Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
Канцелярию он обставил 148 фолиантами по тысяче страниц в каждом -- это была первая Украинская Энциклопедия, им созданная. В ней содержалась подробная опись городов и ярмарок, сел и местечек, доходов и податей, ремесел и здравия жителей, перечень скотины и растений, дубрав, сенокосов, шинков и винокурен, рыбных ловлей и рудней железных. Он завлекал старшину в полки, но старшина упрямилась, присылая справки от лекарей -- мол, недужат. Румянцев бушевал:
– - Сало жрать да горилку хлестать -- здоровы, а служить -больны?
Неисправимых сажал в лютый мороз верхом на бронзовые пушки, как на лошадей, и в окна коллегии поглядывал: как сидят? не окочурились ли? Екатерина
– - От Миниха покойного осталась в степях кордонная защита противу татар... Таковая система, хотя и в Европах одобрена, нам в обузу. Дозволь высказаться...
Румянцев ей писал (уже в какой раз!), что кордоны, бесполезные в степях, татары обойдут стороною, благо дорог там нету и гуляй где хочешь. А вместо кордонов предлагал создать подвижные отряды -- корволанты; от оборонительной тактики он советовал переходить к активной-заведомо наступательной...
Взяв конвой и походную канцелярию, Румянцев совершил инспекционную поездку по Украине; ночь застала генерал-губернатора на степном хуторе, ночлеговал в мазанке. Старый дед в белых портах, уже слепой, сказывал ему так, словно любимую песню пел:
– - У Сечи гарно живется! Прийде було до их чоловик голый та босый, а воны ево уберут, як пана, бо у запорожцив сукон тих, бархатов, грошей -- так скнль завгодно. Воны и детей по базарам хапают: примане гостинчиком-та и ухопе до Сечи...
Сечь как и гайдамаки, Румянцева заботила; утром он выехал к Днепру, на правом берегу догорало зарево -- это опять подпалили усадьбу панскую. В жестокости непримиримой уже разгоралось пламя народной войны -- колиивщины (от слова "колий" -повстанец).
Интуицией солдата Румянцев ощущал близость битвы.
– - Кажется, -- сказал король Репнину, -- вы хотите, чтобы я жил с пожарною трубою в руках, заливая возникающие пожары.
Вот вам расплата за вашу дерзость: в могилевском Баре возникла новая конфедерация, и в ней -- Мариан Потоцкий, Иосиф Пулавский с сыновьями, Алоизий Пац и еще тысячи других крикунов. Лучшие красавицы страны снимают со своих шеек ожерелья, вынимают из ушей бриллиантовые серьги и все складывают на алтарь восстания.
Будь проклят тот день, когда я стал королем...
Растерянность посла не укрылась от взора Якова Булгакова, который и подсказал ему -- не мешкать:
– - Прежде всего, князь, надобно срочно известить Обрескова о затеях барских конфедератов.
– - Садись и пиши -- Обрескову, затем Панину... А вечером будет ужин, надо пригласить коронного маршала Браницкого.
Франциск Ксаверий Браницкий усердно поддерживал тесный союз Варшавы с Петербургом. Маршал подбривал лоб и затылок, не изменял и костюму польскому.
– - Посол, -- сказал он Репнину, -- безумцы в Баре все драгоценности, что собраны с красавиц наших, уже послали в дар султану турецкому, жаждая призвать на Подолию крымских татар. В ослеплении своем не видят из Бара, что землю нашу в какой уж раз вытопчет конница Гиреев крымских, а жен и дочерей Подолии татары на базарах Кафы, как цыплят, расторгуют...
Стол русского посла сверкал от изобилия хрусталя и золота, вина и яства были отличными. Репнин заговорил: трудно жить в стране, где Бахус и Венера суть главные советники в политике, а чувство здравого патриотизма заменяет католический фанатизм.
При этом он добавил, что султан Мустафа III достаточно благоразумен:
– - И повода к войне у Турции ведь нету!
