Фаворит. Том 1. Его императрица

Не она же сама разделась, а ее раздели.

Но бабу мучил не стыд, а потеря драгоценностей.

– - Боже, -- навзрыд рыдала она, -- какие дивные бриллианты отгранил для меня ювелирный бригадир Позье... Где они теперь?

Часы русской столицы показывали около восьми утра. Примерно в это время граф Гудович на цыпочках прокрался в спальню Китайского дворца Ораниенбаума, тронул спящего Петра:

– - Вы собирались сегодня пораньше выехать.

– - Куда?
– - сонно спросил император.

– - Вас в Петергофе ожидает супруга, дабы увеселениями пристойными совместно отпраздновать канун Петрова" дня, а вечером ею будет дан в вашу честь торжественный ужин в Монплезире.

– - Отстань! Я спать хочу...

Гудович проследовал на половину Елизаветы Воронцовой.

– - Встал?
– - спросила она, прихорашиваясь у зеркала.

– - Дай-то Бог, чтобы к девяти растолкать.

– - Вот и всегда так!
– - надулась Лизка, украшая свою грудь двумя мушками (сердечком и корабликом).
– - Налижется с вечера, а потом не добудишься... ладно. Никуда еще не опаздываем. Приготовь пива, чтобы поскорее в разум пришел...

Гудович выставил бутылки с пивом к дверям императорской спальни. Набил кнапстером трубки и стал ждать девяти часов. Со стороны парка тревожно перекрикивались павлины.

Дальние барабаны оглашали окраины столицы. Было уже не понять, где войска, где народ -- все перемешалось в одну галдящую массу, а впереди катила в карете Екатерина (по-прежнему в трауре). Раздалась бранная музыка, певуче воскликнули серебряные горны -- это явилась на рысях славная Конная лейб-гвардия, и Екатерина снова узрела Потемкина... В этот момент он показался ей прекрасен! Работая локтями, императрица с трудом пробилась в переполненный собор. Не успела лба перекрестить, Орловы потащили ее прочь:

– - Не до молитв ныне -- спеши во дворец...

Алехан вскочил на левую подножку кареты, на правой стоял генерал Вильбоа с громадной связкой ключей от арсеналов; Конная гвардия заняла внутренние посты в Зимнем дворце. Екатерина, следуя в комнаты, опять обратила внимание на Потемкина -- ах, с каким проворством он занял пост возле ее дверей... Почти со стоном, разбитая от немыслимой толкотни, Екатерина бросилась в кресло:

– - Полжизни за чашку кофе! Боже, какой день...

По строительным лесам на самые верхние этажи дворца карабкались сотни людей из простонародья столицы, проникали внутрь через распахнутые настежь окна, свитки и фартуки горожан замелькали среди мундиров гвардии и кафтанов вельможных.

– - Никого не изгонять!
– - велела Екатерина.
– - Я всем им благодарна... Пусть они тоже радуются со мною!

Алехан (уже малость подвыпив) сказал Екатерине:

– - Дорога на Петергоф и Ораниенбаум ведет через Калинкин мост, который надобно сразу же пикетировать конницей.

– - За дверями стоит вахмистр Потемкин, передай ему, Алексей, чтобы брал шквадрон Конной гвардии и занимал мост немедля. Верю, он ради меня сделает все, как надо... Я просила кофе, люди!

В этой суматохе кофе она так и не получила, с жадностью выпила кружку сырой воды.

– - Следите за иностранцами, -- наказала она.
– - Особенно за всякими немцами... от них можно ожидать любой пакости.

Она творила дела открыто: секретов не было, да и не могло их быть, если все -- от мала до велика -- против ее мужа.

– - Пить в кабаках невозбранно, -- велела Екатерина.
– Виноторговцам денег за вино не брать. Я сама за все выпитое расплачусь!

Несмотря на дармовщинку, пьяных нигде не было (они появились после полудня, "но лезли более целоваться, чем в драку"). Дома столицы пустовали: всеобщее оживление выгнало жителей на улицы, за печами в жилищах присматривали детишки и немощные старцы. Панин посоветовал Екатерине перебраться в старый Зимний дворец; он был совершенно пуст, будто его ограбили, -- не нашли даже ножей и вилок, чтобы перекусить...

Наспех было собрано генеральное совещание близких.

Главный вопрос -- что делать с Петром III?

Решили сообща -- заточить его в Шлиссельбурге.

– - Но там уже заточен Иоанн Брауншвейгский.

– - Ивашку -- в Кексгольм!
– - рассудил Григорий Орлов.
– Слава Богу, чего другого, а тюрем на Руси-хоть отбавляй...

Петр был низложен, но отречение еще не состоялось.

Все делалось наскоком, сгоряча, весело и решительно. Генерал Савин уже скакал в Шлиссельбург с приказом вывозить императора Иоанна Антоновича в Кексгольм, а его камеры срочно готовить для Петра... Екатерина мучилась неизвестностью:

– - Я бы вырвала себе пучок волос, лишь бы знать, что сейчас происходит в Ораниенбауме... Ведь сево дня в Монплезире обещала я супругу званый ужин давать! То-то порадуется он...

На улицах царила кутерьхма. В громадных полковых фурах каптенармусы привезли войскам старые елизаветинские мундиры, гвардия облачалась на привычный лад. Все канавы были доверху завалены мундирами прусского образца, старые бабки растаскивали брошенное обмундирование. Екатерина направилась в спальню, чтобы переодеться и сбросить юбки, мешавшие ей. Мундир с чужого плеча не застегивался на высокой груди...

Императрица взялась за шпагу:

– - Ну, муженек! Посмотрим, какова дура жена твоя...

Петра добудились в десятом часу; выпив пива, он оживился при виде экзерциций, проделанных голштинцами на лужайке.

– - Браво, браво! Сегодня вы молодцы...

Перед Китайским дворцом съезжались кареты и "линейки", по которым и рассаживалась компания для поездки в Петергоф; император сел в карету с метрессой и прусским послом фон дер Гольцем. Во втором часу дня вереница экипажей и всадников достигла петергофского павильона, который встретил гостей зловещим молчанием. На лужайке перед Монплезиром возникла немая сцена. Придворные сообразили, что на этот раз не просто семейный скандал между мужем и женою, -- нет, случилось нечто, в корне изменявшее судьбу династии Романовых.

Но этого еще не мог освоить сам Петр.

– - Если это шутка, то очень злая, -- сказал он, повелевая свите обыскать весь парк.
– - Не исключено, -- догадался император, -- что моя жена забралась под куст и теперь наслаждается, видя наше недоумение... Уж я-то ее изучил!

Сам он взял на себя производство детального обыска в комнатах жены. Под кроватью, куда заглянул император, Екатерины не оказалось. Странно, но ее не было и в шкафах...

Императрицу не обнаружили и в кухонном котле!

– - Что все это значит?
– - спросил Петр у вице-канцлера; князь Александр Голицын пожал плечами, и тогда император обратился к канцлеру: -- И вы не знаете?

Михаила Воронцов ощутил приступ мигрени:

– - Если она в Петербурге, следует ожидать худшего.

– - Вот и езжайте в Петербург, узнайте, что она там навыдумывала. Нельзя же так: назвать гостей, а самой скрыться. Я всегда говорил, что моя жена невыносима, коварна и зла...

Раздался могучий рев: хором зарыдали статс-дамы.