Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1

ранее не разгонит всех по домам. Ф. М. Достоевский принимал самое деятельное

участие в этих играх и в этом отношении проявлял большую изобретательность.

У него однажды даже явилась мысль устроить нечто вроде открытого театра, на

котором мы должны были давать импровизированные представления. Для сцены

выбрали деревянный помост, охватывавший в виде круглого стола ствол

столетней, широковетвистой липы. В то время вся наша молодежь зачитывалась

сочинениями Шекспира, и вот Ф. М. Достоевский решил воспроизвести сцену из

252

"Гамлета". По его указаниям, сцена должна была быть воспроизведена в

следующем виде: я и старший сын А. П. Иванова стоим на часах и ведем беседу, вспоминая о недавно появившейся тени прежнего датского короля. Во время

этого разговора вдруг появляется тень короля в лице Федора Михайловича, закутанного с головою в простыню. Он проходит по сцене и скрывается, мы же, объятые ужасом, падаем. После этого медленно выступает на сцену Гамлет

(молодой доктор К<арепи>н, племянник Федора Михайловича) и, увидя нас

лежащими на земле, останавливается, грозным взором окидывает зрителей и

торжественно произносит: "Все люди свиньи!" Эта фраза вызывала громкие

рукоплескания публики, и тем сцена кончалась. В этом роде изображались и

другие сцены, и всегда в них участвовал сам Достоевский. Словом, он забавлялся

с нами, как дитя, находя, быть может, в этом отдых и успокоение после усиленной

умственной и душевной работы над своим великим произведением

("Преступление и наказание").

– ----

Ф. М. Достоевский очень любил музыку, он почти всегда что-нибудь

напевал про себя, и это лучше всего обозначало хорошее настроение его духа. В

этом отношении вторая дочь А. П. Иванова, Мария Александровна, ученица

Московской консерватории, доставляла ему большое удовольствие своею

прекрасною игрою. В одном только они расходились: Мария Александровна была

большая поклонница Шопена (как и вообще все женщины), между тем как Федор

Михайлович не особенно жаловал музыку польского композитора, называя ее

"чахоточной". Он превыше всего ставил музыку Моцарта и Бетховена, а из

русских композиторов очень любил произведения Глинки и Серова, в

особенности оперу последнего "Рогнеда". Относительно "Аскольдовой могилы"

мы образовали два лагеря: А. П. Иванов и я были на стороне этой оперы и

восторгались каждым ее мотивом, все прочие образовали противоположную

партию, относились к опере равнодушно, даже насмешливо, называя музыку

Верстовского собранием простых романсов и больше ничего. Ф. М. Достоевский

не высказывался определенно и скорее готов был бы поддержать А. П. Иванова, чтобы хотя чем-нибудь доставить удовольствие этому прекрасному человеку.

Действительно, стоило только неодобрительно отозваться об "Аскольдовой

могиле", как это просто выводило из себя Александра Павловича. Он знал эту

оперу наизусть и играл ее по слуху. Со времени постановки оперы на московскую

сцену А. П. Иванов не пропускал ни одного представления. Он рассказывал, что в

первый год постановки "Аскольдовой могилы" она была сыграна шестьдесят раз.

Тогда роль Торопки исполнял знаменитый певец Бантышев, который своим

феноменальным голосом всегда привлекал в театр массу москвичей,

преимущественно из купечества.

Уже раз коснувшись музыки, упомяну здесь маленькую подробность.

Однажды в присутствии Ф. М. Достоевского я сыграл на рояли (я тоже играл по

слуху) немецкий романс на известные стихи из Гейне:

253

Du hast Diamanten und Perlen,

Hast alles, was Menschenbegehr,

Und hast die schonsten Augen, -

Mein Liebchen, was willst du mehr?.. {*} {6}

и т. д.

{* У тебя брильянты и жемчуг,

У тебя все, чего можно пожелать,

У тебя прекрасные глаза, -

Моя дорогая, чего же еще ты хочешь?}

Романс этот очень понравился Федору Михайловичу, и он

полюбопытствовал узнать, где я его слышал. Я ответил, что несколько раз

слышал, как его играли шарманщики в Москве. По-видимому, Достоевский

слышал этот романс впервые и стал частенько сам его напевать. Не смею

утверждать, но, быть может, у него вследствие сего явилась мысль в 5-й главе 2-й

части своего романа "Преступление и наказание" вложить в уста умирающей

Катерины Ивановны Мармеладовой те же слова этого романса, которые она

произносит в бреду {7}. Необходимо припомнить, что Катерина Ивановна также

ходила по улицам с шарманкой и своими детьми, заставляя последних петь и

плясать перед глазеющим народом. Вторую же часть своего романа Федор

Михайлович именно писал в Люблине летом 1866 года.

– ----

Ф. М. Достоевский почти каждую неделю ездил в Москву, в редакцию

"Русского вестника", в котором печатался его роман, и всегда возвращался домой

недовольный и расстроенный. Объяснялось это тем, что ему приходилось почти

всегда исправлять текст или даже прямо выбрасывать некоторые места своего

произведения, вследствие разных цензурных стеснений. Это, конечно, было ему

очень неприятно, но открыто он этого не высказывал, так что никто из нас не

знал, какие места романа исчезли бесследно для читающей публики {8}.

Однажды Федор Михайлович отправился в Москву пешком и для

компании пригласил меня с собой. Во всю дорогу он рассказывал о последних

политических событиях, весь интерес которых в то время сосредоточивался на

австро-прусской войне. Я, конечно, мало понимал в политике, но, читая

ежедневно газеты, очень интересовался военными успехами Пруссии.