рождество…»

Сегодня день под Рождество. Чтоб тишь не возмутить, Не надо делать ничего, Не надо в сад входить. Не скрипни дверцей, рукавом Снежинки не задень. Сегодня день под Рождество, Слепящий Божий день. И если ангела в тени Увидишь невзначай, Своим восторгом не спугни, Светись, не замечай. Сегодня день под Рождество, Настолько Божий день, Что не боятся никого Ни лань и ни олень. Сегодня ветви так висят, Что просто нет беды, И всюду — Гефсиманский сад, Где только есть сады. Сегодня день под Рождество. И, страшное на вид, Сегодня все мертвым-мертво, Что бытию грозит. И если Бог шепнет звезде Неслышно о тебе, То, значит, в божеском труде Сиять твоей звезде. Сегодня день под Рождество, Тишайший Божий день. Не тронь пылинки рукавом, Снежинки не задень. И Белоснежного в тени С поникшей головой — Лишь краем ока сохрани, То охранитель твой. Он отдыхает невдали И шепчет между тем: О, не спеши, дитя Земли, В обещанный Эдем… 1990