Фермер: перерождение

— Пойдем в спальню, — прошептала Катька, взяв меня за руку.

В спальне горела свеча в жестяном подсвечнике, мягкий свет плясал на стенах.

Она отстранилась, встала передо мной и медленно, не спеша, начала расстегивать пуговицы платья. Каждое движение полно грации, как танец. Ткань соскользнула с плеч, обнажив загорелое тело — высокую грудь с темными сосками, тонкую талию, соблазнительные изгибы бедер.

— Красивая же я? — спросила она, кокетливо повернувшись боком.

— Очень, — признался я, не в силах оторвать взгляд.

Она подошла ко мне, помогла снять рубашку, провела ладонями по груди. Пальцы были теплыми, ласковыми, оставляли за собой дорожки огня на коже.

— Сегодня я хочу быть особенной, — прошептала Катька, толкая меня на кровать. — Хочу, чтобы ты забыл обо всем на свете.

И она сдержала обещание. Той ночью Катька была невероятной, страстной, изобретательной, неутомимой. Она ласкала меня так, будто хотела запомнить каждый сантиметр моего тела. Ее губы и язык творили чудеса, доводя до грани безумия.

Когда мы наконец соединились, это было похоже на взрыв. Она двигалась надо мной с грацией опытной наездницы, контролируя каждое движение, каждый вздох. В мерцающем свете свечи ее тело казалось золотистым, волосы рассыпались по плечам темным шелком.

— Смотри на меня, — шептала она, качаясь в медленном ритме. — Только на меня. Забудь про все остальное.

Я смотрел, теряясь в глубине ее карих глаз. Мир сузился до размеров этой комнаты, до тепла ее тела, до ритма наших сердец.

Мы достигли вершины почти одновременно. Катька выгнулась дугой, вскрикнув так громко, что я испугался, не услышал ли Егорыч в соседнем доме. Потом упала мне на грудь, тяжело дыша.

— Я люблю тебя, — прошептала она в мою шею. — Сильно люблю.

Я промолчал, поглаживая ее спину. Слова любви застряли в горле. Было ли это любовью? Или просто страстью, физическим влечением к прекрасной девушке?

Мы лежали в тишине, слушая, как потрескивает свеча. За окном кричала ночная птица, а в траве стрекотали сверчки.

— Витя, — сказала вдруг Катька, приподнявшись на локте. — А давай поженимся?

Вопрос прозвучал неожиданно. Я почувствовал, как напряглись мышцы.

— Катя, мы об этом не говорили…

— А что тут говорить? — Она села на кровати, укрывшись простыней. — Мы же любим друг друга. Ты хороший мужик, я хорошая баба. Что еще нужно?

— Не все так просто, — начал я осторожно. — У нас разные интересы, разный образ жизни…

— Какой такой разный? — вспыхнула Катька. — Ты работаешь в совхозе, я тоже. Живем в одном поселке.

— Катя, ты же видишь, чем я занимаюсь. Эксперименты, исследования, отчеты. Это моя жизнь.

— А я что, не часть твоей жизни? — В голосе появились обиженные нотки. — Или я только для развлечения гожусь?

— Дело не в этом, — вздохнул я, садясь на край кровати. — Просто мы с тобой очень разные люди.

Катька резко встала, начала одеваться. Движения стали резкими, злыми.

— Понятно, — сказала она, натягивая платье. — Значит, деревенская дурочка только в постели нужна. А для серьезного разговора у господина агронома есть умные городские подружки.

— Катя, не говори глупости…

— Глупости? — Она повернулась ко мне, глаза сверкали. — Это ты глупости говоришь! Думаешь, я не понимаю? Месяц развлекался со мной, а теперь надоело!

— Ты все неправильно понимаешь, — попытался объяснить я. — Между нами была страсть, влечение, но не любовь.

— Ах вот как! — Катька схватила с пола туфли, сунула ноги. — Значит, страсть! А я-то думала… — Голос дрогнул.

Она направилась к двери, но на пороге обернулась:

— Знаешь что, Виктор Алексеевич? Найду себе мужика попроще. Который не будет на мне эксперименты ставить, как на своих железяках!

Дверь хлопнула, и я остался один в комнате, освещенной догорающей свечой. За окном громыхнул далекий гром, надвигалась гроза.

В следующие дни мы с Катькой старательно избегали друг друга. Я видел ее издалека, то у коровника, то в поселковом магазине, но она демонстративно отворачивалась, делая вид, что не замечает.

Работа поглощала меня с головой. Бактериальные настои показывали отличные результаты, растения на загрязненных участках крепли с каждым днем. Но вечерами, оставшись один в пустом доме, я думал о Катьке, о ее смехе, о тепле ее тела, о том, как она напевала, готовя ужин.

Может быть, я поступил жестоко? Может, стоило попробовать построить с ней отношения? Но здравый смысл подсказывал, что мы слишком разные. Она хотела простого семейного счастья, а у меня были другие планы, другие амбиции.

Недели через две я случайно встретил Катьку возле клуба. Она стояла рядом с молодым трактористом Мишкой Вороновым, парнем лет двадцати пяти, румяным, широкоплечим, с густыми русыми усами и открытой улыбкой.

Мишка что-то рассказывал, размахивая руками, а Катька смеялась, звонко, беззаботно. На ней было новое платье, голубое в мелкий горошек, волосы аккуратно заплетены в косу с лентой. Выглядела она счастливой.

— Привет, Виктор Алексеевич, — поздоровался Мишка, заметив меня. — Как дела на экспериментальных участках?

— Хорошо, — ответил я. — Растения прижились, развиваются нормально.

— Слышал, чудеса творите! Мертвую землю оживляете! — восхищенно сказал тракторист.

Катька стояла рядом, опустив глаза. Щеки слегка порозовели, но держалась она спокойно.

— Ну, нам пора, — сказала она наконец. — Мишка обещал в кино сводить. Показывают «Любовь и голуби».

— Интересный фильм, — кивнул я. — Хорошего вечера.

Они пошли к зданию клуба, где размещался кинозал. Мишка обнял Катьку за талию, она прижалась к нему. Смотрелись они естественно, гармонично, молодая пара, у которой все впереди.

Я проводил их взглядом, чувствуя странную смесь облегчения и легкой грусти. Облегчения, потому что все разрешилось само собой, без драм и скандалов. Грусти, потому что с Катькой уходила частичка тепла и простой человеческой радости.

После расставания с Катькой я с головой погрузился в работу. Успех с бактериальными настоями окрылил, но впереди стояли новые задачи.

Западный склон за Березовым оврагом оказался более сложным для обработки, чем ожидалось. Там лежали валуны размером с футбольный мяч и больше, наш террасообразователь с ними не справлялся.