"Фантастика 2024-154". Компиляция. Книги 1-18

– Но я не хочу его любить. Он скверный человек, давно переставший ценить благородные качества. Для него не в чести ни долг, ни благородство, ни честность, ни…

«Выдохните, мисс О’Райли, а то вы сейчас задохнетесь от той чепухи, которую извергаете».

Она раздражает сама себя своим же поведением. Невозможно же постоянно вести себя как глупая и наивная девочка, знающая жизнь только по книжкам, спрятанным под кроватью и низеньким трюмо у стены под картиной Хогарта [29] . Но она все еще сопротивляется, бастует и бьется, как рыба о песок, в свои-то двадцать с лишним лет. Совершенно никому в этом мире уже нет дела до морали, а она все хватается за нее, как за доску, сидя на которой можно добраться куда-нибудь. Она пытается себя спасти. Тщетно.

29

Уильям Хогарт – английский живописец, рисовальщик и гравер XVIII века.

Тонет на берегу. И задыхается на воздухе, будто снова талию утянул тугой корсет.

– Тогда прекрати морочить себе и другим голову, Моргана. Не доведешь до добра себя. Лучше пей ром да веди себя, как прежде. Грабь суда, напивайся вдрызг. И пусть О’Райли боятся не только чужие, но и свои!

И есть доля истинного смысла в словах Аделины.

Глава 19. Бентлей и Моргана

Que femme veut – Dieu le veut [30] .

30

«Чего хочет женщина – то угодно Богу» (фр.).

– Пусть этот бал будет маскарадом.

Бентлей дождался, чтобы Моргана вышла, прежде чем произнес эту фразу, обращаясь к губернатору Коулсону.

– Надеюсь, вы понимаете почему.

– Конечно-конечно, сэр.

Даже если и не понимает – Кеннету не так важно, лишь бы выполнил все, что захочется ему. Остальное оценит сама О’Райли. Наблюдательности Кеннету не занимать. И он не мог не заметить, что его спутница очень нервно относится к тому, что произошло с ней. Он давно заприметил: в убранной каюте, где даже у каждой карты и книги есть свое место, единственный заброшенный угол – зеркало. Оно покрыто толстым слоем пыли и паутины. А значит, Моргана избегает всех возможностей взглянуть на себя. Кеннет ей искренне сочувствует, не до конца представляя, каково это – будучи молодой и прелестной девушкой, оказаться ослепшей на один глаз и потерять безотказное оружие женщины – обаяние и привлекательность.

Акцентируй она чуть меньше внимания на своем изъяне, никто бы и слова ей не сказал. По крайней мере, Кеннет не считает, что это ее не красит. Шрам добавляет остроты чертам ее лица. А она и должна такой быть – острой, рассекающей, под стать названию корабля с алыми парусами. И он не может не восхищаться тем, что О’Райли хватило духу не только не сломаться, но и переучиться вести свою жизнь по-новому. Мужество вызывает уважение – даже если это мужество врага.

Только Бентлей уже не может однозначно судить, кем же ему на самом деле приходится Моргана. С каждым днем он все больше хочет просто удовлетворять ее желания, видя, как та сопротивляется, но принимает немного своеобразные ухаживания. Кеннету ранее не приходилось ухаживать за девушками. Сначала служба и война с пиратами, затем бизнес и Ост-Индская торговая компания занимали его внимание полностью, теперь же на горизонте красноватым бликом горит она – девушка, в чьих жилах кипит горячая ирландская кровь. Кровь варваров, бандитов, убийц и мошенников. Кровь Морганы О’Райли. Безусловно, самой красивой из всех женщин, что когда-либо встречал Бентлей на своем пути.

– И мне нужно, чтобы бал был организован только тогда, когда в Нассау прибудут два вот этих человека, – Кеннет протягивает Коулсону записку. – Надеюсь, для вас не составит труда их найти.

Бентлей готов поступиться собственным желанием побыстрее разобраться со Сферой и доставить ее королю, лишь бы Моргана была удовлетворена – в конечном счете, отчеты для короля всегда можно исправить, никто и не узнает, зачем «Приговаривающий» так долго простаивал в Нассау. Его решение нерационально, но он будет оттягивать момент настолько долго, насколько ему удастся. Лорд понимает, что ирландка не удовлетворится обычным судом. И ему хочется, чтобы искренняя радость отразилась в ее сердце.

