Folie a Deux

Ты поела?

Да. Недавно закончила.

Что ела?

Салат из овощей и курицу.

Хорошо. Всё в порядке?

Да. Переживаешь?

Нет. Разве что немного. Я знаю, ты заботливая и будешь замечательной мамой.

Ты поможешь мне ею стать?

Мне тоже потребуется твоя помощь, но вместе у нас несомненно всё получится, Моника. У меня важный звонок, в течение которого я буду думать о тебе. До вечера, хорошо?

Хорошо.

Часы показывают начало четвёртого, обозначая, что в моём распоряжении есть лишь два часа. Или целых два часа? Я становлюсь не то чтобы реально нервной, но то, что можно было бы назвать реальным свиданием, в последний раз происходило со мной ещё в колледже. Хотя Майк испытывал по отношению ко мне гораздо больше симпатии, чем вызывал её в ответ. Чересчур милый, любезный и разговорчивый. Андерсон же совсем другой. Тот… тот самый. А значит, у меня нет ни одной причины беспокоиться о том, как всё пройдёт. О чём мы будем говорить, что обсуждать, и какими будут наши ответы друг другу.

Без семи минут пять в мою дверь раздаётся одиночный звонок. От неожиданности левый локоть задевает тюбик с тушью, и тот падает на дно раковины с катящимся звуком. Я спешно поправляю чулки и смотрю на себя в зеркало прежде, чем выхожу из ванной, направляясь к входной двери.

— Ты потерял ключи?

— Нет, — Райан просто входит внутрь и закрывает её за собой. Выражение глаз пристальное. Изучающее. И обманчиво спокойное. — Но так вроде как положено.

— О чём ты говоришь? — я почти приближаюсь, чтобы прикоснуться, почувствовать его после многих часов одиночества, но меня останавливают руки, протягиваемые вперёд и упирающиеся мне в плечи. А ещё движение головы из стороны в сторону, смысл которого, как и всего прочего, я совершенно не понимаю. Что положено?

— О свидании. Я звоню в твою дверь, ты впускаешь меня и говоришь, что тебе нужна ещё минутка, и просишь подождать, и я остаюсь здесь, но не могу перестать думать о том, что ты делаешь в ванной комнате или спальне.

— Ты серьёзно?

— Скажи это, Моника. Подыграй мне.

— Ты немного рано. Я выйду к тебе через пару минут. Или ты можешь пройти и поговорить со мной, пока я заканчиваю, — я улыбаюсь Райану, отказываясь играть совсем уж по его правилам. Чуть склонив лицо, он качает головой, но я вижу ответную улыбку и то, как он снимает ботинки. Тушь из раковины я достаю и убираю в косметичку, являясь объектом колоссального внимания, заставляющего меня жаждать, чтобы оно никогда не заканчивалось.

— Я подумываю заняться издательским делом и после развода приобрести HarperCollins. Это второе по значимости подразделение медиахолдинга Руперта Мёрдока после газетного ответвления компании.

— Он владеет СМИ?

— И ещё кинокомпанией.

— Сколько ты заплатишь? — не могу не спросить я, хотя и не совсем представляю, что в таких случаях обычно говорят в ответ. Просто данный вопрос кажется самым очевидным и естественным. Как если бы мы оказались в обычном магазине и смотрели на ценники, чтобы определить общую стоимость приобретённых продуктов. Миллиардеры совершают совершенно другие покупки, которые не могут прийти в голову среднестатистическому человеку, но и у них есть определённые расценки.

— Мёрдок просит пятьсот миллионов. Но, возможно, мне удастся сократить сумму до четырёхсот пятидесяти и даже меньше.

— Он ведь уже старый, да?

— Да, ему восемьдесят девять, — кивает Райан, — хотя по-прежнему является официальным владельцем всего, чем обладает, — он замолкает на несколько секунд, делая шаг в мою сторону, и смотрит так, будто не знает, что будет делать без меня, — ты прекрасна, Моника. Готова ехать?

— Ты не хочешь переодеться?

— Нет.

— Тогда да, готова.

В ресторане нас провожают за столик, скрытый от посторонних глаз благодаря портьерам. Зелёные панели на стенах, небольшие картины, неяркий свет лампы на потолке, белая скатерть, бежевые льняные салфетки, фужеры и тарелки со столовыми приборами. Официант задвигает за мной светло-серое кресло, когда я сажусь, и протягивает нам два меню, в ожидании извлекая блокнот с ручкой из кармана фартука.

