"Фантастика 2025-78". Компиляция. Книги 1-15

Винсент, от возмущения несколько побледневший, резко шагнул вперед, сжимая кулаки. Взгляд его глаз, немного пожелтевших, как часто случалось в минуты негодования, был прикован почему-то не к оборотню, а к пантере, сжавшейся еще больше и даже попытавшейся немного заползти под кровать.

— Может быть… — медленно и довольно ядовито начал он, — Ты еще ему отправишь открыточку с благодарностью? Может, ты его к нам в замок на чай пригласишь и «спасибо» будешь долго и уверенно говорить?! Кто тебе сказал, что Дэйв — обманщик? Дэйв — самый преданный, самый принципиальный и ответственный… существо, какого я знаю!

Ричард, выслушавший эту небольшую отповедь с совершенно каменным выражением лица, чуть прищурился, вглядываясь в негодующего собеседника. В глазах его мелькнуло нескрываемое подозрение.

— Ты не назвал его человеком, — неспешно, с расстановкой произнес он, — Не назвал зверем… И ты хочешь, чтобы я доверял ему? Доверял просто так, потому, что он — какое-то там… существо?! Ах, ну да, он, конечно, твой собрат по оружию, коллега, как я понял из слов рыжего паразита, и я, безусловно, очень хорошо отношусь к тебе, уважаю тебя и безмерно благодарен за оказанную вчера помощь, но!.. но… — он вновь поник, опуская взгляд на собственные, укрытые одеялом колени. Голос его зазвучал глухо.

— Я даже не знаю, как он выглядит… на самом деле, — он слабо улыбнулся и чуть качнул головой, — Сколько я себя помню, он всегда был рядом. Я всегда считал его зверем, пантерой, хищником, а теперь… Дьявол, все это время на коврике рядом с моей кроватью спал человек?! Человек, который когда-то что-то со мной сделал — я не имею ни малейшего понятия, когда и что! — и теперь прикидывается животным?! Человек, из-за которого у меня в голове как будто раскаленный еж ворочается каждое мгновение, человек из-за которого я с ума схожу, человек, который… — запал снова кончился, и оборотень потрясенно прошептал, как бы резюмируя все вышесказанное, — Человек.

— Ричард… — Винсент, сам успокоившись, тихонько вздохнул, потирая переносицу, — Послушай… Ты говоришь «он что-то со мной сделал», как будто бы обвиняешь его в этом, думаешь, он сделал это сам, по своей воле!.. Но ведь это не так. Когда-то — я не могу назвать тебе точную дату, но предполагаю, что случилось это немногим больше четырех или, быть может, пяти столетий назад — он предложил тебе свои услуги, предложил помочь, спасти тебя от воспоминаний, причиняющих боль и ты принял его предложение. Он не заставлял тебя и не принуждал, он предоставил тебе выбор, и ты предпочел забвение. Сделка была двусторонней, но сейчас ты пытаешься нарушить ее без согласия второй стороны, пытаешься сломать стену, возведенную в твоем сознании и поэтому тебе больно… как и ему. Ты не хочешь смотреть на него, но, если бы взглянул, быть может, прекратил бы так злиться. Ведь он — твой друг, Ричард, как был им, так и остался, и ему сейчас плохо, очень плохо, ничуть не легче, чем тебе. И плохо по твоей вине, — оратор устало повел плечами, — Хранитель памяти и его хозяин связаны неразрывно. Принимая на себя обязательство хранить твои воспоминания, он принял однажды часть тебя, твоей души, твоей сути — можешь называть это как хочешь, ибо суть от этого не изменится. Я не сторонник подобных откровений, я не люблю влезать в дела других хранителей памяти, в их отношения с хозяевами, но, увы, сейчас случай иной. Вы оба — мои друзья, одни из моих самых лучших друзей, вы оба дороги всем, находящимся в этой комнате и всем, кто проживает и находится сейчас в Нормонде, и поэтому никто из нас не может остаться в стороне. Я прошу тебя, Ричард — постарайся успокоиться и, не пытаясь вернуться мыслями к забытому прошлому, решить, как поступить сейчас. Решать это только тебе, не кому-то еще. Ты — его хозяин.

Винсент замолчал. Ричард, не отвечая, сидел, склонив голову и пристальным взором изучая свои колени. Слова собеседника, призванные пробудить в нем здравый смысл, призванные заставить его наконец-то изменить, хотя бы немного, свою точку зрения, достигли цели, однако, что делать и как поступить, какое принять решение, мужчина не знал.

— Что у вас за манера, — наконец медленно начал он, поднимая взгляд на собеседника, а затем обводя им всех присутствующих в комнате, — Всегда валить все на мою и без того больную голову? Этот тип… парень… он мог бы хоть как-то сказать или, не знаю, намекнуть. К чему весь этот маскарад, все эти игры?

