Фамильяр

– Это с чего бы ты сделал такие глубокомысленные выводы?

– Потому что тебе, Северус, это нравится…

– Ах ты, паршивец, - произносит Снейп, ухмыляясь, и встает из-за стола.

Он смотрит мне прямо в глаза. И я чувствую, как каждая клеточка моего тела начинает трепетать в предвкушении.

– Поднимайся наверх, - говорит он, - в мою комнату, я сейчас приду.

Прощай, Terra Incognita, я официально получил к тебе доступ! Я разворачиваюсь и, пытаясь сохранить невозмутимость, выхожу из кухни. Но оборачиваюсь у самой двери и произношу:

– Не долго здесь. Я не люблю ждать.

Его глаза распахиваются, опаляя меня темным пламенем, и я отчетливо вижу, что он готов наброситься на меня прямо сейчас, не сходя с этого места.

Но я успеваю ухмыльнуться и закрываю за собой дверь кухни.

Глава 20. Всего несколько слов.

В его комнате свежо. Окна, как и у меня, не закрыты, и воздух наполнен запахом моря и леса.

Я осматриваю кровать. Какая же она огромная! Не то, что моя. Вот уж где предаваться сексуальным играм. Я хихикаю. Что со мной происходит? Никогда я не думал, что буду так спокойно рассуждать о подобных вещах. Раньше я бледнел, краснел, и вообще, вел себя неадекватно, когда ребята в спальне начинали обсуждать все это. Может быть, дело было в том, что я не мог себе даже представить всего, о чем они говорили? Обо всех этих ласках. Хотя, мне уже не в первый раз кажется, что и Дин, и Симус больше фантазировали, чем рассказывали что-то из своего опыта. Теперь-то мне есть с чем сравнить.

Я стою у окна, придерживая одной рукой светлый тюль, лениво колышущийся от легкого ветерка.

– Ты еще не готов?
– произносит Северус, входя в комнату, и закрывая дверь.
– Как нехорошо.

Он проходит к кровати, выставляя что-то на прикроватную тумбу. Я слежу за ним взглядом, и, когда он поднимает на меня взгляд, вижу в его глазах неприкрытое желание.

– Значит, всем придется руководить самому, - констатирует он, - подойди.

Я смотрю на него и, кажется, начинаю понимать, что должен чувствовать кролик, смотрящий на удава. Потому что иду к нему, даже не осознавая того, что делаю. Он удерживает мою волю одним своим взглядом. Я тону в его силе, в его уверенности.

Когда между нами остается всего пара шагов, я останавливаюсь.

– А теперь сними рубашку, - глухо говорит он.

Я начинаю расстегивать пуговицы, но пальцы слушаются плохо, а оторваться от его взгляда, чтобы посмотреть вниз, я не могу. Судорожно я расстегиваю рубашку, а затем пуговички на манжетах, и, наконец, сбрасываю ее на пол.

– Сними обувь, - так же уверенно произносит он, скрещивая руки на груди.

Я опускаюсь на корточки, чтобы скинуть ботинки и носки. Ах, Мерлин, что же он со мной делает? И почему я возбудился только от того, что снимаю свою собственную одежду?

Когда мои ступни касаются прохладного пола, я выпрямляюсь и вновь смотрю на него.

– А теперь брюки и белье, - командует он.

Я мучаюсь с ремнем, после чего спускаю брюки вниз, выступаю из них, и оставляю лежать там же на полу.

Я стою перед ним абсолютно обнаженный и до невообразимости возбужденный. Он рассматривает меня с видом искусствоведа, оценивающего творение неизвестного скульптора.

– Ты красив, - выдает вердикт он, и моему члену, кажется, этот комплимент особенно нравится, потому что он слегка дергается.

– А теперь, - говорит он, - когда ты готов, ты можешь раздеть меня.

Я выдыхаю ставший раскаленным воздух и протягиваю руки, чтобы расстегнуть застежку его мантии. Когда мне это удается, я откидываю ее куда-то в неизвестность, а затем поступаю так же с рубашкой. Вожусь непозволительно долго с его ремнем, а затем опускаюсь на колени, что развязать шнурки на его ботинках. Мое возбуждение почти болезненно. Разве может один человек довести другого до такого состояния ни разу не притронувшись? Оказывается, может.

Когда он выступает из спущенных мною брюк, мы оказываемся стоящими друг напротив друга. Я с упоением разглядываю его тело. Он возбужден. Само осознание того, что я тому причиной, заводит еще больше.

Он одним шагом преодолевает оставшееся между нами расстояние и впивается поцелуем в мои губы. У меня подкашиваются ноги от внезапности. Я обхватываю его за плечи, чтобы удержать равновесие, а он теснит меня к кровати.

Я почти падаю на нее, придавливаемый его телом.

– Ты представляешь себе, что будет сейчас?
– произносит он шепотом, оторвавшись от моих губ и глядя в глаза.

Меня хватает только на то, чтобы немного качнуть головой, но потом я все же произношу.

– Я только читал… в журнале… однажды…

– Я сделаю все так, чтобы тебе было хорошо, - произносит он, - но это будет больно в самом начале.

– Я хочу тебя, - произношу я четко, давая ему понять, что на остальное мне плевать.

Его губы впиваются в мои. Я в очередной раз понимаю, что сила и власть бывает разной. Моя власть над магией, хоть и вызвала у него восхищение, но не идет ни в какое сравнение с его властью надо мной.

А ведь я не склонен к подчинению. Всю жизнь я делал все всем назло. Назло выигрывал в квиддич, назло говорил правду, когда все ждали, что я промолчу. Даже правила нарушал назло. Видимо до этого момента Его власти в моей жизни было недостаточно, чтобы я, наконец, осознал, что значит подчиняться.

Я не могу просто лежать, я должен что-то делать. Когда я прихожу к этой мысли, то с удивлением обнаруживаю, что мои руки по-хозяйски гладят его тело. А я, оказывается, привык. Он целует каждый сантиметр моей кожи, изучая и находя все новые чувствительные места.

Мой разум не желает сосредотачиваться ни на чем конкретном. Я не могу ощущать его руки на своем теле. Если я закрою глаза, то не смогу сказать, где он меня касается. Не потому, что у меня вдруг отказали чувства, а потому, что я чувствую его везде. Каждым кусочком своей кожи, который он целует, к которому прикасается.

Сейчас все совсем не так, как было у нас до этого. Даже захоти я, я бы не смог перенять инициативу. Но я понимаю, что сейчас не хочу этого делать. Я вспоминаю, как подумал во время ссоры с Сириусом, что Северус - единственный человек, решившийся сделать меня своим.

– Я твой, - тихо говорю я. И слышу в ответ стон.
– Только твой. Ничей больше…

– Я знаю, - говорит он, поднимая на меня взгляд, - знаю…

Просто «я знаю». Но нет в мире слов, которые я хотел бы услышать больше, чем это его короткое «я знаю».

Он проходит губами по моему животу. А потом проводит языком у торчащей косточки тазобедренного сустава, и я вскрикиваю. Мои глаза закрыты, и возникшая за прикрытыми веками радуга лениво расползается.

Он вдруг отрывается от меня. Оказывается для того, чтобы нависнуть надо мной, глядя в глаза, после чего протянув руку к прикроватной тумбе, чтобы взять с нее флакон с непонятного вида субстанцией. Он развинчивает крышечку, а я слежу за каждым его движением.