Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2

городская лаборатория). Я тотчас отвезла туда небольшой чемодан и постельные

принадлежности. Времена были простые, и меня тотчас к мужу пропустили.

Федора Михайловича я нашла в добродушном настроении: он стал

расспрашивать, не скучают ли по нем детки, просил дать им гостинцев и сказать, что он поехал в Москву за игрушками. Вечером, уложив детей спать, я не

утерпела и опять поехала к мужу, но, за поздним временем, меня к нему не

пропустили, и мне только удалось передать ему через сторожа свежие булки и

письмо. Мне так было обидно, что не удалось с ним поговорить и его успокоить

насчет детей, что я стала под окном гауптвахты (последнее от Спасского

переулка) и увидела мужа, сидящего за столом и читающего книгу. Я стояла

минут пять, тихонько постучала, и муж тотчас встал и посмотрел в окно. Увидев

меня, он весело улыбнулся и стал кивать головой. Ко мне в эту минуту подошел

часовой, и пришлось уйти. Я пошла к А. Н. Майкову (жившему вблизи, на

Садовой) и просила его завтра навестить мужа. Он был так добр, что уведомил об

аресте Вс. С. Соловьева, и тот тоже навестил мужа назавтра {1}. И на второй день

я побывала у мужа два раза (вечером опять у окна, и на этот раз он меня

поджидал), а на третий день часов в двенадцать мы с детишками радостно

встретили вернувшегося "из Москвы" папу. Он по дороге заехал в магазин и

купил детям игрушек. Вернулся из-под ареста Федор Михайлович очень веселый

и говорил, что превосходно провел два дня. Его сожитель по камере, какой-то

ремесленник, целыми часами спал днем, и мужу удалось без помехи перечитать

"Les Miserables" Виктора Гюго - произведение, которое он высоко ценил.

– Вот и хорошо, что меня засадили, - весело говорил он, - а то разве у меня

нашлось бы когда-нибудь время, чтобы возобновить давнишние чудесные

впечатления от этого великого произведения?

В начале 1874 года Федор Михайлович решил окончательно оставить

редактирование "Гражданина" {2}.

Федора Михайловича вновь потянуло к чисто художественной работе.

Новые идеи и типы зародились в мозгу его, и он чувствовал потребность

воплотить их в новом произведении {3}. Заботил, конечно, вопрос, куда

поместить роман на тот случай, если у "Русского вестника" будет уже приобретен

материал для следующего года. Да и вообще для мужа всегда было тягостно

самому предлагать свой труд. Но случилось одно обстоятельство, которое

счастливо разрешило беспокоивший нас вопрос.

В одно апрельское утро, часов в двенадцать, девушка подала мне

визитную карточку, на которой было напечатано: "Николай Алексеевич

Некрасов". Зная, что Федор Михайлович уже оделся и скоро выйдет, я велела

просить посетителя в гостиную, а карточку передала мужу. Минут через пять

Федор Михайлович, извинившись за промедление, пригласил гостя в свой

кабинет.

178

Меня страшно заинтересовал приход Некрасова" бывшего друга юности, а

затем литературного врага. Я помнила, что в "Современнике" Федора

Михайловича бранили еще в шестидесятых годах, когда издавались "Время" и

"Эпоха" {4}, да и за последние годы не раз прорывались в журнале

недоброжелательные выпады со стороны Михайловского, Скабичевского,

Елисеева и др. {5}. Я знала также, что, по возвращении из-за границы, Федор

Михайлович еще нигде не встречался с Некрасовым, так что посещение его

должно было иметь известное значение. Любопытство мое было так велико, что я

не выдержала и стала за дверью, которая вела из кабинета в столовую. К большой

моей радости, я услышала, что Некрасов приглашает мужа в сотрудники, просит

дать для "Отечественных записок" роман на следующий год и предлагает цену по

двести пятьдесят рублей с листа, тогда как Федор Михайлович до сих пор

получал по ста пятидесяти.

Некрасов, видя нашу очень скромную обстановку, вероятно, думал, что

Федор Михайлович будет чрезвычайно рад такому увеличению гонорара и тотчас

даст свое согласие. Но Федор Михайлович, поблагодарив за предложение, сказал:

– Я не могу дать вам, Николай Алексеевич, положительного ответа по

двум причинам: во-первых, я должен списаться с "Русским вестником" и

спросить, нуждаются ли они в моем произведении? Если у них на будущий год

материал имеется, то я свободен и могу обещать вам роман. Я давнишний

сотрудник "Русского вестника", Катков всегда с добрым вниманием относился к

моим просьбам, и будет неделикатно с моей стороны уйти от них, не предложив

им своего труда. Это может быть выяснено в одну-две недели. Считаю нужным

предупредить вас, Николай Алексеевич, что я всегда беру аванс под мою работу, и аванс в две-три тысячи.

Некрасов изъявил на это полное свое согласие.

– А второй вопрос, - продолжал Федор Михайлович, - это - как отнесется к

вашему предложению моя жена. Она дома, и я ее сейчас спрошу.

И муж пошел ко мне.

Тут произошел курьезный случай. Когда Федор Михайлович пришел ко

мне, я торопливо сказала ему:

– Ну, зачем спрашивать? Соглашайся, Федя, соглашайся немедленно.

– На что соглашаться?
– с удивлением спросил муж.

– Ах, боже мой! Да на предложение Некрасова.

– А ты как знаешь о его предложении?

– Да я слышала весь разговор, я стояла за дверью.

– Так ты подслушивала? Ну, как тебе, Анечка, не стыдно?
– горестно

воскликнул Федор Михайлович.

– Ничего не стыдно! Ведь ты не имеешь от меня тайн и все равно

непременно сказал бы мне. Ну, что за важность, что я подслушала, ведь не чужие

дела, а наши общие.

Федору Михайловичу оставалось только развести руками при такой моей

логике.

Федор Михайлович, вернувшись в кабинет, сказал: