"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29
Шрифт:
— Значит, неделю, — перебил меня Виктор. — И работы начнутся явно не прямо сейчас. Или ты сама собираешься воду таскать и в колодец лезть?
— Могу и сама, — обиделась я. — А что, княгине зазорно самой воду таскать?
Муж фыркнул:
— Судя по тебе, княгине не зазорно и по деревьям скакать. Но лучше, если таскать воду и чистить колодец будут крепкие мужики. Особенно если это небезопасно, как ты говоришь. Зачем сидеть без воды все это время, когда можно спокойно и с удобствами жить?
— Кому спокойно и с удобствами, а кто изведется весь, — проворчала я.
— Я устал с дороги и проголодался,
— Ох!
Усталость вдруг навалилась на плечи, и живот подвело. А ведь еще нужно разгрузить телеги, найти каждой вещи свое место, сготовить, если у Марьи не приготовлено… А она, скорее всего, эти дни перебивается сухомяткой.
Муж притянул меня к себе.
— Давай поедем ко мне, отдохнем с дороги. Расскажешь обо всем, что нужно сделать, Егору Дмитриевичу, он запишет, найдет толковых работников, чтобы завтра же начать. Если хочешь, приедешь сама контролировать, чтобы исполнили все в точности.
Он повел меня в сторону кареты.
— А покупки? — вскинулась я.
— На свежую голову решишь, что нужно срочно привезти к тебе, вроде той же охлоренной извести, а что подождет до конца работ. Марья поедет и проследит, чтобы все разложили как надо. Или Петр с Дуней.
Он продолжал обнимать меня за талию, увлекая в сторону кареты, и я поняла, что сопротивляться мне вовсе и не хочется.
Вот только в деревенском доме Виктора живет его матушка, моя свекровь. И знакомиться с ней лучше бы отдохнувшей.
Впрочем, о чем я? Это для меня будет первая встреча, а она-то невестку давно знает.
— А домовой? — в последний раз попыталась я.
— Пришлю охрану, но вряд ли они кого-то поймают. Кто бы он ни был, он умен, и наверняка сделал выводы.
Я кивнула. Ладно, пусть не поймают, но и безнаказанно шарить по моему дому не дадут.
— Дуня, Петр, помогите Марье и поезжайте ко мне, — приказал Виктор. — Я велю, чтобы вас встретили и обустроили.
Он открыл передо мной дверь кареты. Я обернулась было сказать, что хочу присмотреть, но муж мягко — и одновременно так, что не вырвешься, — придержал меня за локоть.
— Настя, со скотиной они управятся куда ловчее тебя и без понуканий.
Пришлось смириться.
Лошади по-прежнему резво рысили по дороге, карета весело подпрыгивала на ухабах, но настроение у меня испортилось, даже смотреть в оконце расхотелось. Зато Виктор поглядывал туда все чаще, улыбаясь все шире. Похоже, он любил свое поместье не меньше, чем я — свое, и мне даже стало немного стыдно за то, что я подбивала его перебираться ко мне. Пусть верхом дорога займет меньше, чем полтора часа, которые ехала карета, все равно немало. Хотя в больших городах люди на дорогу до работы могут тратить столько же.
— Подъезжаем, — сказал муж, оборвав ход моих мыслей.
Я тоже выглянула в окно. Дорога шла по дубовой роще, нежно-зеленая дымка на ветвях позволяла разглядеть яркое, почти летнее небо. Мы миновали кованые ворота, стук копыт сменился шорохом — похоже, дорога во дворе была засыпана гравием. Просторный двор окаймляли высоченные липы. Клумбы пестрели примулами, и меня кольнула зависть: в моем поместье клумбы наверняка в жалком состоянии, я не успела их проверить до поездки в город, а Марье явно было не до того. Ничего, когда они здесь отцветут и придет пора делить кусты,
чтобы их омолодить, выпрошу у мужа, чтобы посадить у себя. Еще посмотрим, чья усадьба будет красивее следующей весной.Карета остановилась, Виктор подал мне руку, помогая выйти. Я огляделась. Двухэтажный дом раскинул крылья по обе стороны от парадного входа, украшенного фронтоном на массивных колоннах. Светло-бежевые стены, ряды высоких окон с темно-зелеными ставнями. По бокам широкой лестницы — вазоны все с теми же примулами. Двор прорезали аккуратные дорожки, выложенные гравием.
Чуть в стороне виднелось что-то вроде альпийской горки, где покачивались на ветру чашечки крокусов, а дальше, за стеной деревьев, поблескивал пруд, сквозь ветви деревьев белела беседка. Хозяйственных построек я не увидела, должно быть, они были по ту сторону дома, скрыты от посторонних глаз. Когда отдохну, обязательно выйду и посмотрю, как тут все устроено.
Вдоль стен дома густо росли кусты сирени. Под ними проклюнулись какие-то ростки, я склонилась, разглядывая их.
— Ландыши, — сказал Виктор. — Матушка обожает их. А я люблю сирень…
Он осекся, будто смутившись.
Я взяла его за руку, погладила пальцем запястье.
— В мой день рождения — у нас принято было отмечать дни рождения, — пояснил он, словно извиняясь, — я распахивал окна, и комнату заливал запах сирени. И я радовался, что стал еще на год старше, совсем взрослый. Я уже давно не ребенок, а сирень все та же, и, может быть, наш сын когда-нибудь тоже будет распахивать окна и радоваться новому дню.
— Непременно будет, — согласилась я. — А может, дочь. Или оба. Поживем — увидим.
Тяжелые двери дома открылись, и на пороге предстал старик в униформе.
— Князь, княгиня, с возвращением, — поклонился он нам.
Виктор едва заметно нахмурился.
— Матушке снова нездоровится?
— Княгиня просила извиниться перед вами, что не может встретить. И просила передать, что будет рада, если вы оба найдете время ее навестить.
Глава 18
— Оба? — переспросила я, проходя в дом.
Виктор понял, что я имею в виду.
— Во время приступов матушке тяжело двигаться, так что порой она даже спит в кресле-качалке у окна, чтобы не перебираться в постель и из постели. Окно выходит на подъездную аллею. Это единственное ее развлечение, когда боль не дает ни читать, ни вязать. Поэтому она уже знает, что я приехал не один.
— Боль? — тут же вскинулась я.
— Она отказывается и от лауданума, и от порошков с опиумом и ипекакуаной, говорит, от них голова мутная. Сколько бы я и доктора ни пытались ее убедить.
И правильно делает, что отказывается.
— Виктор едва заметно усмехнулся. — Кажется, я понимаю, почему вы друг друга недолюбливаете: вы обе одинаково упрямы.
— Тогда и ты свой норов от маменьки унаследовал, — фыркнула я. — Говоришь, мы друг друга недолюбливаем?
С первой моей свекровью мы общались словно кошка с собакой. Она не понимала, как можно не ценить доставшееся мне сокровище — ее сына, а я была слишком молода и неопытна, чтобы сохранить хотя бы нейтралитет.
— Прости, я опять забыл, что ты ничего не помнишь. Не принимай все слишком близко к сердцу. У матушки сложный характер.