"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
– Что случилось? – ахнула Оливия, повернувшись от учебника.
Я прислонилась спиной к двери.
– Извини, но я заберу артефакт с куполом. Его надо вернуть. И… – Я шагнула к шкафу, начала рыться внутри. Перья. Заготовки для артефактов. Что еще Родерик дарил мне? Что, попадись на глаза, напомнит о нем?
Да здесь все будет напоминать о нем! И, прежде всего, он сам – на каждой физухе.
Ничего. Это только до конца года. Потом он получит диплом и забудет меня. И я забуду его.
– Вы поссорились?
– Мы не ссорились.
Это было правдой. Мы не ссорились. Не кричали друг на
Просто я больше не могу ему верить.
Оливия обняла меня. Она ничего не спрашивала, ничего не говорила, только гладила по голове. Я расплакалась – сама от себя не ожидала. Слезы просто хлынули потоком, а за ним рванулись слова.
Оливия усадила меня на кровать, снова обняв, а я все говорила и говорила, давясь не то слезами, не то словами. Про маму, которую я хотела бы любить, но чувствовала себя рядом чужой, про барона, оказавшимся моим отцом, и которого я могла только презирать, даже не ненавидеть. Про Родерика, который столько для меня сделал, а я не могу, не могу теперь его простить. Наверное, я просто не умею любить. Неспособна.
– Он правда так поступил? Правда рассказал барону, что ты его дочь, хотя ты не просила его об этом? – Оливия, кажется, была глубоко потрясена.
– Он так сказал.
– Я его убью, – выдохнула она. – Собственными руками.
– Ты понимаешь? – вскинулась я.
– Конечно. Плачь. – Она уложила меня в кровать, завернула в покрывало. – Станет легче.
Я плакала и плакала, а слезы все не кончались.
Легче не стало.
Глава 38
Будильник сработал исправно. Мелодия, такая привычная, разорвала сон. Оливия, которая на сегодня не стала ставить купол, заворочалась. Я торопливо сжала в кулаке артефакт. Музыка утихла, а я скорчилась в кровати, задыхаясь от боли.
В самый первый день мне показалась знакомой эта мелодия, а сегодня я узнала ее. Ночной сторож в приюте утверждал, будто это очень модный романс, который поет и знать, и простонародье. Герой его страдал от того, что не мог сказать девушке о своей любви, зная, что им не быть вместе.
Рик… Родерик знал. С самого начала знал, что ничего не выйдет.
Вчера, когда я собирала в коробку его подарки, Оливия предложила мне подождать пару дней прежде, чем окончательно что-то решать. «Я все понимаю, – сказала она. – То, что он натворил, трудно простить. Но, может, дашь себе время успокоиться прежде, чем решить окончательно? Когда бушуют чувства, разум молчит».
И, конечно же, приснился Сайфер, как без него. Хоть он не уговаривал подумать и не пороть горячку. Вздохнув, будто большая собака, подгреб меня под голову и дал нареветься всласть.
Может быть, Оливия была права. Беда только в том, что успокоиться не получалось. Каждая вещь, что я складывала вчера в коробку, словно твердила одно и то же. Я ему верила. А он унизил меня, сам того не поняв. Разболтал мой секрет, потому что решил, дескать, так будет лучше. Заставил выглядеть просительницей в глазах человека, которого я презирала.
Я сумела собраться, не разбудив соседку окончательно. Помедлила над коробкой – может, оставить тот артефакт, что предназначался ей? Нет. Дарил-то
его Родерик мне. Они с Оливией друзья, если он захочет помочь – при этой мысли я горько усмехнулась – сделает ей еще один артефакт или отдаст этот.– Что случилось? – спросила Дейзи вместо приветствия.
– Ничего, – мотнула я головой.
– Я же вижу…
– Не лезь, захочет человек – расскажет. – Селия взяла меня под руку, уводя вперед. Дейзи обиженно фыркнула, но расспрашивать перестала.
Я очень надеялась, что Родерик сегодня прогуляет физуху, но он был на полигоне. Вскинулся, когда мы встретились взглядами, но, увидев коробку в моих руках, тут же сник, и мне показалось, будто и у него внутри что-то оборвалось.
Показалось. Потому что я по-прежнему толком дышать не могла.
– Вот, – я сунула ему коробку. – Спасибо за все.
Как так получается, что один поступок перечеркивает все предыдущие? Нет, я по-прежнему была ему благодарна. Но и вчера, и ночью, во сне, вспоминалось не то, как он вытащил меня из тюрьмы, а дурнота, подкатывающая к горлу от унижения и ощущения беспомощности. То, что, я думала, никогда больше не повторится – и ощутила вчера вечером.
Родерик взял коробку, коснувшись кончиков моих пальцев, я вздрогнула и отшатнулась. По его лицу пробежала судорога боли.
– Я не отступлюсь, Нори. – Сказал он тихо, так тихо, что услышала одна я. Заглянул мне в глаза. – Я не буду на тебя давить, дам время прийти в себя. Но я не отступлюсь. У меня теперь много времени, – добавил зачем-то Родерик.
Я пожала плечами, не зная, что ответить, но он и не ждал ответа – просто пошел к выходу с полигона.
И на завтраке его не было.
– А где Род? – полюбопытствовал Алек, как всегда, устраиваясь за столом напротив меня.
Я пожала плечами.
– Понятно. – Он вгляделся в мое лицо, и я совершенно не к месту подумала, что глаза, должно быть, превратились в опухшие щелки, да и красные пятна на щеках внешность не улучшают. Надо было попросить у Оливии… Да плевать! Не для кого мне больше быть красивой.
Алек понизил голос.
– Мне поговорить с ним по-мужски?
– Только попробуй! – взвилась я. – Что у всех за навязчивая идея лезть с непрошеной…
Я осеклась.
– Извини. Ты этого ничем не заслужил.
Тем более, что Алек как раз-таки спросил, стоит ли «лезть».
– Да ничего, – криво усмехнулся он.
Я потерла лицо руками. Кожу саднило.
– Вообще-то мне нужна помощь. Ты можешь спросить, не нужен ли на боях новичок?
Алек тоже участвовал в них, и порой, смеясь, говорил, будто хорошая драка отлично прочищает мозги, подуставшие от учебы. Я не была уверена, что удар по голове действительно прочищает мозги, но выбора-то у меня не осталось.
– Я могу спросить, – вмешалась Дейзи, ставя на стол поднос. – Но вряд ли будет толк. Помнишь, я говорила о том, что ты мелкая и смазливая?
– Изящная и красивая, – поправил ее Алек.
– Слова можно выбрать какие угодно. Но суть-то останется.
– Меня никто не будет воспринимать всерьез? – прямо спросила я.
Дейзи кивнула.
– Так это же отлично! – Алек рассмеялся. – Очень удобно, когда тебя всерьез не воспринимают.
– Когда ты действительно чего-то стоишь.