"Фантастика 2025-86". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Монтегрейну она поверила безоговорочно. Потому и не нашла слов. Такие истории требуют молчаливой поддержки, а не ответной тирады.
Если бы Амелия была смелее, она бы, наверное, подошла и положила ладонь ему на плечо в знак того, что все понимает и не просит подробностей. Подойти и правда хотелось, но Мэл не была уверена, что ее саму поймут правильно.
— Прости, что спросила, — произнесла наконец, когда убрала все следы кровавой процедуры.
Он покачал головой.
— Самоубийство наследника не предавалось широкой огласке, но, поверь, об этом известно огромному количеству людей.
В этом она не сомневалась. Наверняка после возвращения с войны Монтегрейна допрашивали миллион раз, собирали доказательства того, что это не он приложил-таки руку к смерти наследника. Мэл помнила, как Бриверивз с пеной у рта доказывал обратное, и у него нашлось немало единомышленников, иначе бы слухи не расползись по всей Мирее.
— Я не про тайну, — сказала Амелия, надеясь, что Рэймер прочтет между строк. Пока что у него это прекрасно получалось, по крайней мере в отношении нее.
Она просто сказала, а он просто кивнул.
Так было лучше — без лишних слов.
— Доброй ночи. — Мэл убрала со стола все лишнее и шагнула к двери.
— Доброй, — эхом откликнулся Монтегрейн.
Не стал ее останавливать, и она была этому рада. Что-то произошло между ними. Амелия сама не знала когда: тогда, когда он вырвал ее из призрачных лап Эйдана из ночного кошмара, или когда обнимал на глазах у сестры, или когда они смеялись до слез, обсуждая выходки леди Боулер, или…
Неважно.
Она направилась к выходу, а он встал. В отличие от Гидеона, Монтегрейн не забывал о манерах, когда нога ему это позволяла. А раз сейчас боли не было, он взял трость и собрался ее проводить.
— Мэл, — вдруг позвал со спины.
Амелия обернулась.
Внезапно перед глазами полыхнуло красным, так ярко, что ей на мгновение показалось, что она ослепла.
Не сдержав стона, Рэймер рухнул на колени — с размаха, на колени, одно из которых было уже, возможно, неизлечимо травмировано. Согнулся, обхватив себя руками поперек живота.
Мэл обмерла от ужаса. Делиться своей кровью нужно не только с благими намерениями, но и с благими мыслями. «Любовь лечит, а ненависть убивает», — вот какое послание оставила ей в наследство бабушка. А о чем она думала сегодня? О Гидеоне, о погибшем принце, о несправедливости жизни. Что, если ее дурные мысли…
Амелия бросилась к скорчившемуся на полу мужчине и снова замерла на расстоянии шага. Нет, это был не сердечный приступ, и не предсмертная судорога свела его тело. Аура! Мертвая, блеклая аура сияла, наливаясь ярко-красным магическим цветом.
Слишком резко, поняла Мэл. Обрадовавшись эффективности лечения, она добавила в питье двойную порцию крови, и поврежденный магический резерв среагировал.
Амелия рухнула на колени рядом, коснулась плеча, попытавшись заглянуть в искаженное гримасой боли лицо.
— Рэйм. Ты слышишь меня?! Что ты чувствуешь? Говори!
Аура мощного боевика не просто сияла, как должна была по своей природе, она словно пульсировала, наливалась алым и гасла, чтобы мгновенно вспыхнуть вновь.
Место разрыва в районе колена мигало особенно ярко и быстро, заметно выбиваясь из общего движения ауры. И, вероятно, именно этот дисбаланс вызвал такую реакцию.
— Все… горит… Руки… — выдохнул Монтегрейн
сквозь крепко сжатые зубы, все ещё не в силах разогнуться или хотя бы нормально дышать. Его тело сотрясала крупная дрожь, на лбу выступила испарина.Боги, что она наделала?
И как теперь это исправить?!
Росток!
Больше Мэл не думала, действовала скорее инстинктивно. Подползла на коленях ближе и обняла, обвила своими руками поверх его собственных, судорожно стиснутых. Прижалась так крепко, как только могла.
Росток…
Попыталась сделать то, что делала в саду. Найти в своей душе островок гармонии и тепла, направить силу в ладони, поделиться.
Кажется, она заплакала. Не поняла как и в какой момент — ощутила лишь соленый привкус на губах и влагу на своих щеках. Уткнулась лицом в чужое крепкое плечо. И делилась всем, что у нее было, делилась как могла.
Тот росток в саду вымахал уже в настоящее здоровое растение и обзавелся собирающимся раскрыться бутоном…
Любовь лечит, а ненависть убивает…
А в ней так много нерастраченной любви — целый океан, спрятанный под коркой боли и отчаяния. Но она есть, потому что за месяц, проведенный в этом доме, корка боли истончилась и стала совсем прозрачной, показав то, что под ней.
И Амелия представила себе этот океан, скованный под толщей льда, — весной…
Почувствовав, что тело, которое она так крепко обнимает, больше не сотрясает безумная дрожь, Мэл открыла глаза, прищурилась, чтобы рассмотреть ауру, — та снова потускнела и перестала так неистово мерцать, однако в ней по-прежнему остались беспрестанно кружащиеся, словно испуганные рыбы в тесном аквариуме, красные всполохи.
Чужая теплая ладонь накрыла ее предплечье.
— Ты светилась, — хрипло произнес голос над ухом.
Амелия так растерялась этим словам, что даже не сообразила, что давно пора высвободиться и отстраниться.
— Я не могла светиться, у меня нет магической ауры.
— Может, сейчас и нет, не вижу. Но определенно была, — последовал ответ. — Ярко-зеленая.
Мэл потрясенно моргнула. Разве такое возможно? Она ведь не маг вовсе. Однако росток вырос, и сейчас… сейчас определенно что-то произошло благодаря ее дару.
Что, если аура может появляться тогда, когда пробуждается магия Грерогеров? Возможно, и при работе с ростком происходило нечто подобное, просто некому было ей об этом сказать. Один единственный раз ее застала в саду леди Боулер, но та позвала Амелию издали, и она сразу прекратила манипуляции с даром… Звучало логично и в то же время фантастически.
Она все-таки маг?
И тут Мэл накрыло пониманием: она все еще на полу, обнимает своего фиктивного мужа… Или уже он ее?..
Боги!
Она резко разомкнула объятия и отстранилась. Чужие руки сразу же ее выпустили. Только ладонь, словно не желая менять свое место положения, прошлась по предплечью Амелии скользящим движением, и лишь потом исчезла.
Мэл отступила, как была, на коленях по мягкому ворсу ковра. Села на пятки и откинула со лба влажную выбившуюся из прически прядь волос.
— Как ты? — все еще хрипло спросил Монтегрейн.
Она нервно рассмеялась.
— Это должен был быть мой вопрос.
— Я в порядке, ничего не чувствую.