Фантом для Фрэн

– Что именно? – спросил Алджернон.

Фрэн увидела, что уже ночь – конечно, ночь, если муж лежит рядом с ней!

– Я не помню, - искренне сказала она.

========== Глава 36 ==========

“Амон и фараон” - так назывался труд Алджернона. Название емкое, но не говорившее и десятой части того, что хотелось сказать автору. Как он хотел бы рассказать о том, каким способом проник в это знание! Как хотел бы представить ученой комиссии свою помощницу, с ее поразительными способностями, и с торжеством предложить коллегам попытаться объяснить ее феномен!

Увы, это было совершенно невозможно.

Если и существовали ученые, которым можно было представить феномен миссис Бернс, их следовало искать не в консервативном Британском музее. Алджернон прекрасно знал, что даже если эти люди своими глазами увидят, как Фрэн одним только наитием отыскивает места захоронений, и услышат, как она говорит и переводит с древнеегипетского – они объяснят это удачей, совокупностью догадок и фантазий. А что до ее видений, об этом и говорить нечего: в лучшем случае над нею снисходительно посмеются, а в худшем отправят в сумасшедший дом.

Британское научное сообщество насквозь и незыблемо материалистично – несмотря на все явления, не вписывающиеся в эту концепцию.

Алджернон аккуратно сфотографировал “Книгу мертвых” - почти не удивившись тому, что на снимке вышла не только она. Он принес фотографию жене – взволнованный, как первооткрыватель. Да он им и был. На избранном ими пути каждый шаг был шагом в неизведанное.

– Погляди, Фрэн.

Она сидела в постели, бледная и вялая – ночь после начала работы с книгой очень вымотала ее; в две последующие ночи Фрэн мало спала. У археолога было чувство, что она просто боится засыпать… как будто что-то может повредить ей. Алджернон сокрушался, что жена ничего не запомнила, но сознавал, что силы, с которыми она имеет дело, ему неподвластны. Но при виде готового снимка Фрэн ожила, приподнялась – на щеках зацвел румянец.

– Боже милостивый.

Разумеется, Алджернон сделал не по одному снимку каждого включаемого в работу отрывка; и два последние были безупречны. А вот первый…

Папирус окружал какой-то белый ореол – во всяком случае, таким он представлялся на черно-белой фотографии. А вот справа на фотографии, несомненно, запечатлелось…

– Элджи, это Дарби, - в ужасе сказала Фрэн. – Вне всяких сомнений.

Алджернон подумал, что не только ученым, а и простым людям нельзя вне всяких сомнений установить личность по краю воротничка, прически и уху – вот все, что получилось на снимке. Но то, что это срезанное изображение человека, сомнений не вызывало.

Полупрозрачное светлое изображение мужчины в деловом костюме, с волосами, расчесанными на пробор… молодого человека. Как будто негатив. В самом деле, очень похоже на Дарби.

– Он умер, давно умер, - сказала молодая женщина.

Фрэн смотрела на мужа с таким видом, точно ждала от него опровержений – но он ничего не опровергал голословно, а ее такие утешения не устраивали. Эта женщина во всем была необыкновенной.

Она открыла рот и сказала совсем не то, чего он ждал.

– Элджи, спрячь этот снимок получше. Он может нам пригодиться. Никому не показывай до поры до времени.

Алджернон кивнул, прекрасно ее понимая – нужно было сберечь эту картинку до тех пор, пока они не встретят людей, готовых выслушать их историю. Если это когда-нибудь произойдет.

Он отложил фотографию и присел рядом с женой, обняв ее.

– Если бы я только мог помочь тебе. Но я же ничего не знаю о том, что с тобою происходит…

Фрэн слабо улыбнулась.

– А я справлюсь, Элджи. Не беспокойся. Меня есть кому защитить.

Он пришел в недоумение от ее слов, едва ли не испугался; но Фрэн не могла или не желала ничего пояснять.

– Лучше принеси мне мои бумаги, отредактируем их.

Алджернон молча кивнул и подошел к ее письменному столу, который она оставила не так давно. Его очень тревожила слабость Фрэн в последние дни; Алджернон даже заикнулся насчет врача, но жена ответила, что эти расстройства не имеют никакого отношения к физиологическим. Вернее, может быть, физиологические и есть… но они наступили вследствие душевных. И потому обычные лекарства ей не помогут.

Да, он догадывался – но бездействовать было очень тяжело.

Алджернон устроился рядом с ее постелью на стуле, глядя в ее рукописи; то, что он уже успел проглядеть, не вызвало у него никаких нареканий. У Фрэн быстро развился собственный стиль, изящный научный стиль изложения, похожий на его собственный; а что до фактографической точности и тонкости анализа, она была не менее строга к себе, чем он сам. Идеальная жена и помощник.

Если бы не… “это”.

Но ведь Алджернон и выбрал ее “поэтому”.

Они около часа обсуждали их общую работу, и наконец перед Алджерноном вырисовался окончательный вариант его книги. Он был глубоко удовлетворен… и как-то опустошен, как всегда после завершения плодотворного труда. Теперь им предстоит наименее творческая и наиболее трудная задача – протолкнуть эту книгу в печать. Алджернон увидел перед собой обвиняющее лицо Андерсона, и в нем поднялись отвращение и гнев – Андерсон повел себя так, как и следовало ожидать. Так повел бы себя любой убежденный материалист – но не крупный ученый, каким его считают.

Но пока Алджернон заставил себя отбросить уныние. Он улыбнулся утомленной жене.

– Фрэн, поздравляю тебя, дорогая. Мы сделали это!

Фрэн засмеялась. Она не хуже его понимала, что сделали они только малую, самую приятную часть.

– Элджи, давай съездим к маме. Я понимаю, что тебе она не нравится, но…

– Мои предпочтения не самое главное, - быстро ответил Алджернон, почувствовавший вину при упоминании миссис Грегг. – Конечно, съездим. Давно пора.

***

Миссис Грегг определенно не ждала гостей.

Может быть, потому, что слишком глубоко уверилась в отсутствии совести у дочери – а может, потому, что вычеркнула “одержимую” безбожницу из памяти. Фрэн сомневалась, что мать открыла бы ей, если бы догадалась спросить, кто стоит на пороге – но, наверное, миссис Грегг была слишком озабочена, чтобы вспомнить об этом. Увидев Бернсов, женщина застыла посреди коридора, точно ей явилось привидение.

“Пожалуй, даже не одно”, - подумала Фрэн, сдерживая усмешку. Ей не было жаль мать в эту минуту; она ненавидела ее за неспособность принять дочь такой, какая она есть.

– Здравствуй, мама, - громко сказала Фрэн. – Ты позволишь нам войти?

– Зачем вы приехали? – спросила мать. – Что вам здесь нужно?

Фрэн хмыкнула, шагая вперед и увлекая за собой безмолвного мужа.

– Ну, например, навестить дорогих родственников, - сказала она. – Мой муж до сих пор не видел мою семью… только тебя, мама, и то ты с порога начала его оскорблять.

Миссис Грегг смотрела на дочь так, точно не понимала, чего от нее хотят – и не понимала, как избавиться от этого бедствия. Алджернон вошел следом за женой, и это был не такой мужчина, которого можно вытолкать за дверь.