— Да ничего он!.. — возмутилась, было, Татьяна, горя желанием немедленно реабилитировать Дэйва в глазах его непонятливого хозяина, однако, оказалась перебита.

— Ричард! — Винсент, отвечая на обращенный к нему взгляд оборотня, чуть нахмурившись, скрестил руки на груди, — Скажи, ты думаешь, будто я три века торчал в клетке в облике льва чисто так, ввиду исследования подвального помещения и нравов местных скелетов? Или, быть может, ты думаешь, что мне это было невероятно приятно и я там отдыхал, как на курорте, потому и не открывал, кто я такой? Хранитель памяти не имеет права извещать хозяина о своей сути, Ричард, не может раскрыть свое инкогнито, продемонстрировать свой истинный облик, таковы, в конце концов, правила! Да и правы они — будь рядом человек, о котором тебе было бы известно, что он что-то стер в твоих воспоминаниях, ты, к примеру, без сомнения принялся бы ломать вам обоим головы, пытаясь вспомнить это. Дэйв в вопросе соблюдения правил всегда был, как это не удивительно, куда как щепетильнее меня и то, что сейчас одно из самых главных, самых основных правил так грубо нарушено, то, что ты знаешь о его сущности, хоть и произошло это не по его вине, ему причиняет ощущения не менее неприятные, чем твои глупые попытки сломать себе голову! И, быть может, даже не меньше, чем твоя беспочвенная обида на него, хотя… — мужчина задумался и, качнув головой, устало махнул рукой.

— В самом деле, Рик, — девушка, за время речи хранителя памяти несколько обуздавшая собственное негодование, тихонько вздохнула, — Если задумаешься, поймешь, что у тебя нет ни единой причины так злиться на Дэйва, завязывай с обидами! Ты бы лучше его пожалел, честное слово — ведь он переживает за тебя, не отходит от твоей кровати даже не взирая на твою бесконечную злость… А если тебя так все это волнует — скажи, чтобы он вернул тебе память. А уже потом решай — стоит ли злиться.

Оборотень, успевший за время разглагольствований друзей опустить взор на пантеру, поднял его, переводя на Винсента, затем на Татьяну, после чего довольно саркастично фыркнул.

— А Эрик на тебя не злился тогда? Ты ведь имела какое-то смутное отношение ко всей этой истории, даже на балу побывала… Или, по крайней мере, на тебя? — он снова глянул на хранителя памяти и, пожав плечами, сморщился от непрошедшей боли под лопаткой, однако, продолжил, — Разве его не расстроило то, что он, фактически, теряет друга, к которому привык за много лет?

Граф де Нормонд, по сию пору молча внимавший происходящему, негромко вздохнул и решительно поднялся на ноги, вступая в общую беседу.

— Но я никого не потерял, Ричард, — он подошел к Винсенту и, слегка хлопнув того по плечу, легко улыбнулся, — Вот мой друг, здесь, со мной. Как был рядом, так и остался и, должен признать, мне гораздо больше нравится общаться с ним как с человеком, нежели как со львом. Хотя порою он бывает и несносен…

— Господин граф, — де ля Бош, как обычно, чрезвычайно чувствительный к наездам на свою персону, улыбнулся в ответ с зашкаливающей очаровательностью, — Мне кажется, что вы несколько забываетесь.

— Именно это я и имел ввиду, — хладнокровно отозвался молодой граф и, ухмыльнувшись, быстро облизал губы.

— Ребят!.. — оборотень, честно выслушавший мирное общение молодого де Нормонда с его новым-старым другом, слегка помахал рукой, привлекая внимание к собственной персоне, — Прошу, конечно, прощения, что вмешиваюсь, но что мне делать-то?.. Голова болеть не перестает, и я уже начинаю склоняться к мысли, что единственным надежным средством от нее является топор.

— Не единственным… — негромко молвила девушка и, бросив красноречивый взгляд в сторону Дэйва, быстро облизала губы, — Хотя, конечно, ввиду упрямства некоторых…

— Не нам решать это, Рене, — Эрик немного выпрямился, сочувственно хмурясь, — Это может быть лишь твоим решением, это твоя жизнь, твой друг и твоя память. Это все, что я могу посоветовать тебе — решай. За тебя принимать решение мы не имеем права, прости.

Ричард задумчиво кивнул, кусая губу, затем устало вздохнул и, как-то ссутулившись, хотя в таком положении ему явно было менее комфортно, нежели с вытянутой, как стрела, спиной, бросил на графа серьезный взгляд исподлобья.

— Решать я должен сам… — пробормотал он, а затем продолжил, мотнув головой, и в голосе его явственно зазвучала просьба, прикрывающая некоторый страх, — Но каково это, Эрик? Ты ведь можешь сказать мне… Как это? Больно… больнее, чем пытаться вспомнить? И потом, когда вспомнишь… становится ли легче? Ведь тебе, кажется, воспоминания облегчения не принесли…