Фаворит. Том 1. Его императрица

– - Старая, вредная тварь! Конец ее будет ужасен.

Они говорили по-немецки. Ахмет-эфенди спросил, чем он может облегчить его положение в этой яме. Обресков расплакался:

– - Не пожалей пиастров! Найми в кофейне лучшего певца, пусть в Буюк-Дере споет под окнами моей жены. Она узнает, как я люблю ее, если услышит романс вашего бессмертного поэта -- Бакы.

– - Не плачь, Алеко, я это сделаю для тебя...

Вечером в Буюк-Дере пришел уличный бродяга-певец, высоким и чистым голосом запел в опустевшем саду русского посольства:

Точно прекрасная роза

Кравчему -- чаша с вином,

Тот, кто возьмет ее в руки,

Становится соловьем.

Он скажет: взгляните, вот рана

На голове у меня,

Красной и жуткой гвоздикой

Рдеет она для тебя.

Из-за тоски беспредельной

К локонам тонким твоим

Стал гиацинтом лазоревым

Сумрачный вечера дым... На окне едва заметно шевельнулась плотная занавеска. Петербург известился о войне лишь 1 ноября.

6. ПРОБУЖДЕНИЕ

Военная коллегия в тот же день получила письмо от Екатерины: "Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который крепко спал: я -- сей кот, который вам обещает дать себя знать, дабы память обо мне не скоро исчезла... Мы всем зададим звону!" Женщина примчалась из Царского Села в столицу, взволнованная и напряженная. Она быстро поднималась по лестницам двора, на ходу распахнув шубу, разматывая платок на голове.

– - Мы избавлены от тяжести, -- торопливо говорила она в ответ на поклоны придворных.
– - Сколько было с нашей стороны уступок и задабривании, сделок и глупостей, чтобы избежать этой войны. Но война пришла... Покоримся же воле Божией!

Панину она сказала, что для ведения войны необходимо образовать Государственный совет из лиц доверенных:

– - Я только женщина и в делах военных мало смыслю... Не возражайте! Лучше подумаем, кого в Совет сажать?

В числе прочих Панин назвал и ее фаворита, ибо забудь он Гришку, так потом обид не оберешься. Подле покоев Екатерины освободили комнату, стащили туда мебель для сидения и писания, и 4 ноября императрица открыла первое заседание:

– - Принуждены мы, русские, иметь войну с Портою Оттоманскою. Обеспокою вас тремя вопросами. Первый -- как вести войну? Второй -- с какого места начать войну? Третий -- как обезопасить остальные границы России?

Войну решили вести непременно наступательную. Исходные позиции выбрали у Днестра, чтобы заодно уж оградить от вторжения турок Подолию, задумали сразу блокировать Крым от Турции, но для этого флот надобен, а значит, предстоит возрождать верфи на Дону и в Воронеже.

Екатерина помалкивала, пока мужчины размечали дислокацию войск. Вдруг дельно заговорил Григорий Орлов:

– - Хорошо бы нам заранее определить, каковы цели войны, которая нам навязана. А если война целей не содержит, так это вообще не война, а... драка. Тогда и кровь проливать напрасно не стоит.

Если этот вопрос и родился в голове Орлова, то предварительно он, конечно, одобрен императрицей. Панин дал ответ:

– - Цель войны -- скорейшее окончание ее!

– - Победой, -- добавил вице-канцлер Голицын.

Фаворит к заседанию был подготовлен хорошо.

– - Победа, -- сказал Гришка, -- это лишь успех в войне. Но это еще не цель войны. Надо думать, какие выгоды в политике и в пространствах должно принести нам оружие.

Панин, не желая терять главенства в политике, поспешил вернуть прения в русло военных интересов, и это ему отчасти удалось. Армия страны была поделена на три главные части: наступательную, оборонительную и обсервационную (подвижный резерв). Екатерина просила мужчин сразу же выбрать командующих армиями:

– - Петр Семеныч Салтыков уже стар, пущай на Москве остается, ею управляя, наступательную армию Голицыну предлагаю...

А ведь все думали, что императрица бросит в наступление именно Румянцева, но она выдвигала Голицына, назначив Румянцева во Вторую армию -- оборонительную. При этом генерал-аншеф Петр Иванович Панин сопел сердито: опыт военный велик, а куда девать его!.. Орлов сказал: пока Россия флота на Черном море нс имеет, хорошо бы пощекотать пятки султану с другой стороны:

– - Из моря Средиземного! Вот потеха-то будет.

– - То немыслимо, -- возразил князь Вяземский.

– - Да почему, князь?
– - удивилась Екатерина.

– - Флота нет для плаваний столь далеких...

Но все согласились, что такая "диверсия" весьма заманчива.

– - Тем более, -- говорили дружно, -- корабли наши в море Средиземном дорогу с клюквою да соболями уже проведали...

Екатерина, не забывая о главном, напомнила:

– - Граф Григорий о целях войны речь повел, но его прениями не поддержали... Я предлагаю этот же вопрос, но в иной форме: к какому концу вести войну и в случае авантажей наших какие выгоды за полезное принимать? Подумайте...

Екатерина -- не Орлов, и, если она сама спрашивает, надобно отвечать. Члены Совета высказались: в случае военного успеха потребуем у султана свободы мореплавания в Черном морс, кроме того, установим нерушимые границы между Польшей и Турцией.

– - Мне от ваших слов теплее, но еще не согрелась, -- сказала Екатерина, беря пясть табаку из табакерки.
– - Возвращаю память вашу к предначертаниям дней минувших... Не пора ли России довершить начатое Петром Первым и Великим?

Тут ее поддержали охотно: если на Балтике страна "офундовалась", то пришло время выходить и на берега Черного моря, чтобы после войны там флот плавал, чтобы гавани и города оживились. Правда, Панины отнесли эти проекты к области волшебных грез:

– - Турция с такими авантажами не смирится!

Но тут вступился бывший гетман Разумовский.

– - Турция, -- произнес он, -- вестимо, не смирится. Но существует еще и ханство Крымское, а ежели Крым оторвать от влияния Стамбула, сделав ханством самостоятельным, от султана не зависящим, то... и возни лишней не будет.

Екатерина, звонко чихнув, захлопнула табакерку.

Была суббота -- день банный. С утра пораньше затопили придворную баню, Екатерина, как всегда, мылась со своей наперсницей -- графиней Парашкой Брюс, но сегодня не прошло и получасу их мытья, как из бани выскочила едва прикрытая Брюсша с воплем:

– - Скорее... помирает... умерла! Врачей, врачей...

Один за другим трепетной рысцой сбегались лейб-медики. Екатерина была без сознания. Пульс едва прощупывался. Дыхание почти исчезло. Врачи никак не могли привести Екатерину в чувство. Пять минут, десять -- никакого результата. Роджерсон сказал, что положение критическое, следует предупредить наследника престола:

– - Будем смотреть правде в глаза: она при смерти.

Это известие быстро распространилось по дворцу:

– - Умирает... умерла, у нас будет Павел Первый!