Феникс

Казалось, мрачная атмосфера этого помещения в точности соответствовала настроению Предводителя. Он принял из рук лакея, прибывшего по звонку, стакан с напитком молочного цвета, может, это и было молоко. Змеиное. Пригубил и поставил питье на столик. Стекло жалобно звякнуло о металл. Столик был металлическим. Как и кресла, стоявшие рядом. Сидеть на них было так же неудобно, да вдобавок еще и холодно. В свое время, будучи человеком, я избегал сидеть на холодном. Теперь это не могло иметь никаких последствий, но было просто неприятно. "Зачем он привел нас в этот карцер?", - думал я, раздражаясь.

Но я усмирил себя. Видно было, что Высочайшая особа чем-то озабочена или на что-то решается, да все никак не может решиться. Наконец, взглянув мне прямо в глаза (Андрею он не мог взглянуть в глаза, тот спал), он произносит:

– Не верьте тому, что о нас говорят...

– А что о вас говорят?
– осведомляюсь я.

– Что будто бы мы запродались Судье...

– Ваше Высокопревосходительство, а мы вовсе не верим этому. Вы его идейный единомышленник...

– Обращайтесь ко мне просто по имени. Меня зовут Шапши-Бушон-Фиг-Дунар. Можно просто - Шапши. За драчливость в школе меня называли Дракончиком Ши. "Ши" - значит, "маленький", "младший", "крохотный". Я был...
– Предводитель демонстрирует двухдюймовый зазор между пальцами, - вот такой маленький...

– ...гадёныш, - подсказывает мой брат по-русски, на минуту просыпаясь.

Хотя Шапши не понял, но, соблюдая этикет, смеется, кивая головой. Я оставляю реплику Андрея без перевода и комментария.

Вспомнив свое детство, Великий Залуспай заметно веселеет, поникшие его плечи распрямляются, в теле опять играет сила. И уже легко сквозь наслоения лет проглядывает образ непоседливого школяра, Дракончика Ши... А может, это глоток "змеиного молока" так взбодрил его?

– Хочу развеять кое-какие легенды относительно нашего союза с Судьей, - заявляет между тем Шапши-Бушон-Фиг-Дунар.
– Кое-кто полагает, что наш народ и машинная цивилизация Судьи - две разные культуры. Это не так. Мы составляем единое целое. Более того, это мы создали Судью, вернее, наши предки... которых он уничтожил... К счастью, не до конца. На всякий случай он сохранил часть генетического материала расы. Через какой-то срок, он сделал вывод, что без живых ему не обойтись. Судья решил воскресить ушедшую в небытие расу, разумеется, в ограниченном виде, строго контролируя численность...

Слуга, подававший Предводителю "молоко", с адским грохотом роняет металлический поднос на металлический же пол. Андрей просыпается и вскакивает с места. Великий Залуспай, не обращает на шум ни малейшего внимания.

3

Спокойно продолжает говорить:

– Судья клонирует нас, живых, для представительских, так сказать, целей. Но главная причина, по которой Он держит нас при себе, заключается в том, что ему нужны живые разумные существа, в основном ученые, инженеры... Без них цивилизация Судьи очень скоро окажется в числе отстающих рас. Все потому, что кибернетический мозг НЕ МЫСЛИТ. Он лишь имитирует мыслительный процесс. А это большая разница. Существенная разница. Убийственная для них. Да, машины могут создавать самих себя, но они не способны к эволюции. Они не в силах родить новых идей, в этом отношении они бесплодны. Согласно Учению Левиафана Трехликого, природа Бога присуща всем живым существам, но ее нет у безжизненных вещей. Творческое озарение свойственно только ЖИВОЙ мыслящей материи.

Хотя некоторые еретики, противники Учения, утверждают, что природа Бога вездесуща и что духовной силой наделены даже вещи... Но жизнь опровергает такие взгляды. Сознание не имеет физической основы, оно суть принадлежность духовного тела. А у Судьи тело только одно - физическое. Вот он нас и держит при себе как вторую составляющую - страдающую и мыслящую половину.

– Да, это так, - соглашаюсь я.
– То, что не страдает и никого не любит, то и не мыслит. Однако Судья мог бы пойти по пути создания более тесного симбиоза живого существа и машины, как это сделали Странники...

– Но это означало бы, по его выводам, пойти по дороге зла. Судья оказался заложником своих принципов. Машина, наделенная чувствами, это уже не совсем машина. Имея способность к ощущению мира и собственную мотивацию в действиях, она рано или поздно впадет в грех своеволия.

– Судья одно не может понять, - вставляет слово Андрей.
– Что нет и быть не может абсолютного добра и абсолютного зла. Чувства и страсти, это иногда плохо, но без них - все мертво. Уважаемый Шапши, переходите на нашу сторону. Общими усилиями мы свернем башку этому гаду.

– Я согласен, - говорит Шапши-Бушон-Фиг-Дунар.

Услышав кощунственные слова из уст Великого Залуспая, камердинер, сидевший на запятках коляски, падает на пол в глубоком обмороке. Одновременно с ним с потолка обрушивается решетка вентилятора и сам многолопастный гигант. Из потолочной шахты медленно и зловеще выползает тело огромного змея. Металлизированная его чешуя влажно блестит. Змей шлепается на пол, делает стойку. Огромные глаза его горят злобным огнем.

– А вот и Судья пожаловал, - говорит Андрей, выхватывая из ножен шпагу.

– Жалкие неблагодарные твари, - ленивым, но весьма громким голосом, говорит Змей, при этом в горле у него клокочет, словно кипящий гейзер просится наружу.

Громадное тело, не сходя с места, начинает исполнять завораживающий взор танец, Змей играет подкожными кольцами стальных мускул. Ужасная его пасть с длинными, загнутыми внутрь зубами хищно раскрывается. Опять слышна громогласная ленивая речь, и тогда я понимаю, что это не лень, и не ораторский прием, это просто бесчувствие, бесстрастность. Это говорит сама смерть.

– Шапши-Бушон-Фиг-Дунар. Я лишаю тебя звания Предводителя и Главного Авторитета Нации. За измену Мне и нарушение ЗАКОНА, которому Я служу, ты приговариваешься к смертной казни. Приговор приводится в исполнение немедленно.

Мы не успеваем и ворохнуться, как длинный гибкий хвост Змея взлетает в воздух и обвивается вокруг шеи жертвы. Стальной хвост напрягается и вновь взлетает к потолку. Тело бывшего Предводителя сотрясает судорога боли. Но он еще сопротивляется, пытаясь руками раздвинуть стальную спираль. Но руки быстро слабеют, нижняя часть тела Шапши перестает извиваться, безвольно повисает, точно веревка. Неизбежные при этом выделения тела стекают на пол. Великий Залуспай мертв.