Fallout: Большие грехи маленького города

На столе появился значок, немного отличавшийся от тех, что носили в полиции. Но в целом дизайн узнавался: двухголовый медведь, гордый символ нашего государства, номер и аббревиатура. Номер у меня был тридцать первый, с двумя нолями. И вычеканенное ОВР – отдел внутренних расследований.

– Я имел в виду кое-что другое, - помотал я головой. – Что от меня потребуется. Мои обязанности, и все такое.

– Отдел будет подчиняться только лично президенту, - ответила она. – Однако придется часто ездить в командировки, чтобы работать на местах. Расследовать должностные преступления, пресекать коррупцию. Короче говоря, делать то же самое, что и вы, только официально и на более высоком уровне.

Не об этом я думал, когда шел сюда. Да, получить назад свое честное имя, вернуться, черт подери, из мира мертвых. Но вот так круто повернуть свою дальнейшую жизнь, чтобы стать агентом тайной полиции. Нет, не этого я хотел.

– Я понимаю, это предложение следует обдумать, - сказала канцлер. – Я буду ждать несколько дней. Деньги и паспорт заберите в любом случае, вы их заслужили. Но пределы города покидать не стоит.

Я не верил, что такая женщина может оказаться в политике сама по себе, думал, что это попросту чья-то ставленница. Но уже успел осознать, насколько ошибался. И большая грудь, крепкая попка и смазливое личико никак не мешает Мишель Робинсон быть той еще волчицей.

– А что с Брюсом? – прохрипел я.

– Этих документов, - женщина указала на лежащую на столе папку. – Будет достаточно, чтобы заставить его поумерить свои аппетиты. Мы удержим его под контролем, не беспокойтесь. И вседозволенности, которую он желает, он не получит.

– Он не будет наказан? – переспросил я. – После всего, что этот ублюдок сделал?

– Будет. Теперь ему придется оглядываться на нас. Для него это достаточное наказание.

Мне перехватило горло. Этот ублюдок в открытую ведет дела с семьями, торгует государственным имуществом, скупает активы, обещает протолкнуть кого-то в парламент, а то и в конгресс в обмен на взятки. И все, что ему за это будет – он попадет под эфемерный «контроль».

Да, черт подери, между Рино и Шейди Сэндс две недели даже при самых удачных обстоятельствах. Максимум, что придется сделать Брюсу – это стать осторожнее в своих махинациях. Считаю ли я это достаточным?

Нет, конечно. Но могу ли я что-нибудь сделать?

Разве что схватить эту шлюху за горло и придушить. А потом молиться, что у меня получится уйти из города живым. Хотя, и так ясно, что не выйдет.

Я даже толком не понимал, почему вдруг разозлился на эту конкретную женщину. На что я вообще рассчитывал, что шел сюда? Что президент лично выслушает меня, пообещает наказать всех, кто меня обидел, а потом выдаст вторую медаль Конгресса, в дополнение той, что я получил посмертно?

В какой-то мере она права. Как бы мне бы не хотелось этого признавать.

К тому же, уверен, что к обратной стороне столешницы прикреплена тревожная кнопка. И стоит мне сделать хоть одно лишнее движение, как в комнату ввалится охрана.

Поэтому мне остается только проглотить все это и уйти. Но давать ответ прямо сейчас я все равно не намерен.

– Мне нужно подумать, - ответил я. – Я зайду дня через три, хорошо? Пока что повидаюсь с матерью, может быть она что-то посоветует.

– Конечно, - канцлер кивнула. – Не забудьте ваши вещи.

Женщина улыбалась, когда я сгребал в пустой рюкзак пачки денег. Она прекрасно знала, что у меня нет выбора, и я что я приму ее предложение. Да я и сам это понимал, пусть и не хотел признаваться.

***

День был жаркий, пока я добирался от зала совета до дома, успел упариться. Хотя, вроде, шел, не торопясь, и даже остановился на секунду, чтобы купить в киоске бутылку ледяной «Ядер-колы». Все-таки, хорошо, что у нас есть электричество.

Смешно, но я умудрился пройти мимо своего дома. Не узнал его, настолько успел отвыкнуть от этого места. Да, всего-то год, ну пусть два, если считать время, проведенное в Хабе, но время, которое я провел под крышей этого дома, казалось, прошло слишком давно. Будто в другой жизни.

Наверное, в домах жара чувствовалась еще сильнее, поэтому открытые окна нисколько меня не удивили. А вот то, что из них доносились веселые детские голоса, несколько озадачило. Что такое случилось? Мать впустила квартирантов? Неужели все настолько плохо, что даже две пенсии не позволяют сводить концы с концами?

Решив, что больше тянуть нет смысла, я подошел к двери и постучал, даже не представляя, как будто объяснять свое воскрешение: матери-то правду не скажешь. Она открыла быстро, видимо, была где-то неподалеку от входа, увидела меня, охнула и побледнела, будто мертвеца увидела.

– Мама, это я. – хриплым голосом ответил я и, как бы боясь, что она меня не узнает, добавил. – Михаил.

Через секунду она обхватила меня, обняла, прижалась к груди. И на какое-то мгновение я даже почувствовал, что нет у меня больше никаких проблем, и что не приходилось мне убивать, умирать и терять друзей. Будто тот, старый Михаил, проглянул откуда-то изнутри, посмотрел на человека, в которого я превратился, и тут же отшатнулся в ужасе.

– Сынок… - прошептала она и вдруг. – Сынок… Ты все-таки жив… Ты вернулся.

Мама на секунду оторвалась от меня, посмотрела в глаза, будто боялась, что я растаю в воздухе, как привидение. Но, честно говоря, таких глупостей у меня в планах не было. Да и сам я себя чувствовал не сильно бодрее нее.

– Я вернулся, мама. – голос предательски дрогнул. – Я вернулся.

– Миссис Стрелецки, кто там пришел? – спросила дородная чернокожая женщина, показавшаяся в дверном проеме моего дома. Увидев меня, ахнула, и так и осталась стоять, словно не знала, что делать.

И я прекрасно понимал ее. Потому что вернулся я, а ее сын остался лежать в могиле, там, на Голгофе. Можно было пытаться оправдать себя, врать, что его смерть – случайность, но язык не поворачивался.

Смерть Каноля лежала на моей совести, и я даже не мог ничего сделать по этому поводу. Может, если б я не был таким горделивым идиотом, то вся эта история приняла бы совершенно другой поворот? Сейчас тут стояли бы все трое – я, Эндрю и Джеймс?

Может быть, правы и Брюс, и Мишель, и ничего другого сделать с Нью-Рино не выйдет? Не выйдет и законопослушного общества из сборища наркоманов? Я не знаю.

Знал я только одно: на мне висел огромный долг, и расплачиваться мне придется в одиночку. И начинать придется прямо сейчас.

Я вернулся, мама. – снова прошептал я, мотая головой, будто сам не до конца в это верил.

– Пойдем же, сынок. Пойдем домой. – мать отпустила меня, и тут же схватила мою руку, потащила в сторону входа.

Тут я уже понял, что за квартиранты поселились в нашем доме. Здесь была вся семья Каноля. И я не знал, как буду говорить с его матерью, которая смотрела на меня одновременно с любовью и какой-то горечью. Она всегда любила меня, словно родного сына, но естественно, что завидовала, ведь это я вернулся живым и здоровым, а не Каноль. Хотя Эндрю заслуживал этого гораздо больше.