"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

– Вы что тут за бордель устроили, сержант?! – взорвался он наконец, с таким напором, что стоящий у стены кулер задрожал.

Сержант вздрогнул, попытался что—то объяснить, но слова застряли в горле. Он дёрнулся, привстал, начал натягивать брюки, но те тут же соскользнули обратно к щиколоткам. Он тяжело осел обратно в кресло, задыхаясь от смущения, затем вновь вскочил, подтягивая ткань – и снова всё повторилось: пуговица не застёгивалась, ремень запутался, а сам он напоминал то ли пингвина, то ли электрика на обрыве. После третьей попытки он просто застыл, с полузастёгнутым мундиром, в отчаянной позе человека, который хочет раствориться в воздухе…

Глава 10

Валя вернулась домой как человек, которого вытащили из грязной воды, отжали на отбойном молотке и забыли повесить сушиться. Замок на входной двери прокручивался медленнее обычного, будто тоже не хотел её пускать. Она не снимала обувь, не доставала ключи из сумки – просто ткнулась лбом в косяк и минуту стояла так, придавленная и хрупкая, как недошитая кукла.

В прихожей пахло пледом, пылью и давно не выносившимся мусором. Мир снова стал тесным, предсказуемым, хоть и слегка затхлым. Кляпа молчала. Молчание это было глухое, не как пауза перед фразой – как тишина, когда кто—то явно задумал что—то коварное.

Валя дошла до ванной, на автопилоте включила воду и долго мыла руки. Потом лицо. Потом снова руки. Пена сбивалась в пузырьки, как будто стеснялась участвовать в очищении. Мыло выскальзывало, зеркало запотело, и Валентина впервые за день почувствовала себя не просто грязной, а какой—то концептуально запятнанной.

Сняв платье, она бросила его в ванну и посмотрела на собственное отражение, не узнавая: лицо серое, глаза расширенные, волосы слиплись прядями, которые будто хотели сбежать первыми. Она поежилась, накинула халат и медленно пошла в комнату, цепляя край шкафа плечом.

На полке рядом с кроватью лежала старая пижама, с застиранным принтом и растянутыми коленками. Её Валентина берегла на случай простуды или апокалипсиса. Кажется, настал именно тот момент, когда она подошла по всем параметрам.

Завернувшись в покрывало, Валя рухнула на кровать лицом в подушку. Сердце стучало не от страха, а от усталости, какой бывает после восьмичасовой смены на чужом празднике жизни. Сквозь щёку чувствовался запах стирального порошка, ещё советского, и едва уловимый аромат валерьянки, оставшийся после прошлой панической атаки.

Мир наконец угомонился.

– Валя, – голос прозвучал изнутри, мягко, без ехидства. Как будто кто—то подошёл сзади в библиотеке и шепнул прямо в ухо.

– Что? – прошептала она, не открывая глаз.

– Я была неправа, – сказала Кляпа, а затем выдержала паузу, будто собираясь с духом, прежде чем добавить: – Очень неправа. Прямо по всей длине Вселенной.

Валя не двигалась. Даже дыхание стало незаметным.

– Ну? – подала голос осторожно. – Это извинение или вступление в новую фазу вторжения?

– Это попытка наладить с тобой хоть какую—то конструктивную связь, – ответила Кляпа. – Я перегнула. Сильно. Но ты не представляешь, каково это – быть внутри другого существа и не иметь ни одной кнопки, чтобы приостановить происходящее. Да, я в панике. Только эта паника не про страх потерять тебя, а про невозможность вовремя остановиться, когда тебя несёт химическим шквалом.

Валя приоткрыла один глаз. Потолок был тот же. Ровный, белый, с трещиной, напоминающей Турцию на карте.

– Я не хочу с тобой больше… – начала она, но договорить не смогла – скомканные чувства мешали сформулировать мысль.

– Знаю, – перебила Кляпа с равнодушной ясностью. – И мне, если честно, всё равно. Ты – носитель. Главное – чтобы не мешала.

Пауза повисла между ними, как мокрое бельё в лифте. Валентина попыталась найти в себе злость, но от неё осталась только оболочка. Всё остальное превратилось в липкое, кислое желание, чтобы никто её больше не трогал. Даже мыслью.

– Я дала маху, – сказала Кляпа. – Но давай без мелодрамы. Я не человек. У нас иначе устроены… эм… системы взаимодействия. Но я постараюсь быть… терпимой. Или хотя бы менее криминальной.

– Ты осознаёшь, что то, что ты сделала, – это статья?

– У вас слишком много статей. Я не успеваю за обновлениями. Но да, осознаю.

Валя отвернулась к стене. Холодный подоконник был на расстоянии вытянутой ноги, но она не дотянулась.

– Что ты предлагаешь? – спросила тихо.

– Перемирие. Без вмешательства. Без посягательств. Я только комментирую – ты решаешь. Честно.

– И никаких полицейских.

– Ни одного.

– Даже если он сам…

– Даже если он сам с гирляндой.

Валя усмехнулась. Улыбка получилась кривая, как запоздалое «спасибо» на кассе.

– Клянусь всей репродуктивной системой своей планеты, – торжественно заявила Кляпа, – больше не соблазню ни одного копа. Разве что в рамках служебной необходимости.

– Пожалуйста, – вздохнула Валя, – никаких больше служебных необходимостей.

Когда на следующее утро Валя проснулась, солнце уже щурилось в окно, будто тоже было не до конца уверено, стоит ли сегодня светить. Голова гудела от бессонницы, не столько физической, сколько моральной. Внутри неё стоял гул – не от мыслей, а от усталости, которая забыла выключиться.

Она подошла к зеркалу, глянула на своё отражение и, не узнав, по привычке извинилась. Пижама сидела криво, волосы взбились в траурную пальму, а взгляд был как у человека, которого по ошибке воскресили. Валя тяжело вздохнула и пошла на кухню, надеясь выпить хотя бы полглотка тишины.

– Ты ещё дышишь, это уже успех, – бодро отозвалась Кляпа в голове.

– Дай мне дожить до кофе, – пробормотала Валя, нащупывая банку с растворимым.

– Я тут подумала, – продолжила Кляпа. – Нужен цивилизованный подход. Методичный. Без побега через кусты и недоразумений в погонах. Технологии – вот наше всё.

– Нет, – сказала Валя, даже не зная, что именно отрицает, но уже заранее не согласна.

– Мы зарегистрируемся, – не унималась Кляпа, – в месте, где всё предусмотрено. Никаких сюрпризов. Только добровольцы. Только хардкор. Добро пожаловать в Тиндер.

– Даже не думай, – буркнула Валя и резко поставила на стол кружку с растворимым кофе, который только что заварила. Кофе плеснулся через край, оставив на столешнице неровную тёмную кляксу, похожую на отпечаток спонтанного срыва.

– Ты хочешь перемирие? Хочешь, чтобы всё было по—человечески? Вот. Будет тебе алгоритм, математика и выбор с фотографиями.