"Фантастика 2025-86". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
— А почему бы мне не довериться собственному мужу?
И почему бы, в самом-то деле, ей самой не решать, кому и что говорить?
В ответ на напоминание об их статусе Монтегрейн сперва невесело усмехнулся, затем поморщился.
— Очень смешно. — Он был прав: смешно не было. Мужчина все ещё смотрел на нее, не отводя взгляда, а его голос стал тверже: — Перефразирую. Я верю в чудодейственные свойства вашей крови. Вы — Грерогер, и этим все сказано. Но мне не десять лет от роду, и я также прекрасно понимаю, что у всего есть цена.
Амелия сглотнула.
Опустила глаза.
— Нет цены, — пробормотала тихо.
—
Все вдруг стало ясно как день.
— Вы знали, что я встречалась с Гидеоном, — ошарашенно прошептала Амелия.
— Нет, я поверил, что вам так нужны новые тряпки именно в тот самый день! — грубо. К ее досаде, непривычно грубо — на манер того, как он общался с ней в храме в день их венчания.
— Вам признался господин Линч?
Монтегрейн качнул головой.
— Линч работает на тех, кто ему платит. Он знает, что я об этом знаю, а меня устраивает, что он хорошо выполняет свою работу. Оливер следил за домом портного и прекрасно видел того, кто вошел туда через черный ход незадолго до вашего приезда. — Амелия поджала губы. Все было так просто… Монтегрейн насмешливо изогнул бровь. — Что, даже не станете оправдываться?
Все его благодушие исчезло без следа, словно с ней разговаривал кто-то другой, не тот, кто гордо отказывался от помощи, а потом брел к этому озеру, превозмогая боль, но держа себя в руках, чтобы ненароком не опереться на нее слишком сильно. Этот другой человек был опытным интриганом и много раз бывал бит жизнью так, что уже давно не верил людям на слово. И это его Гидеон советовал обмануть дружелюбием и лаской? О да, Монтегрейн прав — это ни капельки не смешно.
Амелия вдруг почувствовала страшную усталость, словно вся тяжесть мира навалилась ей на плечи. Не страх, не волнение, а именно усталость — спокойную, но такую опустошающую.
И раз уж они говорят по-настоящему начистоту…
— Три миллиона двести тысяч, — подтвердила она. — Заложенный дом и горстка серебряных монет, которых хватило бы разве что на еду в ближайшие пару дней. А еще толпа страждущих мой титул женихов, в любой момент способных решиться брать особняк Бриверивзов штурмом. Я могла утопиться или повеситься в тот же день или же согласиться на предложение Гидеона и хотя бы выиграть время. — Она встала, и собеседнику пришлось поднять голову. Мэл больше не пряталась и не отворачивалась — слишком устала: и лгать, и бояться, и держать лицо. — Вы можете считать меня корыстной, лживой — какой угодно. Верите ли, мне все равно. Но вы сами сказали: я — Грерогер, — в повисшей над озером тишине ее голос зазвенел. — И я не могу смотреть на вашу рану и знать, что, возможно, могу помочь, и ничего не делать. Моя бабушка лечила всех — вне зависимости от их политических убеждений. Что бы ни хотел от вас Гидеон, это не мое дело. И у моего предложения действительно нет цены. Будем считать, что вы заплатили новыми тряпками, — Мэл с удовольствием использовала сказанное им же слово, — трехразовым питанием и возможностью посещать библиотеку.
Высказала. Выдохнула.
Может теперь вышвырнуть ее из дома, отправить Гидеону посылкой — целой или по частям. Плевать. Она, наконец-то, чуть ли не первые в жизни, сделала свой выбор сама, по законам собственной совести, а не под чьим-то давлением. И готова на любые последствия.Монтегрейн все ещё смотрел на нее и молчал, и Амелия ничего не могла прочесть по его лицу.
— И да, — вспомнила, что высказала таки не все, — я не сказала Гидеону ничего из того, чего бы он не знал. Только опровергла, что у вас романтическая связь с вашим другом. Но, думаю, это вряд ли вам повредит.
А вот теперь собеседник отреагировал: сперва его глаза округлились, а потом он подавился смехом.
— С Кристом… — выдавил из себя, явно пытаясь не расхохотаться в голос. — Связь?
Амелия пожала плечами.
— Видимо, другие причины верности вам Дрейдена ему не слишком понятны.
Монтегрейн резко посерьезнел.
— Крист несколько раз спасал мне жизнь, а я ему. И это не очень-то романтично, — признался неожиданно, хотя Мэл и не требовала никаких пояснений.
Амелия серьезно кивнула — что-то подобное она и предполагала.
— А вчера вы сами были у Гидеона, не так ли? — Все снова складывалось как нельзя логичнее. — Поэтому Дрейден так нервничал, а вас не было так долго? Он вызывал вас на допрос?
Собеседник дернул плечом.
— Это регулярный ритуал.
Амелия помолчала.
— Через девять дней он явится ко мне снова и потребует информацию, — призналась затем.
Монтегрейн тоже не выглядел удивленным.
— Дайте, — ответил равнодушно.
Что ж, то, что ей не придется придумывать уловки для встречи с главой СБ, было облегчением. Она так устала от лжи…
Обняв себя за плечи, Амелия отвернулась и шагнула к озеру ближе. Поддела носком сапога круглый камень, и тот с плеском скатился в воду, обдав обувь и подол юбки брызгами.
— Мэл? — позвали сзади.
Она обернулась, скорее инстинктивно, нежели обдуманно, и лишь потом сообразила, как к ней обратились.
Отец всегда звал ее ласково — Мэлли.
Так вышло, что младшие воспитанницы приюта стали называть ее «тетя Мэлли», и она не стала их одергивать из-за того, что это обращение напоминало о родителях и доме.
«Мэл» юную Амелию звали подруги.
Так, когда никто не слышал, всегда называла ее добрая верная Клара, горничная и самая близкая подруга юности, с которой в последний раз она виделась, отбывая из Южного округа на собственную свадьбу. Клара умерла при родах через несколько лет после отъезда Амелии из отчего дома, а Эйдан даже не позволил ей поехать на похороны.
Так звала ее Элиза Форнье, единственная подруга, как она тогда думала, в огромном недружелюбном Цинне.
Так порой звал ее Седдик и его помощницы в лазарете…
Никто, ни одна живая душа, не называл ее так очень давно.
И сейчас это забытое обращение всколыхнуло такую бурю чувств, что в горле запершило от невыплаканных слез и не сказанных вовремя слов.
Должно быть, стоило возмутиться, сказать что-то вроде: «Не смейте меня так называть!» Или: «Какая я вам Мэл?!» Но вместо этого она лишь ответила:
— Да?
Вынужденный смотреть на нее снизу вверх, Монтегрейн помедлил, на мгновение закусив губу, словно ему тоже было сложно произнести следующие слова.