"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

– Это прогресс, – торжественно ответил он. – Слияние культуры и технологии. И я хотел бы… – он замялся, поднеся устройство чуть ближе, – предложить тебе разделить это со мной. Прямо сейчас. Чтобы наше соединение было не просто телесным, а энергетически выверенным. Через осознанный вибрационный ритуал.

Валя сделала шаг назад. Потом ещё один. И ещё. Спиной упёрлась в книжную полку, с которой на неё взирал пластмассовый Будда в наушниках.

– Мне кажется, – сказала она, стараясь говорить ровно, – ты хочешь соединить меня с электроникой. Через голову лисы. Я пока не готова к такому повороту.

Артемий смотрел на неё с искренней жалостью. Как будто она отказалась от просветления.

– Это безопасно, – попытался убедить он. – И при этом максимально честно. Я подключаюсь, ты принимаешь – и между нами образуется цифровой контур. Язык тела уходит в эпоху искусственного интеллекта.

Валя уже ощутила, как плечи начинают подрагивать – не от желания, а от паники. Кожа гудела не от прикосновений, а от внутреннего крика: «Выход где?!»

– О да, – прошептала Кляпа внутри. – Технологии будущего. Наконец—то достойное оружие для нашей миссии!

Валя в ответ только выдохнула.

Артемий сделал шаг, держа устройство в обеих руках, как святыню. Механизм тихо жужжал, огоньки на корпусе мигали в такт его дыханию. Где—то на корпусе промелькнула надпись на японском: «Мужество. Уверенность. Пульсация».

– Если у вас сойдутся чакры, – пробормотала Кляпа, не сдержавшись, – я требую, чтобы ребёнка назвали Пикачу. Это будет справедливо.

– Я сейчас… на минутку. Приду, – сказала Валя, сдержанно улыбаясь, и осторожно, будто речь шла не о минуте, а о побеге из тюрьмы, поднялась с кровати, прихватив вибромолот. Не потому что он был нужен. Просто в тот момент он оказался в руке. Как тяжёлый, мигающий символ той реальности, из которой она собиралась улизнуть, пока никто не заметил.

Артемий кивнул с доверием, как человек, уверенный, что после сакрального контакта с его Самураем X9000 к нему возвращаются всегда. Он потянулся за пультом и пробормотал, что включит «музыку тантры» для настроя.

На кухне Валя впервые выдохнула по—настоящему. Подошла к раковине, поставила вибратор на край стола, посмотрела на него – и поняла, что не может его тут оставить. Не потому, что он важен, а потому что абсурдно терять вещи в таких обстоятельствах. Она схватила его обратно, прижала к груди, подошла к окну и откинула раму.

Улица слабо светилась вуалью фонарей. Воздух был прохладным, но не холодным – как будто сам вечер не был до конца уверен, стоит ли вмешиваться. Валя высунулась наружу, осмотрелась: ни пешеходов, ни велосипедистов, только один голубь дремал на проводе, как священное животное в немом согласии.

Она накинула на плечи какую—то рубашку с вешалки, зацепившись пуговицей за ручку шкафа, вырвала себя с тихим хрустом ткани, шагнула на подоконник и с лёгкой нерешительностью, характерной для бухгалтеров в фильмах про спецагентов, медленно выползла наружу.

Прыжок с первого этажа оказался неловким. Нога соскользнула по стене, вибромолот задел колено, а сама она упала прямо в клумбу с георгинами, приземлившись на спину, с глухим «фух». Земля приняла её с лёгким негодованием. Колготки моментально покрылись пыльцой, вибромолот – землёй, а волосы – тревогой.

Она поднялась, оглянулась, собираясь бежать, но тут почувствовала, как кто—то резко схватил её за запястье.

– Стоять, – услышала Валя, и сердце на секунду остановилось, прежде чем бешено забилось.

Дежурный. Тот самый. Из участка. В форме, с лицом человека, который не спал всю ночь и устал сомневаться в своей адекватности.

– Это вы… – начал он, но не успел.

В тот момент, когда он уже собирался задать первый из, возможно, самых уместных вопросов в своей жизни, Кляпа резко активизировалась и мгновенно взяла полный контроль над телом Валентины. Голос в голове зазвучал, как сирена перед запуском космического корабля:

– Моё время.

Валя не успела ни возразить, ни остановить. Всё внутри закружилось, и уже не она, а Кляпа повела тело вперёд. Резко. Уверенно. Как будто план был готов заранее.

Дежурный не успел отшатнуться. Его рука всё ещё сжимала её запястье, когда Валентина – уже не она – схватила его за рубашку, подтянула и, не давая себе или ему опомниться, поцеловала. Не в щёку, не в лоб, не в духе случайной паники. А в губы. С напором, с жаром, с тем внутренним электричеством, которое, по идее, должно запускать ракету, но попало в неподготовленного представителя органов внутренних дел.

Это был поцелуй не любви и не страсти. Это был удар. Направленный. Осознанный. Стратегический. Его колени дрогнули уже на второй секунде. На третьей он потерял равновесие. На четвёртой начал оседать, словно кто—то выключил внутри него питание.

Он не упал – он красиво опустился вдоль стены, с выражением лица, которое обычно бывает у людей, попавших в гипноз во время шутки.

Кляпа удовлетворённо отступила.

– Вот это я называю правосудием через поцелуй! Он запомнит это на всю оставшуюся карьеру.

Валя, вернувшись в себя, посмотрела на него, на вибромолот в руке и на саму себя – вся сцена выглядела как начало сюжета, который ни один следователь не сможет восстановить без психиатра.

– После такого он вообще вряд ли сможет продолжать карьеру, – простонала она мысленно и побежала, зажав устройство в ладонях, как реликвию.

Ночной город дышал как большой уставший кот: глухо, ровно, с лёгкой вибрацией фонарей и редкими всхлипами трамвайных тормозов. В этом полусонном пейзаже, где даже мусор выглядел задумчиво, по тротуару нестабильной траекторией бежала девушка.

На ней болталась мужская рубашка с отпоротой пуговицей и следом от соевого соуса на подоле. Ноги были босые, но в тапках – одних. Не пара, а именно два предмета: один фиолетовый с мордочкой кота, другой зелёный и безликий, как сам факт её побега. Под рубашкой не было ничего. Совсем. Кроме озноба.

В правой руке – киберфаллоимитатор Ультра—Самурай X9000, всё ещё светящийся и тихо попискивающий, как разочарованная кофеварка. Диоды мигали в такт шагам. Голова лисы вращалась лениво, словно устала от всего, что с ней делали за последний час.

Бежала она не быстро, но решительно, как человек, у которого нет маршрута, но есть яростное «не туда». Плечи подрагивали. Волосы разлетались по ветру. Лицо выражало смесь испуга, комического отрешения и непоколебимой решимости всё забыть.

И – самое главное – она говорила. Громко. С выражением. И голос был её, но речь – не её. Потому что именно Кляпа сейчас несла с упоением монолог, не смущаясь ни прохожих, ни камеры на углу дома, ни того, что голос звучал слишком возбуждённо для этой широты.