Эволюционер из трущоб. Том 10

— Все на пол! — закричал проводник.

Отстранившись от окна, я выглянул в коридор. Проводник стоял в дальней части вагона, рядом с посадочной дверью. Он выхватил из-под пиджака револьвер и первым встретил врага. Входную дверь выбили с такой силой, что она сорвалась с петель и, как пушечное ядро, врезалась в противоположную стену. Проводник лишь чудом сумел увернуться, а после высунулся из-за угла и нажал на спусковой крючок.

Выстрел! Оглушительный. Словно гром среди ясного неба. Женщины в соседнем купе перешли на ультразвук и стали безутешно рыдать. Я же переключился на Всевидящее Око и понял, что проводник — парень не промах. Один энергетический след быстро угасал, свалившись на пол вагона. Однако лежал он там недолго. В открытый дверной проём запрыгнул один хунхуз, за ним ещё парочка, и ещё, и ещё. В конечном итоге, умирающего просто вышвырнули из вагона, хотя он был всё ещё жив.

Раскосый Хунхуз, издав пронзительный вопль на незнакомом языке, ворвался в вагон и вогнал нож в грудь проводника по самую рукоять. Захрипев, проводник попытался ударить пистолетной рукоятью раскосогопромеж глаз, но не успел. Два новых тычка — в горло и глаз — оборвали его жизнь.

— Раз, два, три, четыре, пять. Я иду стрелять, — проговорил я считалочку и призвал экспериментальный револьвер.

Белый луч врезался в грудь хунхуза, пропалив в ней аккуратное, ровное отверстие. Запахло жженым мясом. Разбойник неверяще посмотрел на дыру в груди. Потрогал её пальцами и рухнул лицом вниз. Выстрел, за ним второй, потом третий. Хунхузы умирали один за другим, хотя парочка из них даже пытались отстреливаться.

Ну, как пытались? Они спрятались за стальной переборкой и думали, что там они в безопасности. Увы и ах, господа. Револьвер с лёгкостью прогрыз металл, а после и отверстия в их телах. Я собирался перезарядить пистолет и продолжить отстрел особо ретивых разбойников, когда услышал хриплый крик Черчесова за спиной:

— Миша!

Обернувшись, увидел, как громадный хунхуз с татуированным лицом замахивается топором прямо на меня. Я увернулся в последний момент, почувствовав свист стали возле самого уха. Черчесов выхватил из трости шпагу и точным ударом вонзил клинок хунхузу в шею. Враг упал, захлёбываясь кровью.

— Спасибо, — сказал я, улыбаясь.

— Не за что, сынок, — кивнул Черчесов, выступая навстречу новому хунхузу.

Сперва я переживал за старика и присматривал за ним. Но после того, как Черчесов уложил третьего по счёту разбойника, я понял, что за себя постоять он сможет.

Хаос распространился по всему поезду. В соседних вагонах раздавались крики, выстрелы, звуки разбиваемых стёкол. Пассажиры, кто мог, пытались отбиваться: молодой офицер в гражданском стрелял из револьвера, держа оборону у входа в следующий вагон. Седой мужчина, явно ветеран, орудовал коротким кинжалом, прикрывая собой женщину с ребёнком.

Я пробирался через этот ад, стреляя из револьвера, швыряя огненные шары под ноги разбойничьих лошадей. Один раз вышло весьма удачно. Огненный шар взорвался, проглотив сразу десяток всадников. Нет, лошадки не пострадали, просто испугались и встали на дыбы сбросив всадников. Уверен наездники, как минимум, переломали себе все кости.

Каждый выстрел или заклинание забирало чью-то жизнь, но хунхузы продолжали наступать, словно их было бесконечное множество.

Позади что-то взорвалось. Взрывная волна бросила меня вперёд, и я больно ударился виском о приоткрытую дверь купе. Перед глазами поплыло, в голове загудело, тошнота подступила к горлу. Я перевалился на спину и увидел гиганта. Он занёс над головой шипастый молот, готовясь размозжить мне череп.

Такими фокусами меня не напугать. Я собирался призвать Оторву и разнести к чёртовой матери этого клоуна, а вместе с ним и крышу поезда, но Черчесов оказался быстрее. В последний момент он заслонил меня, принимая удар на шпагу.