— Винную карту можете сразу забрать. Нам она не понадобится, — указывает на папку Райан, не раздумывая и над заказом, — принесите спагетти и стейк.

— Отличный выбор, сэр. А вы что будете, мисс?

— Мне, пожалуйста, ваш салат и хрустящий картофель, а на десерт два шоколадных пирожных. Спасибо.

— Два шоколадных пирожных, да?

— Одно из них для тебя, — поясняю я, как только официант уходит исполнять наш заказ. Райан делает глоток воды, за стаканом с которой улыбка более чем очевидна. — Здесь уютно, и не похоже, что тебя кто-то узнал, пока мы шли через ресторан.

— Зачем ты говоришь об этом, Моника? — стакан опускается на стол с довольно громким звуком. Что-то внутри меня кричит… нет, не об опасности, но о непростой ситуации, созданной моими же руками. — Я просто хочу быть с тобой и нашим ребёнком и не собираюсь действительно прятаться. И готов принять риск и заботиться о тебе во всех смыслах тоже, — Райан прикасается к моей левой ладони. Это нежность. Доброта. Твёрдая уверенность. Эмоциональная потребность. И плевать на посторонних, пока мы вместе. Невидимо для него я дотрагиваюсь до живота, под скатертью, но всё равно убеждена, что мужчина знает, где моя правая рука. На время он прерывается из-за вернувшегося с коллегой официанта, пока чуть позже не спрашивает: — Ты ведь позвонишь в своё модельное агентство? Я имею в виду, агенту. Скажешь, что намерена уйти?

— Я не уверена, — качаю головой я, прислоняя было поднесённую ко рту вилку к ободку буквально сверкающей тарелки, — до появления живота есть время, и…

— У тебя ещё есть обязательства? — молниеносно прерывает меня Райан, и его глаза смотрят непонимающе, — ты беспокоишься, что придётся заплатить неустойку и даже не одну? Если всё дело лишь в этом, я сделаю это. Дам тебе столько денег, сколько скажешь, Моника.

— Нет, я не должна ни в чём участвовать. В моём графике нет фотосессий. Просто…

— Просто что? Ты не слышала врача? Сейчас опасный срок, — он обращается ко мне настолько громко, что это заставляет меня взглянуть на него словно с нового ракурса. Тревога… тревога во всём, начиная с выражения глаз и заканчивая тем, как Райан слегка склоняется над столом, отбрасывая тень.

— Это запрет?

— Да, это именно он и есть. С этой минуты я запрещаю тебе работать.

— Но на что я тогда буду жить?

— Это глупый вопрос, Моника. Даже после развода и приобретения издательства оставшихся денег хватит на несколько жизней. У тебя будет всё, — Райан дотягивается до моей левой руки и трепетно сжимает мне пальцы, — я могу оформить издательство на тебя, и ты станешь управлять им.

— Нет, не стану. Я не обладаю соответствующими навыками. И не хочу, чтобы меня знали по имени только потому, что я с тобой. Извини, но мне невыносима сама мысль об этом, — качаю головой я, почти ненавидя себя за эти слова. — Ты замечательный, и твоё предложение много значит, просто я не могу позволить себе руководить кем-то, кто знает однозначно больше моего. Кто учился не один год, и кому будет известно, что я просто пришла на всё готовое и изображаю того, кем не являюсь.

— Моника.

— Нет.

— Тогда чего ты хочешь? Расскажи мне.

Я знаю о невозможности ему отказать. Никогда и, наверное, ни в чём. Может быть, для взрослого человека это странно и безумно, и Райану мои слова и тем более покажутся нелепыми, но…

— Я мечтала о приюте для животных. Когда была маленькой.

— Спасать щенят и котят?

— Да. Знаю, это не приносит денег. Точнее, я знаю это лишь сейчас, но тогда не знала, — несмотря на всё им сказанное, я чувствую лишь смущение и робость. Потому что не смогу возместить данные расходы. Вложения, что никогда не окупятся. Они будет только возрастать с каждым новым пушистым обитателем. Корм, вода, электричество, услуги ветеринара, оплата труда волонтёров, даже если чисто символическая.