* * *

Моргана выходит из «Будуара аристократки», еле переставляя ноги. Ей кажется, что она волочит их за собой, а не они несут ее вперед. Несколько выпитых на двоих бутылок джина сказались на ней не лучшим образом. О’Райли теперь пошатывается, а грязная улица плывет перед глазами, возвращая тем самым капитана в море. Хватаясь за косяк, пиратка чувствует, как чья-то грубая рука подхватывает ее не за талию, а чуть выше – где-то на уровне лопаток. Так хватают лишь мужчины военные, строгие и серьезные, для которых каждое движение, скупое и отточенное, – большая роскошь.

– Убери свои… грязные лапы от меня! – заплетающимся языком, выплевывая каждое слово, произносит Моргана. Даже такая простая фраза дается ей с трудом, но она вновь делает глоток из захватанной бутылки.

В молочной дымке утра О’Райли силится разглядеть человека, явно еще не ложившегося спать. Лицо складывается подобно мозаике. Не его она хотела встретить.

– Вы пьяны, мисс О’Райли. И от вас несет столь дурно…

Она поднимает палец вверх в призыве, мужчина, хмыкнув, замолкает.

– Мистер Спаркс, я не хочу слышать ваши комментарии. Проваливайте отсюда, а не то…

Моргана запинается о свою же ногу, почти валится на разбитую грязную мостовую, от которой есть только название, но Оливер ловит ее, она же неловко – его треуголку. Желудок беснуется, на его дне плещется скверная «голубая смерть». Удержать все содержимое внутри становится практически невозможно, и Моргану выворачивает прямиком в шляпу Спаркса. Агент Компании поддерживает ее волосы, убрав от лица растрепавшиеся сальные пряди. Еще несколько минут капитан стоит в полусогнутом положении, но ей становится легче.

– Ваша шляпа, сэр, – она протягивает треуголку Спарксу, выпрямляясь.

С брезгливостью агент выливает содержимое в стоящее у двери ведро.

– Милорд послал за вами.

Ну конечно! Разве же Спаркс отдыхает? Даже под утро он готов потащиться в публичный дом, чтобы достать капитана и притащить ту под нос Бентлею. И чего только благородному лорду понадобилось в столь ранний час? Неужели не было никаких более приятных занятий? Например, отоспаться на берегу, а не в море. Насладиться покоем в доме губернатора, где ему точно отвели лучшую спальню, лишь бы молодой английский ублюдок не начиркал бумажку с донесением. Впервые за все время Моргану посещает мысль: а почему вообще Кеннет так отчаянно борется с пиратством? Вроде же Ост-Индская торговая компания никак не относится к охотникам за головами. И Кеннет должен работать на корону, а не служить ей.

У Бентлея нет никаких оснований устраивать казни. Кроме каких-то мнимых представлений об идеальном мире, в котором не место продажным политикам, ворам и убийцам. Но разве он Бог, чтобы решать, кто достоин жить, а кто умирать? Джин плохо влияет на Моргану. Она начинает чрезмерно много рассуждать о возвышенном, что не оправдывает ее состояния. Однако коль в голове существует пытливый ум, его не вытравить и не выжечь.

– Скажи Кеннету… пошел… на хер, – она вскидывает средний палец в сторону Спаркса. Агент Компании неудовлетворенно рычит, но все еще старается сдерживаться, лишь бы окончательно не выйти из себя и не макнуть О’Райли в бочку с дождевой водой, расположившуюся под кривым стоком за углом дома. Он все еще стоит рядом и наблюдает, как своевольная ирландская душа в очередной раз плевать хотела на приказы и на распоряжения.

Моргана пинает носком сапога камушек, но промахивается, и ступня просто улетает в воздух. Она пошатывается, и Спаркс вынужден вновь подхватить капитана, чтобы та не оказалась лицом в грязи и в собственной рвоте, пролитой под ноги.

– Вам бы не перебарщивать с выпивкой, леди, – резонно замечает агент. Но еще бы ему ее учить!

Моргана машет на Спаркса кистями, от движений ее только больше мутит. Поэтому она вынуждена опустить ладони. Выдохнуть. Веки тяжелые, сами опускаются. Надо было остаться рядом с Аделиной, полежать с ней и отоспаться, чтобы потом очнуться с раскалывающейся надвое головой и туманным сознанием. Да только черт дернул капитана распрощаться с проституткой и потащиться в любимое место – к береговой линии. В своих мечтах она желала усесться на песок.