Эту тираду посла тут же оспорил легационс-секретарь Булгаков:
– - Повод к войне, князь,
может возникнуть нечаянно.– - Пожалуй, -- согласился с ним Браницкий...
Его родная сестра, княгиня Элиза Сапега, была любовницей Понятовского. Николай Васильевич это учитывал; притушив свечи, он сказал в полумраке, что Элизу Сапегу отблагодарит:
– - Если ваша ясновельможная сестра внушит его королевскому величеству, что спасение страны -- в помощи русской армии.
– - Я надеюсь, -- отвечал ему Браницкий, -- что Стась не будет возражать, если я возьму под свои хоругви компутовос (регулярное) войско. Я разобью конфедерацию Бара!– - поклялся коронный маршал.– - Но за это вы, русские, дадите мне право наказать разбойников-гайдамаков, тревожащих пределы Речи Посполитой.
Договорились. Репнин велел генерал-майору Кречетникову примкнуть к Браницкому. Русско-польские отряды двинулись в Брацлавское воеводство -- на Бар! Страшные картины встречались им в пути: горели храмы православные, лежали мертвые младенцы и матери, на придорожных деревьях висели казненные в таком порядке: гайдамак, крестьянин, собака. Над ними конфедераты писали: два лайдака и собака -- вера однако. Проскакивая на арабском скакуне, Браницкий своим высоким султаном не раз уже задевал пятки висельников:
– - Трупы, трупы, трупы... Кто же пахать будет?
– - Об этом в Баре не думают, -- отвечал Кречетников...
Браницкий с компутовым войском примчался под стены Бара, и началась безумная сеча -- ляха с ляхом. Бар был взят. Пулавский с остатками конфедератов бежал в Молдавию, где отдался под власть султана турецкого. А князь Мариан Потоцкий сумел прошмыгнуть в пределы Австрии, где Мария-Терезия, плача навзрыд, расцеловала вешателя гайдамаков, украинских крестьян и дворовых собак.
– - Ваше величество, спасите вольности шляхетские!
– - Это мой христианский долг, -- уверила его императрица.
Коронованная хапуга, она потихоньку уже вводила свои войска в Ципское графство, принадлежавшее Польше. В сумятице событий никто в Европе даже не заметил подлой агрессии. Это был первый шаг к разделу Польши.
2. ОСПА -- БИЧ БОЖИЙ
Канун войны совпал со зловещим шествием оспы по Европе, и эта зараза не щадила ни хижин, ни дворцов королей. Совсем недавно умерла от оспы невестка Марии-Терсзии, а сейчас "маменька" спешно устраивала счастье своих дочерей... Руки старшей дочери Иоганны просил Фердинанд IV, король Сицилии и Неаполя, но перед свадьбой мать заставила Иоганну молиться над прахом усопших предков. Надышавшись миазмами мертвечины, невеста скончалась от оспы, а Мария-Терезия, горестно рыдая, утешила жениха:
– - Такова воля божия! Но уже подросла Юзефа... Однако ты не думай, -- сказала она Юзефе, -- что покинешь Вену ради Неаполя, прежде не покаявшись на гробах достославных предков.
Бедная девушка упала в ноги матери:
– - Пощадите меня, я не в силах исполнить ваших желаний! Там лежат эти страшные мерзкие трупы... избавьте, умоляю вас!
– - Нет, до свадьбы ты должна покаяться.
– - Безгрешна я, в чем же каяться?
– - Тащите ее, -- распорядилась императрица.
Невесту силой завлекли в подземелье церкви Святых капуцинов, где мать заставила ее лобызать оскаленные черепа пращуров; тут же лежала и недавно умершая от оспы невеста, которую болезнь изуродовала до такой степени, что ее тело не поддалось даже самому интенсивному бальзамированию. Едва выбравшись из склепа, Юзефа вскоре ощутила боль в крестце, врачи определили -- оспа! Вместо беззаботной жизни под солнцем Неаполя девушка погрузилась в мерзкую усыпальницу своих достославных предков...