"Фантастика 2025-78". Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Сейчас же маг легко, не утруждая себя затягиванием жгута на руке ученика, не задумываясь над поиском вены, уверенным, многократно отработанным движением, вогнал иглу под его кожу и, не медля, не следя за собственными действиями, нажал на поршень.
Анхель едва заметно качнул головой. Уж на что был он видавшим виды человеком, уж на что привык к силе мастера и привык к ней давно, сейчас даже он был впечатлен.
Альберт молчал. Он не смотрел на руку племянника, ему это было не нужно. Он знал, что происходит сейчас, видел отражение этого в ярко-зеленых глазах напротив, чувствовал, как темная жидкость, струясь по вене юноши, расходится по всему его организму, наполняя его сердце и душу жгучей ненавистью, так угнетающей его родственников и настолько полезной ему, его учителю.
Жидкость кончилась, и мужчина, легким движением
— И ты считал себя равным по силе мне… — Альберт, на протяжении нескольких секунд еще удерживавший руку племянника за запястье, оттолкнул ее от себя, отворачиваясь и возвращаясь в кресло, — Глупый мальчишка. Ты слаб, много слабее меня, и никогда в жизни тебе не достанет сил, чтобы совладать со мною. Лучше тебе забыть о сопротивлении, Людовик, и просто подчиняться…
Луи, прижав к себе руку, смотрел ему вслед с нескрываемой ненавистью. Затем, не говоря ни слова, отвернулся сам и, приблизившись к дивану, на котором сидел Анхель, присел на край его, со стороны противоположной той, где находился ворас. Комментировать случившееся ему пока не хотелось, взгляд был прикован к руке, где на месте укола медленно проявлялся синяк.
Альберт, вернувшись в кресло, вновь принял прежнюю расслабленную позу и, как ни в чем ни бывало, мягко улыбнулся, решительно не желая обращать внимания на племянника и его переживания. Взор его сейчас был прикован к Анхелю.
Тот, будто бы чувствуя это, подался вперед и, облокотившись на собственные колени, сцепил руки в замок, всматриваясь в мага. В бледно-зеленых глазах его сверкнул огонек странного интереса.
— Мастер… — в раздумье вымолвил он, — А для чего вам нужен был этот де ля Бош? Ведь, кажется мне, сам он некогда упоминал о вашей способности открывать двери в пространстве, подобно хранителю памяти.
Альберт помолчал, задумчиво потирая подбородок и, похоже, собираясь с мыслями, отвлекаясь от беседы с Луи на другие, тоже вполне немаловажные дела. Затем провел пальцами по собственной щеке и, опустив колено той ноги, что упиралась пяткой в колено другой до параллели с полом, положил на него руку, мягко улыбаясь.
— Сколько любопытства… — все еще как будто бы задумчиво промолвил он, — Анхель, друг мой… ты действительно внимателен и очень хорошо умеешь подмечать детали. Ты прав, мои способности охватывают малую часть умений хранителя памяти. Но, увы, лишь часть… Мне же хотелось бы пополнить запас моих знаний, увеличить его и чем больше, тем лучше.
— Значит, браслет, кулон — все это для вас уже не представляет интереса? — ворас склонил голову набок и немного повернул ее, взирая на собеседника чуть искоса. Тот вновь задумался, постукивая пальцами по колену, отбивая какой-то неясный ритм.
— Они не могут не представлять интереса для меня, господин маркиз, — негромко вымолвил он наконец, — Они были предназначены мне, были созданы для меня. Но человек, называвший себя моим отцом, а меня — своим сыном, предпочел разделить предметы, как то советовал ему полубезумный старик, не позволяя мне единолично владеть ими. Быть может, он надеялся таким образом уберечь окружающих, свою семью, быть может, хотел уберечь меня… Говорят, разделение силы кошки между двумя предметами имело скрытый смысл, должно было не позволить силе стать слишком большой, а человеку, могущему получить к ней доступ — чересчур могущественным. Возможно, я не отрицаю. Но я всегда был и остаюсь единственным, кто знает о браслете и кулоне столько, что мог бы контролировать их, я был и остаюсь истинным их носителем, даже не взирая на то, что моя дочь, получив по праву рождения эту прерогативу, невольно, а впоследствии и вольно отобрала у меня ее.
Гийон, мой отец, боялся этой силы, боялся безмерно, сильно, как боялся и кошки. Боялся, не взирая на собственные рассказы о проявленных им некогда чудесах смелости, о том, как он, бросая проклятию вызов, наводнил весь замок кошками… Вероятно, бедное животное ощущало его неприязнь, потому как видеть ее мне довелось лишь в детстве, еще в довольно нежном возрасте. Позднее же она исчезла, не показываясь на глаза ни мне, ни моему брату и не показывалась до появления в стенах замка первенца Анри — Эрика.
