Этот мир не выдержит меня. Том 5

— Куда? — из-за стола вылез маленький мужичонка — настолько крохотный, что даже Большой показался бы рядом с ним настоящим великаном.

— К «Папе», — коротко проинформировал лилипута я, без промедления направившись к следующей двери.

— Нельзя! — пискнул мужичонок.

Он сжал кулачки и отважно бросился мне наперерез. Удивительная самоотверженность.

Разумеется, никаких проблем с тем, чтобы обезвредить столь «серьёзную» угрозу у меня не было. Я ухватил крохотного агрессора за воротник форменного кафтана, а затем отволок бесконечно брыкающееся тельце к окну.

— Мне нужно поговорить с «Папой», — негромко произнёс я.

— Нельзя!

— Можно, — спокойно возразил я, приподняв мужичонка над подоконником — так, чтобы ему было лучше видно стоявших на улице бойцов. — Если ты пойдёшь мне навстречу. А если нет, то тогда придётся звать на помощь команду профессиональных переговорщиков… Правда, не уверен, что их вмешательство придётся тебе по вкусу.

Конечно, я вполне мог обойтись без угроз и проложить путь к начальнику стражи, разбив дверь клвецом. Однако местный «Папа» — не Жаннет. Начинать общение с ним со столь экстравагантного хода было бы верхом глупости.

Здесь требовалось соблюсти политес. Ну или хотя бы изобразить его видимость.

Зажатый в мои крепких «объятьях» мужичонок очень внимательно изучил бойцов, прохаживающихся под окнами. Он сразу понял, что не сможет противостоять такой силе, и перестал дёргаться.

— Пусти, — послышался его тоненький голосок. — Мне нужно доложить о тебе… о вас.

Я без промедления выполнил столь вежливую просьбу. Мужичонок поправил помявшуюся одежду, а потом проследовал в кабинет руководства, чеканя каждый шаг. Спустя четверть минуты наружу высунулась его крохотная голова, пискливо сообщившая, что меня ждут.

Так-то лучше. Я нацепил на лицо самую дружелюбную улыбку из всех возможных и бодро шагнул за дверь.

Мужичонок же, достойно выполнив свой секретарский долг, вернулся за стол. Он старался делать вид, что ничего не произошло, лишь украдкой поглядывая в мою сторону свирепым взором.

Кабинет начальника городской стражи поражал своей аскетичностью. Ничего лишнего — только стол, пара кресел, лавка вдоль стены и громоздкое седло в углу. Видимо, напоминание о лихом кавалерийском прошлом.

Можно было подумать, что это напускное — мол, глядите, люди добрые, ни копейки из бюджета не взял, однако подобные мысли сразу пропадали, стоило только взглянуть на самого хозяина кабинета.

Высокий, словно висельный столб, и крепкий, будто оковы бывалого каторжанина, он стоял у окна, глядя на меня острым, как топор палача, взглядом. Живое олицетворение закона, ни дать ни взять.

Его лицо показалось мне удивительно знакомым, и уже в следующую секунду я понял почему. Начальник стражи был чертовски похож на капрала Хигса — только на тридцать лет старше и на десяток килограммов тяжелее. Те же скулы, тот же нос, те же рыжие, но уже поблёкшие волосы… Отец и сын, никаких сомнений.

Мой взгляд скользнул по фигуре «Папы», цепляясь за детали. Немного перекошенная поза с опорой на левую ногу намекала на полученное в прошлом серьёзное ранение. Идеально отглаженный, будто бы только что надетый мундир и ровный, словно начерченный по линейке пробор говорили о стремлении к порядку. А «рассекающая» лоб морщина и выставленный подбородок — о твёрдом характере.

Бывалый воин, педант и стоик. Хреновое сочетание. Худшее, что можно сделать — это начать играть по его правилам.

— Господин Хигс! — завопил я куда громче, чем следовало в обычных обстоятельствах. — Рад видеть! Ваш сын — к слову, замечательный молодой человек — очень много о вас рассказывал!

Промчавшись по кабинету, словно ураган, я плюхнулся в стоявшее перед столом кресло. Без приглашения и без разрешения, само собой.

— Присаживайтесь! — я радушно предложил хозяину кабинета занять его собственное место. — Нам нужно о многом поговорить.

Взгляд мужчины, ещё мгновение назад бывший острее бритвы, резко потускнел. «Папа» готовился к драке, к скандалу, к противостоянию, но не к неожиданному «перфомансу» странного гостя. Наглого и одновременно с этим дружелюбного.

«Папа», оглушённый таким напором, сделал неуверенный шажок в сторону свободного кресла, однако быстро понял, что поставит себя в подчинённое положение, если решит сесть. Хозяин не должен выполнять распоряжения посетителя. Если этот хозяин, конечно, рассчитывает сохранить свой авторитет.

— Кто вы? — спросил Хигс-старший, хотя явно узнал меня. — И кто эти вооружённые люди под окнами?

— Меня зовут Феликс Обрин, — я коротко кивнул в знак приветствия. — А люди под окнами… Давайте будем считать, что это неравнодушные горожане, недовольные тем беспределом, что творится на улицах.

— На улицах всё спокойно, — медленно произнёс Хигс-старший.

Он догадывался, зачем я пришёл, но не знал, как реагировать на неучтённый фактор в виде отряда «неравнодушных горожан». С ходу проявить характер? Заманчиво, но слишком рискованно. Будучи человеком военным, мой собеседник прекрасно понимал, что его стражники серьёзно уступают профессиональным бойцам и выучкой, и вооружением.

— Теперь да, — лучезарно улыбнулся я. — А всё благодаря двум героям — точнее, герою и героине -которые обезвредили, сразу семерых разбойников, тайно проникших в город. Я благодарен, что вы приютили их у себя, но теперь хочу вернуть своих людей домой.

«Папа» смотрел на меня холодным взглядом. В нём читалось всё то, что он думает и обо мне, и о «героях», и о навечно упокоившихся «разбойниках».

— Откуда вы знаете, кем были убитые? — отрывисто спросил Хигс-старший через мгновение. — Отвечайте! Немедленно!

— А у вас есть какие-то другие сведения о них? — моя улыбка, явно раздражавшая собеседника, стала ещё лучезарнее.

Я начисто проигнорировал приказной тон «Папы». Реагировать или уж тем более подчиняться ему, было никак нельзя. Иначе сам не заметишь, как вытянешься по стойке смирно.

— Нет, — в голосе Хигса-старшего слышалось недовольство. Ему не нравилось признаваться в собственной неосведомлённости. — Но мы работаем над этим.

— Это похвально, — я демонстративно крутанул между пальцами небольшой металлический «орешек». — Очень жаль, что мне приходится отвлекать вас от дел, но чем скорее вы отпустите моих людей, тем скорее сможете вернуться к расследованию.

Разумеется, «Папа» знал о наличии у меня графской бильи, однако её блеск заставил его скривиться, словно от пропущенного удара. Собственно, это и был удар — не физический, но оттого не менее болезненный. И парировать его оказалось нечем.