"Фантастика 2024-167". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Но пока он не производил впечатление человека, способного удержать в руках даже ложку, не то что самую большую страну в мире.
— Ты вот зовешь меня Величеством, а я и понятия не имею, что это значит. Я недавно понял, кто я есть на самом деле. Я — домашний мальчик из высшего света, совершенно не приспособленный к жизни. Я не знаю ни этой страны, ни этого народа. Какое из меня Величество? Почему ты так уверен, что я вообще хочу этим заниматься? Да я бы лучше всю жизнь в кабаках на скрипке играл…
— А я бы лучше гимназистам про философов-рационалистов вещал. В этом-то всё и дело. У меня в общем-то не спрашивали — хочу я надевать
— И всего-то? Этого достаточно, чтобы доверить судьбу огромной страны в руки мальчишки?
Правды ради, у него были крепкие, мозолистые руки. Время после свержения Империи было для него непростым — он хлебнул лиха в эти годы. Больше, чем многие из нас.
— Ради Бога, Ваше Величество. Вас с детства к этому готовили! Я — посредственный офицер, а полковник Бероев — отличный офицер. Подготовка — то чего нет у эмиссаров, и то, что было у полковника Бероева — поэтому мы побеждаем. Я всегда считал, что управлять должны профессионалы.
Он вяло махнул рукой:
— Ну какой из меня профессионал? Я разве управлял чем-то в своей жизни? Я, можно сказать, молодой специалист, практикант…
— Так у вас будут помощники! Не верю я тому, что Артур Николаевич умер, не такой он человек! И вообще — практику вы прошли. Шутка ли — из Нового Света на Свальбард, из Свальбарда — сюда…
— А сам-то, а?
— А у меня была коробка с золотом и Дыбенко. Я вас познакомлю потом с Дыбенкой, это у-у-у какой человек! Между прочим, лоялист! А когда узнал, кого именно я ищу — ни минуты не сомневаясь пошел со мной. Как думаете — почему?
— Понятия не имею… — он был всё еще слаб, но взгляд потихоньку загорался тем самым, фамильным огнем.
Этого огня было очень мало в глазах его отца, гораздо больше — в глазах деда, и очень ярко он горел во взгляде Регента. Всё-таки они были похожи.
— Да потому, что людей всё это достало — две войны, эпидемии, разруха, голод, вечная неуверенность в завтрашнем дне… Вроде бы всё успокоилось, и появилась надежда, и вот опять… И у всех один-единственный вопрос в голове… Знаете какой?
— Знаю. Он и у меня в голове тоже: КОГДА ВСЁ ЭТО КОНЧИТСЯ?! Ты не представляешь, как мне осточертело жить, постоянно сопротивляясь обстоятельствам, перебарывая себя и окружающий мир. Я ведь… Дело ведь не в том — принц я там, или не принц… У меня была семья — лучшая в мире, понимаешь? Я жил как у Бога за пазухой — я только сейчас это понял. Я наслушался про своего отца в последнее время, но…
— Хотите, я скажу?
— Про отца?
Я кивнул.
— Последнего Императора можно назвать мягким, щепетильным, плохим политиком, но… Ни у кого язык не повернется назвать его скотиной. Он был хорошим человеком и хорошим семьянином — это уж точно.
Мой собеседник задумчиво кивнул:
— Сложно быть хорошим человеком и хорошим политиком.
— И хорошим военным… — теперь настал черед кивать мне. — Но если мы хотим ЧТОБЫ ЭТО ВСЁ КОНЧИЛОСЬ — кому-то придется. Кто-то должен быть тем простым и понятным злом,
каким оно было семь тысяч лет — или сколько там? Хотя мне, если честно, очень-очень не хочется…— А почему это должны быть мы, поручик? — он впервые обратился ко мне по званию, которое стало для меня даже более привычным, чем имя.
— А почему это должен быть кто-то другой? Так уж вышло — вы — Император, я — поручик. Нужно делать свое дело так хорошо, как только возможно.
— Делай что должно и будь что будет? Всё так просто?
— Не стоит множить лишние сущности, да?
Он явно устал и откинулся на подушку. Чертова болезнь! С одной стороны — если бы он не заболел — я бы не догнал его. А с другой — сейчас на все эти сложные вопросы отвечал бы Регент, а не поручик с неоконченным высшим образованием… Как я должен убедить его попытаться спасти страну, которая спокойно спала, когда за ноги вешали его отца? Когда увозили его самого, и мать, и сестер — везли черти куда, на смерть — и никто не пискнул? А уже потом, когда синие показали на что способны — все стали вспоминать Империю если не как потерянный рай, то как отчий дом, куда хочется спрятаться от треволнений мятежной юности — точно. И теперь этот юноша должен причинять добро и наносить радость этим людям? Стал бы я на его месте делать это?
Я впервые за пять лет ехал в пассажирском вагоне. Второй класс, однако! Здесь были полки с мягким покрытием и стаканы с металлическими подстаканниками, и уборная, и кондуктор в шинели, и кипяток в титане — по сравнению с теплушками просто какая-то сказка. Всё-таки под властью Регента Империя выдохнула и встряхнулась, пришла в себя.
А теперь этому всему мог прийти конец. Я видел это в окно. И первые признаки меня пугали: на полустанке, который мы проезжали, было неубрано. Талый весенний снег никто не чистил, на сугробах виднелись собачьи экскременты и потёки мочи, чернела шелуха от семечек. Расхристанный станционный смотритель в неуставном треухе вместо красной фуражки вяло махал флажком в ответ на бодрый гудок паровоза.
Я вздохнул и посмотрел на Его Величество. Он спал сном праведника, раскинувшись на полке.
Вообще-то он выглядел как настоящий принц из сказки — высокий, статный, с пышной шевелюрой каштановых волос, волевым подбородком и ясными голубыми глазами, взгляд которых мог выбить дух из собеседника или внушить бесконечную симпатию. Какой-то потертый цивильный костюм, драповое пальто и башлык — лучшее из того что мы нашли в Варзуге ему по размеру — затрапезный наряд с трудом скрывал его царственную осанку. Но это было слишком невероятно: принц в вагоне второго класса. Никто и не пытался соотнести этого пассажира с наследником Империи.
Я видел, как некоторые люди постарше, бросив взгляд на будущего Императора задумчиво закатывали глаза или чесали затылок, пытаясь вспомнить, где они раньше могли видеть этого парня.
Мы вышли прогуляться на одной из станций: такой кирпичный вокзальчик с башенками, и надпись староимперским шрифтом — Лесково. Здесь тоже всё было заплевано семечками.
— Возьмем пирожков? — спросил я.
Пирожник — румяный плотный мужчина — священнодействовал за своей тележкой. В тележку была впряжена низкорослая лошадка, на тележке пыхтела железная печурка. Он прямо тут из заготовок выпекал пирожки — с пылу с жару. К нему выстроилась целая очередь — трое парней, явно рабоче-окраинного вида, городовой в сером мундире и мы.