Фельдшер XV века

Помолчали.

— Слушай, — сказала она, — а ты чего дальше хочешь? Так и будешь один в избе, пока кости не стынут?

Я глянул на неё.

— Пока есть работа — буду. А дальше… кто знает. Может, аптеку настоящую построим. Или школу. Не церковную — нормальную. С наукой.

Она улыбнулась.

— С ума ты, Дмитрий, конечно, сошёл. Но… хорошая у тебя зараза. Надо бы ею всех заразить.

Она встала, поправила платок.

— Береги себя. И Ваню береги. Он — с толком. А ты ему как учитель.

Когда она ушла, я долго сидел у печи, смотрел в огонь.

Я ведь и сам не знал — чего хочу дальше.

Но знал, чего не хочу: обратно. В тот мир, где всё по расписанию, где к тебе приходят не с мёдом, а с жалобой.

А здесь… здесь за тобой приходит жизнь. И она просит остаться.

Утро следующего дня выдалось бодрым. Я только поставил чай, как в окно постучали.

— Дмитрий, открывай! Там баба с хуторка… больна, — крикнул кто-то.

На пороге стояли двое мужиков. Между ними — носилки. На них женщина, лет сорока. Щёки в лихорадке, глаза мутные, губы потрескались. Подмышкой — опухоль с покраснением, похоже на абсцесс. Рука распухла, жар от неё шёл как от печи.

— Сколько так лежит?

— Два дня, — ответил один. — Мы уж думали, не доживёт.

— Жива — значит, шанс есть.

Я сразу велел заносить в избу, на пол у стены. Принёс спирт, нож, чистые тряпки. Объяснил коротко:

— Сейчас вскрою. Больно будет. Но выбора нет.

Она не ответила, только застонала. Я смазал спиртом, сделал надрез. Гной хлынул в тряпку, запах — как от дохлой рыбы. Но кровь пошла — свежая. Это хорошо. Наложил компресс, перебинтовал.

Мужики стояли в сторонке, бледные.

— Останется у меня. Каждое утро — менять повязки, чистить. Через три дня будет ясно.

— Да хоть три недели! — выдохнул один. — Ты, говорят, и от медведя спас…

Я только махнул рукой.

Когда они ушли, я снова открыл тетрадь.

Рядом дремал старик. За стенкой дышала тяжело новая пациентка. А у меня дрожали пальцы не от страха, а от усталости.

«День 38.

Пациент № 2 из Мартыново — стабилен.

Новый случай — женщина, абсцесс.

Оказана помощь.

Оставлена на лечении.

Слух пошёл дальше.

Деревня — живая.

Я — не один».

Я положил ручку и впервые за долгое время почувствовал, что я — не просто выживший. Я стал нужным.

Глава 10

Изба, что когда-то казалась мне тесной, теперь стала напоминать полевой госпиталь. Один у печки, вторая у стены, у двери — мешки с травами, на полке — флаконы с настойками. И всё это — под мою ответственность. И мою тишину. Потому что с утра я не проронил ни слова.

Ваня пришёл сам. Без стука. Принёс сушёный тысячелистник и лопоухую ухмылку.

— Они оба спят, — сказал он, заглянув в избу. — Женщина даже не стонет.

— Значит, температура упала, — кивнул я.

Он поставил мешок, помыл руки, сам взял бинты. Уже не спрашивал. Просто начал готовить перевязочный стол.

Стук в дверь был вежливым. Почти робким. Я открыл — и чуть не упал. На пороге стоял незнакомый человек в холщёвой рубахе и при нём… писарь. С настоящей дощечкой, с воском.

— Мы от боярина. Велено взглянуть, кто тут людей из мертвецов тянет.

Я молча кивнул и пригласил их внутрь. Посланник оглядел избу, понюхал воздух, посмотрел на полки с банками, на лежащих пациентов.

— Не знахарь, — тихо сказал он писарю. — Чисто. Без икон, без курений. Пахнет травой и… странно.

— Это календула со спиртом, — пояснил я. — И зверобой. Лечу, чем могу.

Писарь всё это время строчил углём по дощечке. Посланник подошёл ближе к женщине, которая лежала у стены. Осторожно тронул её лоб.

— Горячая?

— Уже нет, — ответил я. — Два дня назад вскрыл гнойник. Сейчас под присмотром.

Он кивнул. Медленно, задумчиво. Потом обернулся:

— Ты кто такой?

Я достал мешочек с документами, что когда-то был кошельком. Там — ничего ценного. Но среди обрывков бумаги — пропуск с работы, фото, бейдж. Я показал фото. Не потому что они поймут, а потому что скрывать смысла нет.

— Меня зовут Дмитрий. Я был фельдшером. Лечил людей и раньше. Только… не здесь.

Посланник долго смотрел, потом вдруг сказал:

— В Новгороде такого не было.

Я пожал плечами.

— Может, и к лучшему.

Он пошептался с писарем, потом коротко бросил:

— Ожидай. В ближайшие дни прибудет господин. Сам взглянет. А пока — продолжай. Боярину не нужны мёртвые крестьяне.

Они ушли так же тихо, как и пришли. А я сел у стола, посмотрел на тетрадь и записал:

«День 39.

Приход — посланник боярина.

Осмотр — без негатива.

Слух пошёл далеко.

Готовиться».

После ухода посланника в избе повисла тишина. Даже старик под печкой перестал посапывать — будто почуял, что происходят важные вещи. Я всё ещё сидел за столом, когда Ваня осторожно подсел рядом.

— Это правда… боярин про тебя узнал?

— Похоже на то.

— А если… если скажет — в Новгород поедешь?

Я усмехнулся.

— А кто тут тогда будет вместо меня?

Ваня замолчал. Потом, чуть слышно:

— Я.

Я посмотрел на него внимательно. Уже не тот робкий парнишка, что прятал глаза. За последнее время он вырос — не в рост, а в стойкость. В спокойствие.

— Ну что ж, раз ты это сказал — работать будем серьёзно.

Я достал пару полосок ткани и деревянную ложку.

— Представим, что у нас — перелом руки. Первая задача?

— Зафиксировать. До прихода помощи.

— Верно. А если помощи не будет?

— Тогда — шина. Или хотя бы доска. Привязать, чтоб не шаталась. Потом — холод. Если есть.

— А если рана открытая?

— Давящая повязка. Промыть, если не сильно течёт. Или… прижать, если кровь хлещет.

Я кивнул.

— Молодец. Теперь покажи на деле.

Он взял куклу, которую мы смастерили из тряпья и бересты, аккуратно наложил повязку, подвязал «руку» к дощечке. Движения ещё немного неловкие, но видно — учится.