Фаворит. Том 1. Его императрица

– - Вот и живи как знаешь, -- огорчилась Екатерина.

Сенаторы решили задобрить ее указом: "Принятием престола ея величество излияла столь немало щедрот матерних... и оттого Сенат за рабскую повинность признавает ради славы бессмертной монумент ей сделать". Бецкой предложил исполнить еще и живописную панораму из картин (наподобие тех, в которых Рубенс восславил Марию Медичи). К созданию монумента привлекли Ломоносова, он и составил проект памятника императрице.

Екатерина устроила Бецкому хорошую головомойку:

– - Я не так уж глупа, чтобы самой себе памятники ставить. Займитесь лучше делом.
– - Она поручила ему хлопоты по ее коронации в Москве.

– - Советую использовать талант актера Федора Волкова, от него буду ждать искусной символики, чтобы, отобразив пороки людские, не забыл показать и достоинства гражданские...

Никита Иванович Панин испортил ей настроение поднесением проекта, в коем живо описал власть "куртизанов и ласкателей", делающих из своего положения кормушки для своих прихотей. Екатерина поняла, что автор проекта колотит ее, как женщину, по самому больному месту -- по фаворитизму! Хитрая, она сделала вид, что подобные упреки к ней не относятся. Панину сказала:

– - Вы умрете, если когда-нибудь поторопитесь. На этот раз вы тоже поспешили, но, слава богу, остались живы и здоровы...

Ладно! В будущем, очевидно, предстоит прощать и не такое. Но как быть с Глебовым? Интуиция не обманывала государыню, что генерал-прокурор империи грешен... да, грешен, еще как грешен! Пока же беседовала с ним милостиво, как хозяйка с приказчиком.

– - У меня голова кругом идет, стоит лишь коснуться финансов, коими на Руси ведают сразу три учреждения... Скажи, Александр Иваныч, какие такие шиши в Камер-коллегии пересчитывают?

– - Доходные, -- пояснил Глебов.

– - А в статс-конторе?

– - Расходы чтут.

– - А что делает Ревизион-коллегия?

– - Эта, аки Цербер, следит за двумя первыми, как бы они, ко грабежам привычные, государственный интерес не обманули.

– - Хороша система!
– - фыркнула Екатерина.
– - Когда три собаки грызутся, так и то, наверное, наблюдать приятнее, нежели видеть устройство коллегий наших. Впредь одному делу в трех руках не бывать!
– - распорядилась Екатерина.
– - Надобно полностью обновить все устарелое, дополнить недостающее, а лишнее -- уничтожить! Отчего же доход России только шестнадцать миллионов? Не есть ли это число, взятое с потолка только затем, чтобы неизвестное заменить известным?

Глебов сделал отвлеченное лицо мыслителя:

– - Таков доход, государыня, уже много лет пишут.

– - Пишут... а кто проверял подлинность этой суммы?

– - Да никто! Ведь в Христа тоже верят люди, не проверяя -был ли такой на свете? Вот и эти шестнадцать миллионов...

– - Не богохульствуй, -- отвечала Екатерина.

Курьер из Ропши доставил ей "слезницу" от мужа:

"ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО, я ищо прошу меня которой Ваше воле изполнал во всем отпустит меня в чужие край стеми котори я Ваше Величество прежде просил и надеюсь на великодушие что не оставите без пропитания. Верный -- ПЕТР".

– - Ума не приложу, что с ним делать! Самое лучшее, если бы он помер... Естественно, как умирают все люди на свете. Понимаю тебя, Катенька, -- согласился Орлов.

Петр был еще жив, а Екатерина уже решила показать двору, что она женщина свободная. На большом приеме во дворе, следуя к престолу, она публично указала Нарышкину:

– - Левушка, а где кресло для Григория Орлова?

Кресло для фаворита поставили подле трона...

Вечером он ужинал в узком кругу приближенных императрицы и с нахальством, ему присущим, при всех ляпнул:

– - Мы тебя, матушка, возвели на престол, но ежели не угодна станешь, и сковырнем с горушки за милую душу... Опыт у нас уже имеется -- так дело спроворим, что только покатишься!

У женщины достало терпения промолчать. Но такой хвастливой наглости не стерпел гетман Кирилла Разумовский.

– - Только попробуй!
– - сказал он Гришке.
– - Не пройдет, сударик, и недельки, как мы распнем тебя на первом же заборе...

10. С ДЕРЖАВОЙ И СКИПЕТРОМ

Екатерина пригласила "овдовевшего" Шувалова:

– - Иван Иваныч, а кто такой Авраам Шаме?

– - Подлец, торговавший в Москве уксусом, потом был домашним учителем детей Олсуфьевых, но они изгнали его, яко неуча. Шаме вернулся в Париж, где сочинил донос на Дидро и д'Аламбера, после чего король запретил издание Энциклопедии, почитая ее авторов достойными виселицы. Несчастный Дидро, поправ ученую гордыню, был вынужден обратиться даже к... стыдно сказать!

– - Со мною не стыдитесь, -- улыбнулась Екатерина.

– - Он умолял вступиться за него мадам Помпадур.

– - И что ответила эта грязная потаскуха?

– - Помпадур писала: если правда, что Энциклопедия начинена порохом для взрыва церкви, то эту книгу надобно сжечь, если же это неправда, то надо послать на костер Авраама Шаме.

– - Ответ хорош!
– - Екатерина собрала губы в яркую точку.
– А я напишу господину Дидро, чтобы ехал в Россию и заканчивал издание Энциклопедии на русские деньги. Обещаю ему чины, уважение, славу, богатство, свободы...

Екатерина сделала первый реверанс пред новейшей философией XVIII века. Европа заговорила, что "свет идет с Востока", а Вольтер стал главным бардом русской императрицы. "В какое время живем мы?
– - восклицал мудрец.
– - Франция преследует философию, а Скифы ей покровительствуют... пощечина, данная из Скифии нашим глупцам и бездельникам, доставила мне величайшее удовольствие". Просвещенному абсолютизму Екатерина принесла первую дань. Заручаясь самой авторитетной поддержкой в Европе -- вольтеровской, императрица укрепляла свое положение на русском престоле...

Екатерину беспокоило, как бы не разлакомился приехать на русские хлеба какой-либо ее родственничек! Она-то ведь знала, что у себя дома германские князья охотно доедают вчерашний прокисший суп, но зато, попав в Россию, делаются ненасытны, как шакалы.

– - Из Коллегии иностранной, -- распорядилась она, -- надобно послать человека ловкого, чтобы объехал моих сородичей и дал понять каждому: Россия для них навсегда закрыта...

Сознательно разрывая связи с отечеством, она выгадывала во мнении русского общества. Сейчас все оправдывало низложение Петра, но ничто не оправдывало восшествие Екатерины: ссылки в манифестах на "промысел Божий", на "избрание всенародное" были наивны, -- императрица понимала, что заняла чужой стул, но ничего умнее придумать не могла! Потому-то щедро задаривала всех улыбками и подачками, наклоняя рог изобилия над головами тех, кто помогал ей добыть престол...

Просматривая списки Конного полка, Екатерина увидела, что Потемкина предлагают произвести в корнеты.

– - Для него этого мало...
– - Своей рукой начертала: "Быть в подпоручиках".
– - Гришенька, -- ласково спросила она Орлова, -не подскажешь ли, чего желать может Потемкин?

– - Какой еще там Потемкин?
– - сладко потянулся фаворит.

– - Конный! Волосы у него такие курчавые.

– - Не тот ли, что в Ропше сейчас с Алеханом? Так этот тезка мой бедноват... так и быть-отсыпь ему!