Фатерлянд

Такахаси озадаченно воззрился на лагерь. Там действительно возвышались два столба, обложенные мешками с песком. Лицо доктора побледнело. Он был очень хорошим врачом, лучшим специалистом на Кюсю в области лечения туберкулеза, но сейчас у него сдали нервы.

Курода позвонил Тсучии и объяснил ему ситуацию. Тот понял его с полуслова и побежал к старшей медсестре, чтобы с ее помощью придумать, как оградить от кошмарного зрелища больных.

Затем Курода позвонил начальнику службы безопасности Косиде. При слове «казнь» Косида явно был шокирован, и Курода почувствовал это.

— Я хочу, чтобы вы приняли все меры и уберегли наших пациентов, — сказал он. — Они не должны этого видеть. Особенное внимание следует уделить северному крылу здания, но также родильному и педиатрическому отделениям в западном крыле. Представьте, что будет, если расстрел увидят роженицы. На втором этаже нет пациентов.

Такахаси, наконец, пришел в себя и хотел что-то добавить, но Курода жестом остановил его.

— Даже если мы мобилизуем всех охранников, — говорил Косида, — их будет недостаточно, чтобы обезопасить все северное крыло. Впрочем, можно задействовать систему всеобщего оповещения…

Легко сказать, но трудно сделать. Как запретишь людям смотреть в окна? Наоборот, они же сразу прилипнут к ним. На каждом из шести этажей северного крыла было по двадцать палат. Восемьдесят предназначались для тяжелобольных, прикованных к постели и неспособных встать без посторонней помощи. Таким образом, оставалось еще около сорока палат.

— Доктор Тсучия уже пошел инспектировать северное крыло, — сказал Курода. — Проверьте, пожалуйста, педиатрическое и родильное отделения.

— Может, позвонить врачам? — спросил Такахаси, однако Курода посчитал более надежным способом отправить в палаты медсестер — больные могли испугаться повышенного внимания врачей.

Позвонил Тсучия и сказал, что переговорил с персоналом на пятом этаже и собирается подняться на шестой. Курода согласился заняться седьмым этажом, а Такахаси — остальными. Они бегом бросились к лифту.

Дождь несколько поутих. Крыша отеля «Морской ястреб» была окутана белым облаком. Над отелем по-прежнему стрекотал вертолет с телевизионщиками. Корейские солдаты в мокрых мундирах стояли, не двигаясь. Вкопанные в землю столбы казались не толще спичек — было похоже, что смотришь на игровое поле с верхних рядов «Фукуока Доум».

Рядом с Куродой на балконе стояли Тсучия, Такахаси и еще семь-восемь врачей из отделений дерматологии, педиатрии и пластической хирургии. К ним присоединились несколько медсестер, но, как только им сообщили, что сейчас произойдет в корейском лагере, они поспешили удалиться. Курода тоже не испытывал особого желания наблюдать за расстрелом. Но он понимал, что, даже если заложит уши ватой и запрется в своем кабинете, он все равно услышит выстрелы и уже вряд ли сможет забыть об этом.

— Неужели они собираются расстрелять своих же солдат? — пробормотал Тсучия.

«Да, и сделают это, не моргнув глазом», — хотел было ответить Курода, но промолчал. Такахаси все время вздыхал и часто сглатывал слюну.

Из отеля вышла группа офицеров — мужчин и женщин. Обменявшись с солдатами воинским приветствием, они встали в два ряда по обе стороны от столбов, чтобы наблюдать за ходом экзекуции. Из большой палатки вывели приговоренных со связанными руками. Они были босы и шли, низко опустив голову. На них уже не было военной формы, вместо нее — серые брюки и белые майки. Позади каждого шли по двое вооруженных солдат.

Когда приговоренные остановились у столбов, им освободили руки, но лишь для того, чтобы сразу привязать к столбам. Курода посмотрел на Тсучию и увидел, что его глаза наполнены слезами. Он вспомнил фильм: в концлагере расстреляли еврейскую женщину только за то, что она без разрешения заговорила; она даже не протестовала, никто не протестовал. Подобно нацистам, верхушка Экспедиционного корпуса Корё принудила солдат к полному подчинению. Но что бы он сам сделал, окажись на месте приговоренных солдат кто-то из его родственников? Окажись та женщина с морщинистой грудью его женой или матерью — смог бы он что-то предпринять для ее спасения? Смог бы он оказать сопротивление?

Если бы и смог, его бы просто жестоко избили.

Курода не знал, как выражать протест, потому что за свою жизнь никогда не сталкивался с насилием. Его охватило чувство ярости и одновременно беспомощности.

Приговоренных привязали к столбам на уровне груди, талии и бедер. В нескольких метрах от них выстроились восемь солдат с винтовками. Курода решил, что досмотрит все до конца, чего бы ему это ни стоило, но вдруг у него в кармане задребезжал телефон. Звонил начальник службы безопасности Косида. Он сообщил, что мимо турникетов промчался доктор Сераги, направляясь в сторону корейского лагеря.

— Так остановите его! — крикнул Курода, чувствуя, как по рукам побежали мурашки.

— Я уже пытался, но без толку! — огорченно воскликнул Косида.

Слышавший разговор Тсучия без слов указал рукой на улицу. С балкона было видно фигуру в белом халате, протискивающуюся в щель забора, отделявшего территорию центра от парка. Должно быть, до старика только сейчас дошли слухи о предстоящей казни, и он бросился на помощь осужденным, даже не сняв шлепанцы, в которых ходил по корпусу.

Курода оцепенел от ужаса. Тсучия выхватил у него из рук телефон и крикнул Косиде, чтобы тот немедленно остановил старика. Тот что-то начал говорить, но Тсучия нажал на отбой и схватил Куроду за руку:

— Бежим за ним!

Однако Курода продолжал стоять, его тело отказывалось подчиняться. Вновь оказаться лицом клицу с корейцами было выше его сил.

— Давай же! — тянул его за рукав Тсучия.

«Ты не понимаешь, что это такое», — подумал Курода.

Тсучия непонимающе посмотрел на него, махнул рукой и бросился клифту.

Сераги в заляпанном грязью белом халате бежал к месту казни. Его догонял Тсучия, за которым бежали еще несколько врачей и Косида. Курода ушел с балкона в свой кабинет и сквозь залитое дождем окно смотрел на лагерь корейцев. Вид размывался, да к тому же мешало его собственное отражение в стекле. Голова была совершенно пуста. Внутренний голос спрашивал, нормально ли оставаться в стороне в такой ситуации, но в нос тут же шибало тюремным зловонием.

Тем временем Сераги успел добежать до задних рядов выстроившихся солдат. Он на секунду остановился, потом раздвинул ряд и прошел дальше. Его белый халат ярко выделялся на фоне болотного цвета корейской униформы. Его должны были точно заметить, но ни один из солдат даже не пошевелился. Скорее всего, они не имели права без приказа нарушать построение, но, несомненно, вид старика в докторском халате поразил каждого. Косида и Тсучия, вместо того чтобы ломиться сквозь строй, побежали в обход. К тому времени смертники были надежно примотаны к столбам. Одетый в серую форму офицер прорычал приказ, и восемь солдат расстрельной команды поставили затворы винтовок в боевое положение. Когда они прицелились, Сераги бросился вперед, сложил ладони рупором и что-то крикнул. Один из офицеров указал на него, и старика окружили несколько солдат. Он попытался прорваться, но его схватили за руки и ноги. Один шлепанец соскочил с его ноги и упал в грязь. Косиду, Тсучию и других врачей тоже остановили. Сераги продолжал что-то кричать, обращаясь к расстрельной команде.