Молот сокрушил клинок и раздробил старику плечо. Граф, сжав зубы, сделал шаг вперёд и вогнал обломок шпаги хунхузу под нижнюю челюсть. Тот захрипел и ударил графа наотмашь, отбросив его к стене вагона, где он безвольно упал на пол.

Больше гигант ничего не успел сделать. Я призвал кинжал и вонзил его в пах этому гаду, после чего потянул лезвие вниз, рассекая плоть по внутренней стороне бедра. Океан крови хлынул из резаной раны, а хунхуз практически сразу рухнул на пол, подёргиваясь в предсмертных конвульсиях.

Я подбежал к Черчесову и осторожно приподнял его голову. Рана оказалась серьёзнее, чем я подумал по началу. Сломанные кости повредили артерию и сейчас кровь, пульсируя, струями вытекала в районе ключицы.

— Даниил Евгеньевич, ну как так-то…? — прошептал я, понимая, что это конец.

Он слабо улыбнулся, глядя мне в глаза.

— Миша… — прохрипел он. — Похоже, книгу я уже не напишу… Обещай, что станешь хорошим человеком и будешь счастлив… — взор Черчесова затуманился.

— Обещаю, — произнёс я, чувствуя, как в груди сжимается сердце.

Его глаза закрылись, дыхание остановилось. Я осторожно опустил его на пол и медленно встал.

— Спи спокойно, Даниил Евгеньевич. Твои люди в надёжных руках, — прошептал я последние слова перед резнёй, которую я собирался устроить.

Долбаные выродки. Человек доживал свои последние дни, может, часы, но вы и это у него отняли. Впрочем, вы же грабители. Что ещё от вас ждать? Я чувствовал, как во мне бурлит ярость, холодная и безжалостная. Подобрав молот хунхуза, я двинулся по вагонам вперёд, в эпицентр сражения. Я не защищался. Я шёл убивать.

Вагоны тряслись, пропитанные дымом, кровью и страхом. Я шагал вперёд, сжимая молот, словно знамя. Знамя моей мести.

В коридоре вагона появился первый хунхуз с окровавленной саблей. Он поднял оружие, но не успел ударить — я поймал его запястье и резко выкрутил руку, с хрустом ломая кость. Он заорал от боли, а я, безумно улыбнувшись, ударил по голове молотом так, что мозги брызнули на стену вагона.

Через мгновение его друг вышел из соседнего купе, держа чей-то отрезанный палец, на котором красовался перстень со здоровенным камнем. Ледяные иглы со свистом пробили коленные чашечки ублюдка и он завалился на пол. Проходя мимо, я опустил пятку на его затылок. Послышался хруст. Ещё одним бандитом меньше.

В следующем вагоне трое головорезов били ногами проводника, закрывавшего собой молодую девушку. Они смеялись, издевались. Тыкали в проводника кинжалом, но неглубоко. Так, чтобы оставлять раны и причинять боль, но не оборвать жизнь.

Я молча подошел к троице и схватил за шею хунхуза, стоящего ко мне спиной. Сжал руку, свернув ему шею, как курице. Его товарищи, взвизгнув от неожиданности, отпрянули назад. Идиоты. Нужно было атаковать, пока был такой шанс.

Ветряное лезвие сорвалось с моих пальцев, перерубив их пополам. Крича от жуткой боли и страха, они упали в лужу собственной крови и барахтались в ней какое-то время, пока не подохли.

— С-с-спасибо, — заикаясь, выпалил проводник, но я лишь схватил его за шкирку и втолкнул в купе вместе с девицей.

Сделал это я вовремя. Из соседнего вагона к нам нагрянули двое. Первый моментально умер. Разряд молнии сорвался с моих пальцев. Электрический разряд заставил мышцы хунхуза сокращаться, от чего тело неестественно изгибалось. Треск разряда разлетелся по вагону, заполняя его ароматами горящей плоти.

Второй разбойник времени зря не терял. Вскинул дробовик, выстрелил. Дробь задела плечо, разорвала костюм, подаренный Черчесовым, но я не почувствовал боли. Я сформировал огненную стрелу и направил на хунхуза. Разбойник закричал, вспыхнув, словно факел. Он бегал по вагону, сбивая всё на пути, пока не вывалился в разбитое окно.