— Однако, мне доводилось слышать, — Анхель вновь откинулся назад, на спинку дивана, проницательно взирая на собеседника, — Что в дневнике вашего отца, мастер, была упомянута
яркая неприязнь этого… животного к вам. Этот разговор состоялся еще в то время, когда я был вынужден пребывать в Нормонде, поэтому от моего слуха он не ускользнул.Альберт негромко, бархатисто рассмеялся.
— Глупости. Старый граф всегда больше любил старшего сына, родного ребенка, нежели меня, вот и видел во всех его действиях лишь хорошее. Кошки вообще довольно редко любят маленьких детей, должен сказать вам, мой друг, ибо те обожают играть, тискать их, надоедать животным своим обществом. Анри не был исключением — любовь к кошкам передалась ему от отца и, когда в замке появился я, Аласка — так ее звали тогда — предпочла заблаговременно не приближаться ко мне, опасаясь повторения настойчивых ласк. Я полагаю ее поведение вполне естественным для кошки, однако, Гийон раздул это до масштабов катастрофы…
— Дед всегда любил тебя, — мрачный голос Луи, неожиданно вклинившийся в плавную речь мага, заставил того отвлечься от повествования, — И никогда не упоминал, что ты не родной нам, я сам узнал это от тебя, так что…
— Людовик, — мужчина нахмурился, посылая племяннику взгляд, полный предостережения, — Я бы просил тебя не вмешиваться в беседу старших и не рассуждать о том, чего не можешь понять. Я слишком хорошо знал своего отца.
Людовик, получив столь резкий и жесткий отпор, сумрачно притих и, потерев место укола, предпочел обратить внимание на погоду за окном.
— Я слишком хорошо его знал… — негромко продолжил Альберт, переводя взор на какую-то неясную точку в пространстве, — И, увы, обладал с детства довольно высокой степенью проницательности и наблюдательности. Увидеть, как относится ко мне Гийон де Нормонд не составляло труда, однако… — он улыбнулся и в улыбке этой смутно отразилась застарелая печаль, — Лет до десяти я верил, свято верил, что однажды он меня полюбит, признает меня, поймет, что я не хуже Анри. А потом услышал его беседу с мамой, где он, особенно не стесняясь в выражениях, утверждал, что я — исчадие Ада, и что, должно быть, он зря внял совету того мага, принимая решение взять меня в семью. Неплохой удар для десятилетнего мальчика, не правда ли? — маг неожиданно выпрямился и, быстро глянув поначалу на Анхеля, а затем и на Людовика, похоже, вообще не слушающего его излияний, гордо приподнял подбородок, — О, нет, не надо полагать, что я сожалею о случившемся, нет! Мне было больно и обидно, это правда, но именно это дало мне толчок расти и развиваться, жить, выбирая себе такую жизнь, какую я желаю сам, становясь тем, кем я хотел бы быть. А Анри, между тем, с возрастом все более и более склонялся на сторону отца… Когда его не стало, брат и вовсе предпринял заведомо безуспешную попытку выгнать меня из родного, не взирая ни на что, дома. Тогда он уже был в курсе моего занятия магией, начинал заниматься ею и сам, как обычно, в пику мне, и почему-то считал, что сил сделать это ему достанет… Чем все это закончилось, известно. Замок был мне нужен, Анри мешал мне, путался под ногами, как и его семья, мечтал вытолкать меня взашей, — и я вытолкал всех их. Впрочем, справедливости ради, замечу, что племянникам не передалась по наследству та неприязнь, та ненависть, что питали ко мне их отец и дед. Должен заметить, что все трое искренне любили меня, доверяли мне, за исключением, быть может, только Романа, заметившего однажды, как я подсыпал им в еду необходимые для обращения в будущем в интантеров травы. Не стану лгать, за их любовь я платил, да и, как это не странно, до сих пор плачу взаимной любовью. Именно поэтому я бы, наверное, никогда не сумел убить Эрика или Романа. Проучить, возможно, вывести из строя на время… Но не убить. Племяннику же на это сил достало, — на этих словах он помрачнел и, вздохнув, неприязненно качнул головой, — Очевидно, Эрику все же передались настроения Анри…
— Исповедь обиженного, — буркнул Людовик, не отрывая взора от окна, — Им было плевать, есть ты или нет на этом свете, Альберт, это ты явился к ним, и явился не с добрыми намерениями. Но теперь стараешься повернуть все так, словно бы это они оскорбили тебя.
Анхель, негромко вздохнув, бросил быстрый взгляд на юного мага и, вероятно не желая, чтобы собеседник его отвлекался, обращая внимание на его слова, предпочел высказаться сам.
— А что же замок? На сей раз вы утверждали, что не нуждаетесь в нем более, что ваши интересы отныне лежат в иной плоскости… Мне показалось, что вы лукавили.